Ставка на невинность

Кей Саша

Гера смотрит на меня так, будто я развела бордель в стенах монастыря.

– Яна… – бывший гаденыш пытается ухватить меня за руку, которую я брезгливо отдергиваю. – Нам надо поговорить. Наедине…

От такого нахальства брови Бергмана ползут вверх.

– Можете не обращать на меня внимания. Я прикинусь, что ничего не слушаю, – язвит он, хрустя костяшками пальцев.

А вид у него, и без

того злого, вполне бандитский, но датому Димасику невдомёк, что он нарывается, и надо сваливать.

– Сейчас Яна меня впустит, и вам не придется прикидываться, Герман, – заплетающимся языком выдает этот дебил.

Я чуть ключи из рук не роняю, от такой простоты.

Он бы еще моему мужу залепил подобное.

Сузившиеся глаза Бергмана говорят, что прямо сейчас он сдерживается, чтобы не тюкнуть Лосева по макушке с высоты роста кулаком.

И хотя я бы с удовольствием посмотрела, как Диме насуют в панамку, все-таки радуюсь, что Герман уже достаточно взрослый, чтобы не поддаваться на такой детский подъеб.

Вместо драки Бергман меняет объект и способ рукоприкладства.

Приобняв меня за талию, отчего я снова чуть не роняю ключи, он отвечает в своем неповторимом духе:

– Вы на кухне посидите, пока мы сексом занимаемся? Это может затянуться…

И накрыв мои дрожащие пальцы теплой ладонью, Герман помогает мне наконец вставить ключ в замочную скважину и открыть замок.

Не успеваю я возмутиться, как мне затыкают рот поцелуем. Я автоматически отвечаю уже знакомым губам и, охренев от собственной реакции, пропускаю момент, когда Бергман внедряется в квартиру вместе со мной.

Хлопнувшая дверь отрезает нас от начавшего было возмущаться Лосева, Герман не останавливается.

Поцелуй прекращается, только когда я, очухавшись, упарюсь ладонями в грудь Бергмана.

– Ты что творишь?

– Заткнись, Левина, – рявкает он. – Мне нужно убедиться, что ты мне по-прежнему не нравишься.

Я бестолково хлопаю глазами, пытаясь переварить аргумент, а Бергман пользуясь секундным затишьем, повторяет свой трюк.

Еще два раза!

И в конце концов, когда он прекращает «анализировать», у меня перед глазами цветные круги, а у Германа кислая рожа. Он явно недоволен результатами исследований.

Мне показалось, что перед тем, как развернуться и уйти, Бергман поправил член в джинсах.

– Так к чему пришли-то ваши переговоры?

– Мы договорились, что не будем встречаться без лишней необходимости.

Глава 27.

А меня предупреждали...

И договоренность мы свято соблюдаем аж до пятницы.

Все наше общение сводится к переписке по поводу злосчастного пункта в договоре.

Как я и подозревала, Бергман разными способами завуалировано оставляет себе султанские права, а мне шиш с маслом.

Ей-богу смешно.

С этим договором мы вряд ли попремся в суд, если кто-то из нас оскандалится. Но Бергман настойчиво требует от меня монашеского поведения.

Герман бесит меня до белого каления дубовой непрошибаемостью.

Внутренне я уже решила, что, если на моей улице перевернется грузовик с мужиками, я теряться не стану. Да вот хоть коллега, весь корпоратив стремившийся полапать мои коленки, сгодится, если опять полезет. Так-то Антон Дмитриевич ничего, и в разводе к тому же.

Только вот пара влажных снов, случившихся со мной на этой неделе, были совсем не про него.

А про гадкого, мерзкого, похотливого Бергмана!

И это бесит еще сильнее!

Вот я и упираюсь принципиально в этот пункт, будто в самом деле он мешает мне согрешить где-нибудь на стороне.

А в четверг вечером мне звонит Эля с телефона Геры.

Я, приготовившая пару гадостей на такой случай, жестоко обламываюсь.

– Привет! Есть пару минут? – спрашивает она.

На заднем фоне бубнит Бергман:

– Вы меня зае… задрали вы меня! Какой нахер фотосэт?

– Ну, пара минут есть, – настороженно отвечаю я, мрачно разглядывая мыски сапог на шпилярах.

Я только заползла домой и никуда ни при каких обстоятельствах не попрусь. У меня болят ноги, задница и поясница. А все потому, что вчера мне показалось, что я видела Германа на улице возле клиники, и сегодня я выпендрилась, как на парад.

Зачем я это сделала, внятно объяснить не смогу, но, думаю, любая женщина меня поймет.

– Завтрашний вечер ничем не занимай. Если были планы отменяй, – велит это рыжее чудовище. И нотки в голосе знакомые такие. Повелительные. Явно дядя приложил руку к воспитанию. Даром, что подкидышем зовет.

– Зачем это? – напрягаюсь я еще больше, подозревая, что не просто так там Бергман воет на болотах.

– Ба решила отправить семейные фотографии родственникам в Израиль, но вышел конфуз. Семейные фотки, где бы фигурировали все нужные морды, отсутствуют. Ни в профиль, ни в анфас нету. Так что меня припрягли всех отснять в красивых разнообразных позах.

– Ну а я для чего? Зонтик подержать? – все равно не въезжаю я, но чую подставу. С чего бы это Розе Моисеевне прям задымилось осчастливить израильских родственников? Они много лет, судя по всему, обходились без светлых ликов дальней родни.

– Нет, – ржет Эля. – Тебя тоже представят родичам. Наравне с моим Олегом. «И гнусного совратителя приведи», – сказала ба. У него, кстати, реакция типа твоей была на новость. Правда, потом он гадко улыбнулся, и я думаю, он что-то замыслил.

– Погоди, я не гнусный совратитель. Олегу положено, пусть он и отдувается. Я-то тут с какого бока?