Ставка на невинность
Шрифт:
Герман протягивает мне стакан, и у него вид змея-искусителя, впаривающего Еве яблоко греха.
Наши пальцы соприкасаются, и меня прошивает электрической молнией от пальцев вниз, туда, где все сладко сжимается. Его руки такие горячие, они манят проверить температуру всего тела Бергмана. Так ли он горяч?
Сердце заходится в волнительном стуке, шумит в ушах и пересыхает во рту.
Почему-то это легкое прикосновение намного более интимно, чем то, когда я подержалась за член.
Мгновение, и насмешка в серых глазах, тая, уступает
Ох… Жарко.
Дрогнувшей рукой, я подношу стакан ко рту и жадно пью. Герман скользит взглядом от моих губ по горлу, ключицам и ныряет в скромный треугольный вырез джемпера, где виден лишь намёк на ложбинку.
Словно рукой погладил. Будто откликаясь, у меня напрягаются соски. Даже не буду опускать глаза, чтобы проверить, выщелкнулись ли они на обозрение Бергмана, хотя очень хочется посмотреть на провокационное полотенце. Там должно быть отчётливо видно, как Герман отнёсся к результатам осмотра.
С влажных волос Бергмана срывается очередная капля, разрывая наш затянувшийся зрительный контакт, похожий на прелюдию.
Первым стряхнув с себя этот морок, Герман прищуривается на меня:
– Пора углубиться в наш договор.
Да что ж ты делаешь, подлец?
– Прежде, чем углубляться, – нарочито бодро говорю я, – тебе стоит принять подобающий вид. На тебе слишком мало одежды.
– Или на тебе слишком много, это как посмотреть. Все ведь зависит от сферы, в которой лежат наши интересы… – многозначительно произносит он, отпивая из крошечной чашечки для эспрессо, смотрящейся в лапище Бергмана почти нелепой.
Я вижу, что он меня подкалывает, намеренно провоцирует. Но вот на что?
– А прикрываться ты будешь договором? – допытываюсь я.
У Германа на роже написано, что прикрываться он не привык.
А мне что делать, если даже от вида тёмных волосков на его запястьях меня потряхивает?
– Иди в комнату, – усмехается он. – Я сейчас догоню.
И это «догоню» настолько многообещающее, что я позорно дезертирую без всяких возражений.
Плутать не приходится. Бергман таки имеет студию.
Скотски огромная жилая комната превосходит размером всю мою квартирку. Буржуй. Ну посмотрим, как живут миллионеры, раз меня не пустили в квартиру на Ленинской.
Так-так-так. Что тут у нас?
Нет, блин, ну а я что говорила? Обстановка самая что ни на есть «деловая».
Траходром на восемь полос по числу посадочных мест занимает центральное место. В прямом смысле слова. Заправленный бархатистым черным покрывалом монстр мебельной промышленности установлен посередине комнаты. Несколько подушек в тон разной формы разбросаны по нему в художественном беспорядке, но по кровати не похоже, что Бергман принимал душ сразу после активного отдыха. Подушки, разумеется, для красоты, а не чтобы подкладывать под… гхм…
Что тут еще? Минибар, большое кресло, за той панелью, похоже,
Мои мозги, вывихнутые сегодня напрочь в неправильную сторону, подкидывают мне картинки, как я, сидя верхом на обнаженном теле, оставляю дорожку из капель масла на мускулистой спине… или как широкие ладони проводят вдоль моего позвоночника от самой шеи вниз к талии и завершают все дружеским крепким пожатием ягодиц.
Блядь!
Надо отвлечься.
Так, а в тумбочке у нас что?
Но сунуть туда нос мне не даёт возможности возвращение Бергмана.
И если я надеялась, что он приоденется, то все зря, Герман по-прежнему в полотенце, но с договором. Правда, сейчас я уже вижу, что что на тёмном покрывале лежат какие-то штаны. Это вселяет в меня надежду.
Мимо меня, обдавая горьковатым запахом геля для душа, Бергман проходит к кровати и, бросив договор на постель, тянется к тумбе.
Полотенце, не удерживаемое более никакими обстоятельствами, падает к ногам Германа.
А этот мерзавец, стоя ко мне спиной абсолютно обнаженным, не торопясь, надевает… часы!
Я пожираю глазами упругие ягодицы с ямочками, узкую талию, не в силах отвести взгляда.
И меня чуть не застукивают на горячем.
Бергман разворачивается за брюками и оказывается ко мне… гхм… лицом.
Я мгновенно задираю голову вверх, делая вид, что ни хрена не рассматривала его задницу. И охреневаю.
Потолок зеркальный.
Весь.
Бергман надевает спортивные мягкие штаны прямо на голый зад, и, как на грех, он не выглядит приличнее ни на йоту.
Пошуршав бумажками, Герман усаживается на постель и хлопает по покрывалу рядом с собой.
– Левина, пришла пора отвечать за свои косяки.
Глава 24. Приговор и вердикт
Приглашение Бергмана из тех, перед которыми сложно устоять. И будь у нас другие обстоятельства, я бы, пожалуй, косячила и косячила, а потом самозабвенно расплачивалась.
Однако, что-то мне подсказывает, что я выдаю желаемое за действительное.
И таки я буду получать сейчас реальный втык за безалаберное отношение к юридическим документам. А в них, определенно, что-то зарыто, до чего я не докопалась.
Правда, и сейчас сосредоточиться мне будет крайне нелегко.
Одетый в штаны Бергман выглядит так же развратно, как и без них. Кто-нибудь может мне объяснить, с каких это пор спортивки – это секси?
Или это я настолько оголодала?
И почему я все время помню, что под штанами у него нет белья. Достаточно просто приспустить резинку и…
– Левина, я долго буду ждать?
– На кровати неудобно, я сяду в кресло, – иду я на компромисс.
Угу, если компромиссом можно назвать жалкие попытки сохранить лицо.