Стать японцем

Мещеряков Александр Николаевич

Японские крестьяне проживали в достаточно населенных деревнях (в среднем по 400—500 человек), этих деревень насчитывалось в стране 60—70 тысяч. Большинство семей были-нуклеарными, их численность составляла 4—5 человек. Японское крестьянство, составлявшее 85 процентов населения страны, вполне успешно кормило и одевало горожан и дворян-самураев, лишенных земли.

В то время два урожая были уже нормой во многих районах Японского архипелага. Первый составлял рис, второй — сажаемые на его месте после сбора урожая другие культуры (главным образом овощи). Основным видом налога был поземельный, взимавшийся рисом. Он определялся в зависимости от качества ^обрабатываемой земли (по всей стране она была ранжирована по признаку плодородия), погодных условий данного года, местных традиций и составлял около 30—40 процентов от урожая. Оставшаяся часть урожая была достаточной для поддержания жизни, но она, как правило, не оставляла возможностей для расширенного воспроизводства. Единицей налогообложения

считалась деревня, в рамках которой налог разверстывался по пятидверкам. Несмотря на улучшение агротехники (ирригационных сооружений, семенного фонда, удобрений) и повышение урожайности, с начала XVIII в. рисовый налог практически не изменялся, что способствовало некоторому росту жизненного уровня крестьян.

В XVII—XVIII вв. слово «трудолюбие» начинает появляться в источниках, и оно позиционируется в качестве общепризнанной добродетели. В сельскохозяйственных трактатах часты утверждения, что следует вставать пораньше и, таким образом, увеличивать время, отдаваемое труду (в основном ручному). Работы, связанные с трудовой повинностью (строительство и ремонт ирригационных сооружений, дорог, административных зданий, храмов и т. п.), также выполнялись в основном без привлечения тягловой силы. Ввиду того, что земельные участки имели малую площадь (обычно около 1 гектара, хотя бывало и несколько больше), почва обрабатывалась с особым тщанием. Агротехника постоянно улучшалась, крестьяне активно писали сельскохозяйственные сочинения. Помимо землевладельцев, имелись и безземельные арендаторы. Их называли «детьми», а арендодателей — «родителями». Крестьян, которые добились особенно больших хозяйственных успехов, было принято отмечать особыми табличками, которые устанавливались перед их домами. Тем, кто отличился в деле освоения «целины» (освоил горный склон или болото), мог предоставляться статус «госи» (самурая-земледельца). Нищие не считались «божьими людьми», даже буддийские монахи были обязаны трудиться. И только «настоящие» самураи оставались в стороне: им не полагалось брать в руки орудия труда. Предметами, с которыми им надлежало обращаться, были только оружие и писчие принадлежности.

Призывая отказаться от своего «я», ортодоксальный буддизм объявлял тело (как, собственно говоря, и весь «посюсторонний» мир) «иллюзией», однако теперь положение меняется. Крестьянский труд как таковой признается эквивалентом буддийской практики. Дзэнский монах Судзуки Сёсан (1579—1655) писал: «Перепахивая землю и собирая урожай, всем сердцем следует отдаваться возделыванию полей. Как только вы даете себе отдых, страсти и желания нарастают, когда вы трудитесь в поте лица, ваше сердце спокойно. Таким образом, вы занимаетесь буддийской практикой круглый год. Зачем крестьянину стремиться к какой-либо иной буддийской практике?»

Крестьянский сын Ниномия Сонтоку (1787—1856) также обращал внимание на первостепенную важность труда и физической активности тела в деле самосовершенствования: «...Путь Неба и Путь человека совершенно различны, поэтому Небесный принцип вечен и неизменен, а Путь человека приходит в упадок сразу, если хотя бы один день ничего не делать. Поэтому в Пути человека ценится труд и не пользуется уважением бездействие и предоставление вещам идти своим чередом. То, к чему следует стремиться, вступая на Путь человека, есть учение о преодолении себя. Вещь, называемая “я”, означает личные страсти. Если искать сходство, то личные страсти будут соответствовать сорной граве на полях. Преодоление и есть прополка выросшей на полях сорной травы. То, что называется преодолением самого себя, есть работа, состоящая в вырывании и выбрасывании выросшей на полях сорной травы и взращивании риса и зерновых в собственном сердце. Это называется Путем человека»⁵.

активность и труд благоприятны для тела. Безделие и леность сурово осуждались. В то же самое время особенности жизни высших слоев общества были таковы, что их представители редко покидали дом, а значит, редко «отрывались» от пола и упражняли свое тело. Это относится прежде всего к князьям и их ближайшему окружению, дворам сёгуна и императора. Для этих людей идеалом являлось не движение, а неподвижность. Однако праздное времяпрепровождение тоже не было их идеалом. Просто они предпочитали другой вид активности — умственный.

Производительность крестьянских хозяйств была весьма высокой. Ввиду ограниченной территории, которой располагает Япония для эффективного хозяйственного использования (три четверти страны покрывают крутые лесистые горы), японский крестьянин не выращивал, как правило, никакого скота, отдавая все силы растениеводству (исчисленная в калориях продуктивность единицы площади пастбища и обрабатываемого поля не идет ни в какое сравнение)⁸. Поскольку из всех зерновых рис давал самый высокий урожай, крестьянам вменялось в обязанность сосредотачиваться именно на заливном рисосеянии, что требовало постоянных усилий по сооружению и поддержанию в порядке ирригационных сооружений (плотин, водохранилищ, каналов), что заметно понижало зависимость крестьянина от погодных условий (в особенности от частых в Японии летних засух). Занятие заливным рисосеянием имело важнейшее последствие для тела японца: высокую степень оседлости. Трудоемкость производственного процесса (требовал кооперации на низовом уровне), вложенный в течение веков в землю труд (ирригация) создавали ситуацию, когда японское тело и по «естественным» (а не только административным) причинам оказывалось приковано к месту рождения. Власти тоже жестко ограничивали трудовую миграцию, пересечение границ княжества без соответствующего разрешения было делом почти невозможным.

Как уже говорилось, в условиях почти полного отсутствия скота практически все работы выполнялись вручную. Период Токугава отмечен резким сокращением поголовья лошадей — с наступлением мира надобность в боевой коннице отпала, а содержание лошадей для хозяйственных нужд оказывалось неоправданным. Скот употреблялся исключительно в качестве тягловой силы, его поголовье было крайне невелико. Овец в стране не выращивали совсем, шерстяные ткани известны не были. Не будет преувеличением сказать, что главным «домашним животным» японца являлся шелковичный червь — его разведение практиковалось очень широко.

Знатные люди путешествовали в паланкинах, простой люд — пешком. Колесные повозки имели крайне ограниченное распространение только в городах. Они предназначались для перевозки грузов, а в качестве тягловой силы использовались люди. Короткие, порожистые и зачастую пересыхающие летом реки не давали возможности для широкого распространения речных перевозок. В этих условиях основным средством транспортировки тяжелых грузов выступало каботажное судоходство.

Основой японской пищевой диеты были зерновые, бобовые, овощи, морепродукты. Рис считался наиболее престижным продуктом. Он входил в ежедневную диету самураев и зажиточных горожан. Однако для крестьян белый (обрушенный) рис являлся достаточно редким лакомством, сравнимым с пшеничным хлебом для крестьянина русского. Зерновая составляющая диеты японского крестьянина включала в себя также гречиху, ячмень, просо, пшеницу. Основным источником растительного белка являлись бобовые (в особенности соя). Из корнеплодов широко употреблялась редька (дайкон). Ее огромные размеры поражали европейцев, но многие из них отмечали неприятный запах, исходивший от корнеплодов, поскольку в качестве удобрения повсеместно использовались фекалии. Кроме редьки, употреблялось в пищу множество других огородных растений и дикоросов, грибы, орехи, каштаны.

Японцы почти не ели мяса. Ограничения на его употребление было отчасти вызвано буддийским запретом на убийство живого, но основной причиной представляется нерациональность выращивания скота на мясо. Молоко пили в исключительных случаях и только в качестве лекарственного средства, другие молочные продукты (масло, творог и т. п.) известны не были. Некоторое распространение имели куры, однако яйца все равно считались редкостью. На юге страны

под влиянием китайских обыкновений некоторое распространение имела свинина. Употребление в пищу мяса диких животных и птиц не табуировалось, но оно ограничивалось элитой и жителями горных деревень. Рыба, в основном морская (сырая, соленая, сушеная, вареная, жаренная на углях), являлась основным источником получения животного белка, на ее поедание не накладывалось никаких ограничений, но даже самураи не могли позволить себе ее каждый день. Употреблялись в пищу и другие морепродукты: моллюски, китовое мясо, водоросли. Наряду с фекалиями и компостом перегнившая рыба использовалась также в качестве удобрения. Основным напитком был чай, имевший повсеместное распространение во всех социальных группах. Некоторые европейцы даже недальновидно считали, что именно благодаря его бодрящему эффекту японцы способны бороться с сонливостью и хорошо учиться.

Таким образом, пищевая диета японцев была близка к вегетарианской. В связи с этим все они (включая самураев) не отличались ни ростом, ни упитанностью. В качестве телесного идеала представал не обжора вроде Гаргантюа, а худой и умеренный в еде человек. Европейцы единогласно отмечали, что японцы едят очень мало. Ресурсная основа Японии была достаточно бедна, и она расходовалась бережно. Только при соблюдении этого условия страна могла поддерживать такое значительное население.

Сложившийся тип хозяйствования и социального уклада приводил к тому, что случаи массового голода были достаточно редки. Обычно выделяют три крупных голода: в 1733, 1783 и 1837 гг. В первом случае голод был вызван нашествием саранчи, во втором — холодами (в значительной степени неблагоприятные погодные условия были усилены извержением вулкана Асама). Голод 1837 г. и неурожай вызвали заморозки, наводнения, тайфуны. Однако, как теперь считается, основной причиной гибели людей в 1837 г. и был не столько голод, сколько некое неидентифицированное заболевание, носившее характер эпидемии. В любом случае голод носил локальный характер и не вызывал массовых протестных движений. В древности наибольшую угрозу урожаю представляли летние засухи, но в период Токугава в стране уже существовала развитая система ирригационных сооружений, плотин и водохранилищ, которая позволяла смягчать последствия регулярных засух.