Статуя сексуальной свободы
Шрифт:
— Я кто? Я-то добропорядочная гражданка, которая хочет вернуть законному владельцу утерянное им имущество! — ответила я, быстро раздражаясь. — Повторяю: сегодня днем я нашла в троллейбусе десятого маршрута бесхозный мобильник, «раскладушку», модель, извините, не запомнила. Да к бесу модель! Там в списке был ваш номер, обозначенный милым именем «Солнышко». Вас так родители окрестили? Нет? Я так и думала. Ну, и кто же та наделенная безграничной фантазией личность, которая называет вас Солнышком?
— А-а-а, я понял, — в трубке послышался тяжкий вздох. Мне показалось,
— Нет, не у меня. Он в милиции!
Обрадовавшись, что разговор сдвинулся с мертвой точки, я вновь сделалась любезна и вкратце пересказала собеседнику приключения блудного мобильника. Мне показалось, что рассказ получился забавным, но тусклое Солнышко моего остроумия не оценило. Уяснив сложившуюся ситуацию, мужчина все так же уныло поблагодарил меня за проявленную гражданскую сознательность и пообещал все уладить. Я не стала выяснять, что под этим подразумевается, решив, что свою роль в истории сыграла, а дальше пусть подруга-растеряша и ее неласковое Солнышко разбираются сами.
Мы подъехали к дому, и я первой забежала в подъезд, опередив бабулю и папулю. Они еще выгружались из машины, а я уже поднималась в лифте на пятый этаж, к Трошкиной. Алка сильно волновалась о состоянии здоровья Раисы Павловны, и мне захотелось порадовать ее хорошей вестью.
— Ага! — возликовала Трошкина, узнав, что ей стало лучше. — Значит, моя карта желаний работает!
Она на несколько секунд задумалась, глядя остановившимся взором на роговую пуговицу моей шубы, а потом подняла глаза к лампочке под потолком и спросила непосредственно у нее:
— Кому бы оторвать голову для мужчины моей мечты?
Это прозвучало весьма кровожадно.
— Трошкина, прекращай собирать любимого из запчастей и неликвидов! — поежившись, попросила я. — А то получишь в супруги монстра Франкенштейна!
Алка вздрогнула, очнулась и перевела взгляд с осветительного прибора на меня. На ее лице отразилось легкое удивление.
— В чем дело? — спросила я. — Почему ты так смотришь? Что со мной не так?
— Ты почему в шубе? — спросила Алка.
— А что, мне голой по улицам ходить? — огрызнулась я.
— Нет, голой уже будет холодно, но для шубы, по-моему, тоже не сезон, — рассудительно сказала подружка.
— Утром срывался снег!
— Ты что? — Трошкина вытаращила глаза. — Ночью было плюс шесть, я смотрела вчерашний прогноз по телевизору!
— Не морочь мне голову, ладно? — устало попросила я, разворачиваясь спиной к Алке и берясь за ручку двери. — Мало ли, что скажут по телевизору!
С этими словами я ушла от подружки, но дома тема сомнительной правдивости телевизионных передач получила продолжение.
Мамуля в прихожей висела на телефоне и на повышенных тонах разговаривала с Максом Смеловским, телевизионным деятелем местного масштаба и другом нашей семьи. Собеседники орали в полный голос, так что я волей-неволей услышала их разговор.
— Макс, я прошу тебя! Я тебя у-мо-ля-ю! — громогласно стенала мамуля, не видя, что я стою у нее за спиной. — Сними с показа сегодняшнюю программу! Что угодно для тебя сделаю! Хочешь, уговорю Дюшу пойти с тобой в кино?
Я громко кашлянула и строго погрозила обернувшейся мамуле пальчиком. Макс Смеловский влюблен в меня с наших общих с ним студенческих лет, для мамули это не секрет, и она ничего не имеет против Макса, даже покровительствует ему. Но торговать собственной дочерью в корыстных интересах — это уже перебор!
Мамуля покраснела, виновато развела руками и чуть не выронила трубку, из которой рокотал красивый дикторский голос Смеловского:
— Да вы что, Варвара Петровна? Сегодняшняя программа пошла в эфир сразу же после записи! Она такая чистенькая получилась, резать ничего не надо было, а у нас в сетке вещания случайно дырка образовалась, вот мы ее этим вашим шоу и заткнули.
— Кошмар! Ужас! Что же теперь будет! — заныла мамуля, свободной от трубки рукой обезображивая свою стильную прическу. — Максик, но ты хоть повтор сразу не ставь, сначала вырежи из записи мою пикировку с Пряниковым! Помнишь, он всячески намекал, что я психопатка, которая пишет свои ужастики с натуры?
— Варварочка Петровна, дорогая, ну, кто же ему поверит? — ласково прожурчал Макс.
— Поверят, Максик! Теперь поверят! — вздохнула мамуля. — Знаешь, что сегодня случилось? Я нашла труп в бассейне!
— В воде?! — ахнул Макс.
— Нет, в раздевалке, в шкафчике! Он сидел там, скрюченный, как жертва компрачикосов, голый, холодный и омерзительно мокрый! — гениальная писательница в нескольких словах мастерски описала картину. — Ты представляешь, как это выглядит?
— Скрюченный и мерзкий… Представляю… — протянул слабеющий дикторский голос, уходя за пределы слышимости.
— Да нет же! — гаркнула мамуля. — Ты не то представляешь! Ты представь, как теперь выгляжу я сама! Теперь все будут думать, что Пряников прав! Обыватели сочтут меня психически больной, а милиция вполне может записать меня в главные подозреваемые!
Тут Смеловский ожил и восторженно взвыл:
— Вау!
— Что — вау?!
— Вау…рвара Петровна, это же просто шикарно! — дикторский голос загромыхал во всю мощь. — Вы у нас теперь будете прямо как Шэрон Стоун в «Основном инстинкте»! Вот это супер! Вот это реклама!
— Реклама, ты думаешь? — услышав волшебное слово, мамуля чудесным образом успокоилась.
Про рекламу мне было ничуть не интересно, эта тема мне смертельно прискучила на работе, поэтому я обошла мамулю и хотела потихонечку нырнуть в свою комнату, но вывернувший из кухни папуля ухватил меня за шубный рукав:
— Дюша! Мы ждали только тебя! Сейчас будем кушать куропатку с улитками.
Он снова умчался в кухню и воодушевленно загремел там посудой.
— Господи, что за день! — я подкатила глаза и по примеру Трошкиной пожаловалась потолочному светильнику: — Дела в упадке, шеф в больнице! Сайра в троллейбусе! Труп в бассейне! Потом дырка в сумке и вечер в милиции, а теперь еще и улитки в тарелке?!