Стать человеком
Шрифт:
– Вот и узнаю. Эй, командир! – я поймал взгляд местного громилы. – Я участвую!
– Через два боя! – громила оказался невозмутим. – Правила знаешь?
– Никаких правил? – предположил я.
– Никакого железа, никаких отказов, никакой ответственности. В больницу своим ходом. За победу двадцать кусков. Либо сразу дурью. Усвоил.
– Усвоил, командир, – я лучезарно улыбнулся. – Никакой ответственности.
Никакой ответственности! Мечта этого мира! Дайте автомат и скажите, что мне за это ничего не будет! Ох, как же здесь все заждались автоматов. Как же все хотят и не могут. Ведь ни один
Я не волновался. Бог будет драться с человеком. Уже повод для слез. Я не дам себе большего. Минут через двадцать-тридцать меня будет бить незнающий, где завтра проснется, наркоман. А я должен буду бить его в ответ. Возможно, на меня даже кто-то поставит. Темная лошадка. Новая возможность. Или, скорее, случайный неудачник со странно заинтересованным лицом. Давайте! Ставьте последний рубль!
– Если упадешь, закрой голову. Не пытайся уползти. Только больше разозлишь, – в голосе Ремня было изрядное сомнение.
– Поставь на меня, – я достал из кошелька все деньги.
– Уверен? Много все равно не выиграешь.
– Ну, пожалуйста.
– Ну, ты в конец тронулся, писатель, – Костя с неохотой взял деньги.
А через полчаса я стоял напротив паренька лет двадцати. Он смотрел на меня с ненавистью и легкой опаской. Ему приходилось смотреть. За его спиной был Ад, и он не желал оборачиваться.
– Начали!
Мой противник бросился вперед. Сломать, загрызть, растоптать. Он хотел так многого, но только с одним итогом. Его мир сжался до размеров этой жалкой арены. Арены, которая всегда мала для двоих.
Драться я не умел. Да и не любил. Но мне и не нужна была драка. Это было просто необходимым условием. Мне нужен был вот этот обезумевший от гнетущей жизни человек. Его злость, его страдание, его жажда. И его ненависть. Ненависть, которая даст мне пару ответов. Конечно, все это при условии, что я останусь жить.
Навыков рукопашного боя мне хватило бы для схватки с усталой старушкой. Применять их лучше даже не пытаться. Пусть мне их заменит ненависть. Ненависть бессильного бога.
Я зарычал и, наклонив голову, врезался в своего врага. Я бил, кусал, получал удары и укусы. Ненависть на ненависть. В этой схватке у человека не было шансов. Он так мало знал, а значит, так мало ненавидел. Я же ненавидел все, что касалось моего взора и разума. Ручей против океана. Давид против стада Голиафов. И, что характерно, Давид был без пращи.
Я в последний раз ударил его по лицу. Уже без необходимости. Так, pro forma. Вокруг ревела толпа. Ей нравилась кровь – и кровь чужая. А коль скоро эту кровь подарил ей я, то, значит, и мне пока быть в фаворе. Ах, как я рад!
Я поднялся на ноги и с печалью посмотрел внутрь себя. Ну и что? Что ты понял? Что упасть легко? Что на дне не найдешь света? Боюсь, что все это ты давно знал. Но разве охота не только началась? Разве стану я измерять свое дело минутами? Как жаль, что для моего дела нет веков.
– Ну, ты дал, писатель! – Костя Ремень был уже рядом и протягивал мне открытую бутылку пива. – Эту книгу я куплю!
– Деньги? Дурь?
Мне предлагали приз. Хотя подобным тоном скорее
Я взял деньги.
– Как сам? Ничего не сломал? – Костя хлопнул меня по плечу.
– Вроде, нет, – я выпил пива. – Нои толку чуть.
– Двадцать косарей, чем не толк? – Ремень рассмеялся. – Плюс еще десятка за ставку. Прогуляем?
– А что еще делать с тридцатью косарями?
– Не знаешь? И я не знаю! – Косте явно нравился сегодняшний вечер. – Только давай задержимся. Давно здесь не был. Успел соскучиться.
Мы задержались, и я еще долго смотрел на них. На людей, которые били друг друга в надежде прожить следующий день лучше, чем прежний. И на людей, для которых это был повод весело провести время. Их с легкостью можно было поменять местами, и мир бы этого даже не заметил. Какая, в сущности, разница, кто будет рычать, а кто смеяться? Главное, что будет. Главное, что ни на миг не остановится эта изумительная карусель. Не погаснут развеселые малиновые фонарики.
– Я на тебя поставила.
Я оглянулся и увидел пухлогубую блондинку с глубокими хитрыми глазами. Она явно желала развития разговора и, возможно, развития стремительного. Здесь, вообще, любят стремительное развитие. Боятся его, но искренне любят. Любят тот момент, когда шлешь все к крылатым чертям и набрасываешь на разум залатанную вуаль.
– Поздравляю.
– Взаимно.
Я отвернулся и продолжил смотреть бой. Я не хотел эту женщину. Это был уже пойманный зверь. Пойманный и жалкий. Не тот трофей, что был мне нужен. Так что пусть эти губы достанутся кому-то менее достойному. Девушка не уходила, и я обернулся для того, чтобы окончательно обозначить свою позицию. Мой взгляд упал на затейливую татуировку на ее оголенном плече. На ней был изображен какой-то анималистический гротеск. Помесь гиены, цапли и тарантула. И все это в лихой пиратской шляпе.
– Это Тот, кто вечно ждет нас. – Она, конечно, заметила мой взгляд.
– Что-то из мезоамерики?
– Нет, – она улыбнулась. – Это не бог. Это – дорога.
– И куда она ведет?
– А куда бы ты хотел попасть?
– Понятно… – разговор ожидаемо терял смысл.
– Ничего тебе не понятно, – девушка снова улыбнулась и взяла меня за руку. – Он ждет нас именно для этого. Чтобы проводить по выбранной дороге. И выбирает не он, выбираем мы. Он просто подскажет.
– И что он хочет за свою доброту? – За доброту ведь всегда что-то хотят (а иногда даже требуют).
– Он просто займет твое место в начале пути.
– Место каждого?
– Каждого.
– Значит, в итоге останется только он?
– Чтобы снова вечно ждать нас.
– Неужели мы вернемся?
– Кто знает? Ведь только мы выбираем свои дороги.
– Мы говорим о смерти и перерождении?
– Мы говорим, о том, что каждому из нас порой хочется уйти.
Я ошибся. Этого зверя мне еще ловить и ловить. Этот зверь живет в собственном зачарованном лесу, и, чтобы поймать его, придется вооружиться заколдованным мечом и волшебной палочкой. Она хочет уйти, и она создает для этого инструмент. Наивный и изначально непригодный, но здесь важен не результат. Важна цель, важно стремление к цели. Надежда на отречение от социума через рамки и запреты мира.