Стать человеком
Шрифт:
– Думаешь, меня он тоже ждет?
– Он ждет всех.
– Длинная очередь.
Она засмеялась.
– Пойдем со мной. Сделаешь первый шаг уже этой ночью.
– Надо посоветоваться с товарищем.
– Для него тоже найдется дорога.
– Он будет счастлив. Как тебя зовут?
– Лера.
Костя Ремень был счастлив. Вернее необратимо пьян, но для него это было одно и то же. Его безумные глаза бесцельно бродили по этажу, не находя призовой секунды, чтобы остановиться.
– Ремень, ты как?
– Как-то так, – он сделал пару резких движений
– Пойдем, нас там ждут.
– Подождут! – Костя погрозил им пальцем. – Сволочи! Ботва червивая! Крысы сортирные!
– Но нас, правда, ждут.
– Ладно! – Ремень пьяно рассмеялся. – Пошли, писатель!
Я не разобрал названия на замысловатой вывеске. Узкие ступени, тяжелая дверь, а за ней красноватый полумрак и музыка, навевающая образ Будды, нюхающего фиалки. Лера уверенно шла мимо широких, утопленных в стенах диванов. Сзади Костя бормотал что-то про коньяк и беззубых вампиров.
– Садитесь, – девушка махнула рукой перед огромным диваном, на котором уже сидело человек пять. Видимо, адепты своей беспомощной веры. В другое время их бы за эту беспомощность могли сжечь на костре. Но в этом веке нравы стали куда мягче. Теперь у них есть шанс умереть естественной смертью.
Нам лениво махнула пара рук. Я отдал ответное приветствие и опустился на приторно мягкие подушки. Справа от меня рухнул Ремень, слева изящно приземлилась Лера. Ну что? Началось?
Нет, не началось. Единственным эмоциональным действием следующих двадцати минут оказался беспокойный храп Константина. А так все очень мило, – кальян, чай, какой-то легкий алкоголь. А где же извилистые, убегающие за горизонт дороги? Где надежда на иное место и время? Где Тот, кто вечно ждет меня? Где он, эта потусторонняя придурь? Почему я не вижу его жадных глаз?
– Так, где дорога?
– Моя передо мной, – Лера не удивилась вопросу. – Твоя не дальше моей. Тебе осталось просто сделать шаг.
– Расскажи про свою. Расскажи, куда ты идешь? И объясни почему? И зачем тебе твой кумир?
– Куда? – она беззвучно рассмеялась. – Я не знаю, куда я иду. Не надо считать меня религиозной фанатичкой или сумасшедшей. Я знаю, что никуда не уйду, но разве это повод стоять на месте? Так проще. Проще, когда веришь, что у тебя есть дорога. А на этой дороге тебя вечно ждут. И я буду верить. Всегда буду верить, потому что иначе мне просто расхочется жить.
– Разве в жизни мало прекрасного? Мало красоты?
– Не мало. Конечно, нет. Но слишком для многих эта жизнь идет по другую сторону рассвета. И им остаются только грязь и монотонная тоска то скорбно долгих, то невыносимо коротких дней. Ты же сам сегодня ставил свою жизнь против горстки денег. Ты должен понимать.
– Я понимаю.
Странно было говорить, но я действительно понимал эту женщину. Впервые я так хорошо понимал человека. Наверное, потому, что человек хотел того же, что и я. Человек хотел того же, что и бог. Явное свидетельство моей полной деградации. Я бросил обрывок взгляда на наших соседей.
– Вы все в это верите?
– Не знаю. Вера ведь только
– То есть каждого ждет кто-то другой?
– Конечно.
– А если я вижу только пустоту?
– Значит, твоя вера слаба, – она грустно засмеялась.
– Но ведь дорога все равно остается?
– Лишь пока остается твоя вера. А когда ты перестаешь верить, то она вдруг разворачивается, и ты уже идешь не вперед, а назад. К вялой трясине дней.
– Зато у вас тут, я смотрю, карнавал.
– Здесь ты прав, – та же тоска, никуда ее не спрятать.
– Так каков тот мир, на котором кончится твоя дорога?
– Там проще, – Лера прикрыла глаза. – Там гораздо проще. Там не надо думать о том, как выжить. Там, вообще, не нужно выживать. Только жить. И улыбаться рассвету.
– Классическая утопия.
– Что плохого в классических утопиях?
– Просто всегда ищешь чего-то нового, неповторимого. А потом, оп-па! В твоей такой свежей, такой светлой мечте уже изрядно потоптались. И вся она стала какой-то унылой и потасканной.
– Мне жаль твои мечты.
– А мне нет! К чему жалеть унылые мечты?
– Порой стоит пожалеть каждого.
– Отличная у тебя вера. Сплошные мечты, никакой схоластики.
– Что такое схоластика?
– Это когда ты учишься отличать красное от кислого. Глупость, в общем. Но логически верная глупость.
– В мире, вообще, много глупости, правда?
– Парикмахерские для собак.
– Безалкогольное пиво.
– Крестовые походы.
– Керлинг, – Лера усмехнулась. – Но ведь для кого-то это важно. Иногда для многих.
– Разве это отменяет глупость?
– Просто странно, когда один судит многих. Может, это не они? Может, это он дурак?
– А может, все дураки?
– Это бы закончило многие споры, – девушка рассмеялась. – Но кто захочет быть дураком?
– Я думаю, что это будет очень смелый человек. И очень честный. Тот, кого вряд ли встретишь в этой короткой жизни.
– Только в конце дороги.
– Ну, если только там.
Я закрыл глаза. Тот, кто вечно ждет, изумленно смотрел, как я выбираю свою дорогу. Выбираю долго и придирчиво. Выбираю длину и высоту, твердость и цвет. Вот только конец я не мог выбрать. Не было на ней конца. Слишком далеко, слишком долго идти. У таких долгих дорог конец всегда раньше, чем ожидаешь. Маленький бог в ужасе прикрыл лицо дрожащими ладошками. Я пожалел коллегу. Я открыл глаза.
Стрелки часов подбирались к четырем утра. Самое время для сна. Или для бессонницы. У кого как. Мне стоило взять хоть что-то. Я тяжело поднялся и похлопал по плечу Константина.
– Уже уходишь? – голос Леры был тихий и безразличный.
– По дороге из серых камней…
Я без улыбки кивнул девушке, растолкал Ремня, и мы, поддерживая друг друга, выбрались на влажную, холодную улицу. Костя утомленно осмотрел темные здания и решительно попрощался. Он прожил еще один день и был этим вполне доволен. Ему было плевать – доволен ли остался я.