Ставка больше, чем мир
Шрифт:
– Хорошо, тогда ставлю вопрос в лоб, – рассмеялся Дурново. – Меня очень интересует этот ваш новый офицер. Многое из предложенного этим талантливым самородком, о чем мне говорил государь, я хочу внедрить в нашей полицейской работе. Причем как можно скорее. Обещаю: переманивать не буду.
– Курите, курите, Сергей Васильевич. Я сам – ни-ни, совершенно не прельщает, но к любителям подымить отношусь вполне снисходительно… Значит, вы хотите узнать мое мнение о недавнем «германском набеге» на Питер? – Дурново вздохнул, задумчиво глядя вдаль. Туда, где на иссиня-стальной глади почти очистившегося ото льда Финского залива, у самого горизонта, белели паруса какого-то одинокого кораблика. – Ну, что же. Извольте-с. Я полагаю, что вопреки множеству «фи да фе» и истеричным страхам, что сегодня муссируются в некоторых наших либеральных газетках и салонных сплетнях, событие это для нас сравнимо по своей значимости только с выигрышем в минувшей войне.
Вильгельм II готов на всё ради союза с нами. И, слава богу,
Сами посудите: что нам с Германией делить? Или же с немцами австрийскими? Нам мало поляков? Нам нужны подлецы-униаты Галичины, славяне по крови, но давно уже потерянные нами по душе? Нам нужно, чтобы этот беспокойный элемент, многократно усилившись числом, начал мутить мазеповщиной голову тугодума-малоросса? Или вы думаете, что германец так и жаждет оттяпать у нас земли с белоруссами и малороссами, получив у себя на восточной окраине постоянно действующий гнойник, упрямо тяготеющий к России? И положив за это в войне с нею сотни тысяч, если не миллионы собственно германцев? Привисленский край и Остзейские губернии, очевидно, тоже не стоят таких жертв. И последние – в особенности, так как приближение немецких границ к российской столице автоматически создает источник напряжения в отношениях между нашими двумя странами. Политически – это очень рискованный шаг.
Зачем нам с вами считать немцев глупцами? Они прекрасно понимают, что за свои промышленные фабрикаты, обладающие наивысочайшим качеством и весьма умеренной, а от того привлекательной ценой, всегда получат от России пшеницу по устраивающей их расценке и в достаточном количестве. Объективно, интересы юнкерства будут все меньше влиять на Weltpolitik рейха, как мировой промышленной державы. Это неизбежно. А она, эта самая бюловская мировая политика, уже вошла в неизбежное антагонистическое противоречие с великобританскими интересами. Но никак не с российскими! Я уж молчу о том, как много немцев живет у нас. Они честно и прилежно трудятся на общероссийское благо, входят в число наших самых уважаемых дворянских фамилий. А сколько, на их фоне, «русских» англичан или французов? Немец охотно и легко едет в Россию. Настолько легко, – Дурново многозначительно поднял вверх указательный палец, – что даже… слишком легко! Лично я полагаю, что нам необходимо этот процесс тактично ограничивать. Надо направлять немцев-переселенцев не в Белую или Малую Русь, не в Остзейский край или на Волгу, а за Урал. К Байкалу. В Маньчжурию и на Дальний Восток. Сейчас нам требуется ускоренное промышленное развитие этих земель. А значит, неизбежно удвоение Сибирской дороги, стройка новых заводов в городах по ней. Вот где немцы и их деньги – как раз к нашему двору!
В отличие от англичан или французов, немцы-капиталисты большей частью, вместе со своими капиталами, сами часто переезжают в Россию. Этим их свойством во многом объясняется многочисленность у нас немецких заводчиков и фабрикантов, по сравнению с англичанами и французами. Те сидят себе за границей, до копейки выбирая из России вырабатываемые на их предприятиях барыши. Что бы ни говорили, но немцы, в отличие от других иностранцев, скоро осваиваются у нас, быстро русеют. Кто не видал французов и англичан, чуть не всю жизнь проживших в России и, однако, ни слова по-русски не говорящих? Напротив того, много ли видано немцев, которые хотя бы с акцентом, пусть ломаным языком, но все же не объяснялись бы по-русски? Мало того! Кто из нас не видал чисто русских людей, православных, всей душой преданных государственным началам России и, однако же, только лишь в первом или во втором поколении происходящих от немецких выходцев? А вот сие по вашей части персонально, Сергей Васильевич. Сейчас многие у нас судачат про немецкое шпионство. Говорят, что, мол, чуть не каждый прижившийся или временно приехавший в Россию немец – шпион, и все такое. Что же, пожалуй, с учетом немецкой организованности в ферейны, логика в таких рассуждениях есть.
Но, во-первых, что в первую голову даст им шпионаж в дружественной державе? Безусловно, это скорейшее выявление тех мест, где немецкая предприимчивость может быстро приложить к делу и росту немецкий же капитал. Так это и в наших же интересах! А во-вторых, так ли уж много нам от немцев придется скрывать при такой политической конъюнктуре? Вряд ли. А уж то, что действительно нужно спрятать, нужно прятать за семь замков. И в этом сто раз прав ваш Василий Балк. Я его меморандум о гостайне прочел весьма внимательно. И почти со всеми его идеями полностью солидарен. Далее. Я уже затронул этот вопрос, но еще раз сделаю акцент на отношениях Англии и Германии, поскольку, в моем понимании, именно вокруг них в данный момент крутится вся кухня мировой политики. Соперничество этих двух держав неминуемо должно их привести к вооруженной борьбе. Причем исход ее, судя по всему, станет смертоносным для побежденной империи. Слишком уж несовместимы их интересы. Одновременное великодержавное существование их рано или поздно окажется невозможным. С одной стороны, островное государство, мировое значение которого зиждется на владычестве над морями, мировой торговле и бесчисленных колониях. С другой стороны – мощная континентальная держава, ограниченная территория которой недостаточна для возросшего населения. Поэтому она прямо и открыто заявила, что будущее ее на морях, в колониях. Она со сказочной быстротой развила огромную мировую торговлю, построила для ее охраны грозный военный флот и знаменитой маркой «Made in Germany» создала смертельную опасность промышленно-экономическому благосостоянию соперницы. Естественно, Англия не сдастся без боя, и между нею и Германией неизбежна борьба не на жизнь, а на смерть. Но их схватка ни в коем случае не сведется к единоборству. Слишком не равны силы и недостаточно уязвимы они друг для друга. Германия способна вызвать восстание в Индии, в Южной Америке и, в особенности опасное для англичан, восстание в Ирландии. Может парализовать путем крейсерской войны и даже каперства британскую морскую торговлю, тем создав для метрополии крупные продовольственные затруднения. Но, при всей смелости германских военачальников, едва ли они дерзнут на высадку в Англии до того момента, пока на морях господствуют вражеские эскадры. Что же касается Англии, то для нее Германия совершенно неуязвима. Все, что для нее доступно: захватить германские колонии, прекратить германскую морскую торговлю, в самом благоприятном случае – разгромить германский флот. Но и только. Этим лишь вынудить противника к миру нельзя. Во всяком случае, в свете дружбы Вильгельма с султаном немецкий поход в Индию не выглядит полной утопией.
Несомненно, поэтому, что Англия постарается прибегнуть к ее излюбленному, не раз уже с успехом испытанному средству. Она решится на вооруженное выступление против Германии не иначе, как обеспечив участие в столкновении на своей стороне сильных континентальных держав. А так как Берлин, несомненно, не окажется изолированным, то будущая англо-германская война превратится в схватку между двумя коалициями стран, придерживающимися одна прогерманской, другая проанглийской ориентации. И если во второй окажутся Россия и Франция, тогда у британцев появляется мощный рычаг против немцев – морская блокада, с прицелом на голодную удавку.
– Это сработает, только если война будет длиться несколько лет.
– Конечно. Но при таком раскладе сил, противоестественном раскладе, думаю, что европейская война не будет ни быстротечной, ни малокровной. Как бы ни мечтали об этом горячие генеральские головы. Будет бойня на выносливость и истощение ресурсов. В данном вопросе я вполне согласен с покойным Блиохом… Как известно, с первых дней Русско-японской войны Англия и Америка соблюдали благожелательный нейтралитет по отношению к Японии, между тем как мы пользовались аналогичным со стороны Франции и Германии. Казалось бы, здесь и есть зародыш самой естественной для нас комбинации, которая к тому же практически гарантирует Европе мир, хотя и в ущерб британским интересам. Но, увы, парижская дипломатия определенно стала на путь сближения с англичанами. И договор Сердечного Согласия, подписанный Лондоном и Парижем год назад, – «первая ласточка». Я думаю, если нам удастся устоять перед англо-французскими соблазнами, среди союзников англичан могут оказаться и Италия, и даже Австро-Венгрия, как бы фантастично это ни выглядело, на первый взгляд. Скорее всего, и Североамериканские Штаты станут на британскую сторону. И дело тут не столько в «английскости» их корней и взаимозависимости капиталов. Во-первых, жестокая германская промышленная конкуренция сказывается на успешности их внешней торговли год от года сильнее. А во-вторых, в Вашингтоне рассчитывают на то, что со временем именно их держава «обречена» сменить Британию на троне мирового лидера. И воцарения на нем Германской империи они постараются не допустить ни в коем случае.
– Вы полагаете, что у Америки столь далеко идущие планы?
– Янки никогда не страдали скромностью.
– И чем, как вы считаете, может обернуться для России немецкое поражение?
– Англии выгодно убить морскую торговлю и промышленность Германии, обратив ее в бедную и, по возможности, земледельческую страну. А нам выгодно, чтобы Германия развила морскую торговлю и обслуживаемую ею индустрию для снабжения отдаленных рынков, но в то же время открыла свой внутренний рынок произведениям российского сельского хозяйства для снабжения многочисленного своего рабочего населения. По мере роста германских колоний и тесно связанного с тем развития германской промышленности и морской торговли немецкая колонистская волна пойдет на убыль, и недалек тот день, когда Drang nach Osten отойдет в область исторических воспоминаний.
Но высказываться за предпочтительность германской ориентации – не значит стоять за вассальную зависимость от рейха, и, поддерживая дружественную, добрососедскую с ним связь, мы не должны приносить в жертву наших государственных интересов. Что же касается немецкого засилья в области нашей экономической жизни, то едва ли это явление вызывает те нарекания, которые обычно против него раздаются. Россия слишком бедна и капиталами, и промышленной предприимчивостью, чтобы обойтись без широкого притока иностранных капиталов. И известная зависимость от того или другого иностранного капитала неизбежна для России до тех пор, пока предприимчивость и материальные средства собственного населения не разовьются так, что это даст нам возможность отказаться от услуг иностранных предпринимателей и их денег. Но пока мы в них нуждаемся, немецкий капитал выгоднее для нас, чем всякий другой. Почему?