Статуя сексуальной свободы
Шрифт:
— Много толку от такого агента! — фыркнула я. — Нам нужен кто-то поживее! И такой человек у нас есть, вернее, он есть у тебя!
— Неужели? — с сомнением молвила Алка, поозиравшись в поисках кого-нибудь, кто был бы чуток поживее жмурика, внедренного в шкафчик.
В принципе, до приема кофейно-коньячного коктейля этому описанию вполне соответствовала мамуля, но теперь она уже была живее всех живых.
— И кто же это? — спросила Трошкина, не найдя ответа самостоятельно.
— Крошка Ру, кто же еще!
— Ах, Руперт! Действительно, он же
Роберт Руперт по прозвищу Крошка Ру — это один из наших общих приятелей, только с Алкой он знаком гораздо дольше и ближе, чем со мной. Когда-то у них с Трошкиной был роман, но любовь проиграла в неравной борьбе с двумя более сильными страстями Руперта: он фанатичный спортсмен и самозабвенный геймер. А вообще-то Крошка Ру славный парень, симпатяга и добряк.
Подружка нашла в записной книжке адресок и телефоны бывшего бойфренда, и мы стали звонить ему в четыре руки, с двух аппаратов — Алкиного домашнего и Алкиного же мобильного. Но не преуспели. По мобильнику телефонная девушка неустанно уведомляла нас, что абонент безвременно недоступен, а домашний аппарат Руперта невежливо отбивался от нас короткими гудками.
— Едем к нему! — потеряв терпение, сказала Трошкина и первой побежала в прихожую обуваться.
— Девочки, я, наверное, не смогу отправиться с вами! — сокрушенно сказала мамуля. — Боюсь, после всех этих разговоров про интимные свидания в общественных местах Боря наложит вето на мои ночные прогулки без его участия.
— Профинансируй нам такси — и можешь идти успокаивать своего Отелло! — сказала я.
На том и порешили. Мамуля щедро оделила нас деньгами и советами, причем деньги я взяла, а советы пропустила мимо ушей. У нас с Трошкиной, в отличие от недоделанного плакатного Бандераса, свои головы на плечах имеются!
В такси мы помалкивали — из соображений безопасности дорожного движения, чтобы не нервировать водителя разговорами об убийстве. Валентине Викторовне, матушке Руперта, по соображениям гуманизма тоже не стали рассказывать, с чем пожаловали. Она, впрочем, ни о чем нас и не спросила, только обрадовалась:
— Девочки, милые! Как хорошо, что вы пришли! Бобик чем-то сильно расстроен.
— У вас есть песик? — я огляделась в поисках четвероногого друга с распространенным собачьим именем.
— Нет, у них только канарейка! — громко сказала Трошкина.
Потом ткнула меня локтем в бок и жарко прошептала в ухо:
— И Бобиком зовут не ее, а Руперта!
Только тут до меня дошло, что сыновнее имя «Роберт» любящая мама сократила на западный манер в «Боба», а далее переделала уже чисто по— нашему, в «Бобика». Я слегка смутилась. Кому-кому, а мне-то известно, каково живется человеку с небанальным именем! Трошкина, заглаживая мой промах, защебетала под стать хозяйской канарейке, добродушная Валентина Викторовна обижаться на меня не стала и провела нас с Алкой в комнату сына.
Крошка Ру сидел в кресле у журнального столика и гипнотизировал взглядом монитор компьютера, который с энтузиазмом
— Ты с горя пьешь или с радости? — поинтересовалась Алка, безропотно принимая рюмку.
— С горя, конечно! Какие у меня радости? — ответил рослый, как гренадер Петра Великого, и румяный, как матрешка, Руперт. — Дохлый комп второй час новую игрушку качает.
— Вот, кстати, о дохлых! — я безотлагательно взяла быка за рога. — Ты в курсе, что сегодня стряслось в твоем любимом бассейне?
— Он больше не мой любимый! — решительно запротестовал Руперт. — Отныне я буду плавать в другом месте. Бассейн, в котором нормальный парень рискует нарваться на педика, не заслуживает моей любви и верности!
— К черту педиков! — грубо сказала я, торопясь вернуться к интересующей нас теме шкафчиков с не типичными для этих мебельных конструкций вложениями.
Руперт одобрительно булькнул коньяком и озвучил еще пару адресов, по которым он хотел бы наладить массовую отправку представителей секс-меньшинств. Причем некоторым из них такая экскурсия вполне могла понравиться.
— Ру, сегодня в бассейне произошло убийство! — веско сказала Трошкина.
Руперт с надеждой спросил, кого убили, выяснил, что не педика, и сразу же потерял всякий интерес к трагедии. Алка беспомощно посмотрела на меня и развела руками. Я жестом успокоила ее и деловито спросила Крошку Ру:
— Этот твой педик, какой он был?
Из-за некорректной формулировки вопроса мы еще с полминуты вынуждены были слушать уверения Руперта в том, что педик был вовсе не его, он к этому педику никакого отношения не имел, не имеет и иметь не собирается. Пришлось сказать, что мы с Алкой нисколько не сомневаемся в природной мужественности и гетеросексуальности самого Руперта, после чего он наконец ответил на мой вопрос:
— Ну, какие бывают педики? Противные. С безволосой грудью и чисто выбритыми руками и ногами.
— Может, человек просто тотально облысел? — вступилась за незнакомого педика добрячка Трошкина.
— Ага, облысел! — фыркнул Крошка Ру. — Совершенно точно, он с ног до головы побрился, я вам говорю! Но чуток не доглядел и оставил клок волос на заднице. Если бы не этот контраст, я бы и не заметил, что у него ноги гладкие, как у бабы.
— А чего это ты на мужскую задницу загляделся? — съехидничала Трошкина.
Руперт покраснел.
— Я не на задницу, я сначала на плавки смотрел! Плавки у парня были какие-то не мужские, слишком узкие, хотя в плавках явно кое-что было… Одно слово — педик! Тьфу! — Руперт плюнул на ковер коньяком и сердито отвернулся.