Стать последней
Шрифт:
И разговор никак не клеился, приходилось делать вид, что не замечаешь затянутых пауз. Платье мое, одолженное фавориткой императора, давно потеряло свой первоначальный вид — теперь я выглядела не воительницей, разряженной в непривычное одеяние, а замухрышкой в цветном мешке. К счастью, мягкие замшевые сапожки хотя бы выполняли свою задачу и еще не успели развалиться.
— Сегодня на привал остановимся раньше, — я вздрогнула — настолько неожиданно прозвучал голос Криита после долгой тишины. — Надо поохотиться.
— Да, надо. Жаль, у нас ничего нет для тетивы, лук бы очень пригодился.
— Ты никогда не любила луки, Даара. Даже арбалеты называла «оружием слабых».
— Говорила… Но для охоты лук удобнее.
— Охота — не самое важное. Вот если на нас нападут, то я бы предпочел, чтобы в твоих руках был привычный двуручный меч.
— И что, мы, несущие мир, начнем убивать местных крестьян, если они на нас нападут?
— Будто мир можно построить на чем-то ином, кроме жертв.
— Сын вождя, ты продолжаешь смотреть только с одной стороны!
— Зато твоя многогранность меня пугает.
— Мы не будем убивать крестьян!
— Конечно, не будем. Тогда они убьют нас, и мы, несущие мир, его просто не донесем.
К сожалению, с этим не поспоришь. Но и злость в его тоне была непривычной, на нее тоже хотелось отвечать злостью. Однако я держалась, прекрасно понимая, что это отголоски его желания плюнуть на все и обнять меня. Хотя бы обнять.
— Предлагаю обходить поселения. Вряд ли в этой части материка много партизанских отрядов — слишком далеко на запад от основных налетов.
— Предлагаю вообще рвануть на север и отправиться вплавь вокруг всего материка.
— Ну вот зачем ты так, Криит?
— Прости, Даара, не могу унять раздражение. На душе неспокойно и срываюсь на тебе.
О причинах его раздражения я не переспросила — и так было очевидно.
Сначала попадались малюсенькие деревушки, их обойти не составляло труда. Даже в такой глуши о нападении бесов уже наверняка знали — мы, со своими лицами, непременно вызвали бы панику. Но на третьи сутки пути натолкнулись на первый крупный город. От него во все стороны уходили дороги, и мы проявляли крайнюю осторожность, стараясь вообще не выходить на открытые пространства. Потом снова леса, но уже куда более редкие. Слух и зрение Даары были отличными, но такими же мог похвастаться любой охотник. И пока мы прислушиваемся к чужим шагам, кто-то в этот же момент может уже прислушиваться к нашим.
Добрые духи были на нашей стороне — побережье приближалось, а нам до сих пор удавалось избежать ненужных встреч. Оттого, что мало общались, и передвигались быстрее. Так даже лучше.
Однако ночами ненужные мысли вползали в голову. Я слышала, что Криит тоже не может подолгу уснуть. А если признаться? Объяснить все, как есть. Вряд ли сын вождя впадет в еще большее безумие, чем пребывает сейчас. Но я решительно не знала, с чего начать. «Твоя Даара давно мертва, зато твоя Тесса… не очень»? Я не успела придумать ничего более разумного, а Криит в четвертую из этих мучительных ночей сам нарушил тишину:
— Думаю, что с братьями говорить бессмысленно. Надо предупредить своих о возможной атаке, а самому плыть к отцу.
— То есть ты согласен с тем, что можно найти компромисс?
— Не знаю точно. Я все думаю и думаю об этом. А если этому народу сообщить причину ненависти родобессков? Может, тогда они сами перережут глотку своему императору?
— Вряд ли сможешь донести эту мысль до каждого. Уточню: то есть ты возможность мира видишь только при условии смерти императора?
— Это даже не обсуждается. Я не уверен, что отец сразу успокоится, но если и есть хоть малейший шанс, то только после гибели императора. И чем мучительнее она будет, тем ближе отец станет к вопросу обсуждения мира. Я так думаю.
— Прости, что не смогла убить его.
— И это на самом деле интересно. Почему, Даара? Если ты могла подобраться к нему так близко. Только не говори, что опасалась за свою жизнь.
— По тем же причинам, что мы уже обсуждали: его место займет кто-то другой, а твоему отцу вряд ли скоро доложат о произошедшем. Нас с тобой бы убили. Если его гибель и может остановить войну, то она должна стать известна каждому.
— Решение проще никак не становится.
— Давай просто поставим себе цель достичь мира. Жить легче, когда есть цель. Хотя бы будет за что умирать.
— После перерождения, Даара, мы снова будем постоянно рядом? Как думаешь?
Неожиданная смена темы. Но Криит лежал на спине и рассматривал звезды. Иногда, когда смотришь на звезды, мысли спотыкаются о них и произвольно меняют курс.
— Не знаю, сын вождя. Разве такое возможно?
— Надо будет спросить у шаманов. Я бы хотел, чтобы мы были рядом. Поражаюсь, что до сих пор никогда этого не осознавал.
— Криит… — я не закончила.
— Что, Даара, ну что?
Сказал нервно — это напряжение, накопленное за несколько дней, начало закипать, словно только ждало повода. Криит сел, потом вскочил на ноги, подошел ко мне и рухнул на землю рядом. Сидел, не касаясь, лишь вглядываясь в лицо:
— Я смотрю на тебя, Даара, как никогда раньше не смотрел. Подожди! — он остановил мое возражение. — Я ведь не прошу ничего, просто говорю… Это так давит внутри, что я сойду с ума, если не скажу это вслух.
— Тогда говори.
— Я вчера ночью всерьез думал о том, что было бы хорошо, если бы меня убили на этой земле. Она чем-то неуловимым прекрасна.
— Ты до такой степени не хочешь возвращаться домой?
Он опустил голову:
— Не хочу. Потому что я оказался не таким сильным, как раньше думал. Или все же тикийская бойня свела меня с ума, а последствия проявляются только сейчас. Разве мы, все, кто оттуда вернулся, можем быть уверенными в твердости своего рассудка?
Я не сдержалась, потянула руку к его лицу, чтобы прикосновением успокоить. Но мое прикосновение было лишним. Он со всего размаха ударил по моей руке, а потом сразу схватил ее и прижал запястьем к губам. Да сколько можно мучиться от условностей? Второй рукой я обхватила его за шею и потянула на себя. Во взгляде мелькнула паника, на грани ужаса, но он вряд ли был способен сопротивляться.
— Даара… Я хочу сделать то, что мы уже не сможем исправить.
— Сделай, сын вождя. Быть может, нас убьют завтра, так какая тогда будет разница? И знай, что я не та Даара, что была прежде.