Статьи из газеты «Труд»
Шрифт:
№ 96, 29 мая 2008 года
Мешает жить Париж
«Ну что, мой друг, свистишь? Мешает жить Париж?» — эта старая строчка Юрия Кукина становится пугающе актуальной.
Сбылась мечта идиота: Москва сделалась по-настоящему похожа на Париж — сперва в предместьях жгут машины, на следующий день разыгрывается в ресторане драка человек на сто с участием кавказцев и фанатов. Нормальный европейский мегаполис с многочисленными приезжими, а вы чего ждали? Что единственным
Но вот что удивительно: любые происшествия на Западе — выход на поверхность негативных тенденций, очередной симптом загнивания, проявление тайных сил, давно подтачивающих ихнюю государственность. А драки, поджоги или, не дай бог, погромы у нас — абсолютная случайность, никаких корней в обществе не имеющая. Потому что общество здорово. Кондопога произошла из-за криминальных разборок, никакой национальной розни. Машины поджигает маньяк-одиночка, уже составлен фоторобот, скоро десятеро подозреваемых будут взяты и пятеро признаются. Драка в ресторане, как уже сообщил проправительственный ресурс, была конфликтом двух (а не сотни) посетителей, оба кавказской национальности, нехорошо, конечно, но что поделаешь. Бывает.
Справедливости ради надо заметить, что они там у себя тоже изо всех сил минимизируют ужасное: когда был убит Джон Ф. Кеннеди и мир ахнул — не каждый день гибнет от пули первое лицо сверхдержавы, — его быстро представили жертвой убийцы-одиночки, хотя никакой одиночка, даже успевший пожить в СССР и женатый на минчанке, не потянул бы организацию такого убийства. Когда что-то происходит у соседа, это всегда следствие неправильной жизни соседа, его социальных язв и информационной закрытости; но если у нас — это банальная случайность с криминальной подоплекой. Два кавказца подрались почему-то десятком бейсбольных бит, брошенных на месте преступления, — бывает. А что накануне у школы 919 была аналогичная драка — так это, наверное, школьники играли в волейбол и несколько увлеклись. Почему они опять играли бейсбольными битами? Ну, значит, это был бейсбол, лапта, русская национальная игра.
Так что прогноз отсюда следует только один: если в Москве и случится Париж — мы с вами об этом элементарно не узнаем. Всех иномарок не сожгут, все школьники не передерутся, а тех, кого происходящее коснется, быстро уверят, что они сами виноваты. Не надо гулять после десяти и оставлять машину на улице. Берите в квартиру, а не влезает — покупайте гараж. Машины поджигают одиночки, дерутся пьяные посетители кафе, а никаких предпосылок для массовых драк у нас нет и быть не может, потому что все счастливы. О том, что в закрытом обществе агрессия копится и ищет выплеска даже и без причин (а причин у нас достаточно, как во всякой многонациональной столице), никто не вспомнит. Может, голоса немного позлорадствуют, но обычай ночью слушать Би-би-си давно забыт на Руси и вряд ли возродится. Шоу «Звезды в борделе» — другое дело.
№ 101, 5 июня 2008 года
Охрана памятников
В этом мирном словосочетании появляется грозный смысл. В полном соответствии с главными тенденциями постиндустриальной эпохи, в которую мы, как Монголия в социализм, прыгнули сразу через несколько необходимых стадий, война двух армий замещается войной виртуальных, иллюзорных сущностей: брендов, символов, лозунгов.
Захват Украины осуществляется, слава богу, не гаубицами
При открытии памятника гетману были сказаны судьбоносные слова: «Теперь ни у кого не будет сомнений, что это украинский город». А на памятнике русской императрице выбит ее указ об основании Севастополя. Наверное, скоро у памятников будут выставлены пикеты — чтобы никто не осквернил. И акции пророссийских и проукраинских активистов будут происходить соответственно у монумента Екатерине (напротив Дома офицеров) и у подножия Сагайдачного (близ бухты Омега). К Екатерине будут возлагать цветы 12 июня, а к гетману — 24 августа, в День независимости Украины. Я, правда, не знаю, какое отношение Петр Сагайдачный имеет к Севастополю, но война памятников, товарищи, все-таки лучше открытых боевых действий.
Мне кажется, скоро Севастополь будет заставлен памятниками очень плотно — лучше бы, конечно, пустить эти деньги на застройку, на инфраструктуру, с которой там неважно, и на снабжение, но идеология — тоже не фунт изюму. Российская сторона будет лоббировать памятники Нахимову (один уже есть, но это когда было!), Пушкину (он не бывал в Севастополе, но Гурзуф в каких-то ста километрах), Толстому (давно собираются), Жукову (пусть будет, он символ всех наших военных побед), Сталину (ветераны требуют его с прошлого года)… Украинская — Мазепе, Петлюре, Бандере, сколько их там еще есть, героев антирусского сопротивления… Венцом борьбы станет синхронное открытие памятников российскому премьеру и украинской приме, и чтобы оба с косами: она — с волосяной, символизирующей украинскую женственность, а наш — с сельскохозяйственной, символизирующей российскую мужественность. Я не против, честное слово: красивый будет город, сад камней.
А дальше можно эту же практику перенести на все спорные территории: открывать в Абхазии то памятник Руставели, то монумент Лермонтову… В Осетии — то Бараташвили, то Баратынскому… А там и Приднестровье подтянется, и Ирландия, и, страшно сказать, Израиль — чем вечно воевать, лучше в секторе Газа поставить по памятнику Арафату и Жаботинскому… Есть вещи, которые при переходе в плоскость культуры и идеологии значительно облагораживаются. Об одном жалею: на средства, собранные для установки всех этих памятников, жители спорных территорий давно могли бы устроить себе сносную жизнь. Но это все второстепенно — лишь бы не было войны.
№ 110, 19 июня 2008 года
Подвешенные за язык
Кажется, я наконец понял главный принцип русского законотворчества. Впрочем, сформулирован он был задолго до меня в поэме Евг. Евтушенко «Казанский университет»: «Как йодом намазывать ножечки кровати, где стонет больной». То есть намазывать надо больному, но намазывают — кровати.
Тем самым и проблема не решается, и деятельность имитируется. Все надо делать как бы по касательной к существу проблемы, и будет нам счастье.