Ставка на невинность
Шрифт:
Крякнув от неприятных ощущений в ушибленной заднице, я принимаю неблагородную позу страуса и пытаюсь разглядеть беглеца.
Ни хрена не вижу. Зато чувствую холодок сквозняка из открывшейся входной двери.
– А тут ничего так, миленько! Красиво даже!
Ну разумеется! Когда ж еще прийти Бергману, как не когда я стою раком!
В целом, в мешковатой бледно-зеленой робе, шапочке и маске на всю мордень я должна выглядеть ничуть не хуже своего вчерашнего маскарада. Может, он меня даже не узнает.
Выпрямляюсь и опять ловлю
– Мне нужно оставить для Левиной, – он кладет перчатки на стойку, все еще пялясь туда, где недавно натягивалась ткань. Кобель.
Я уже хочу вернуться в кабинет, как меня сдает дурная Таня.
– Так вот же, Яна Михайловна, – она выныривает из-под стола и тычет в меня пальцем.
И в кого она у нас такая тупенькая?
Лицо Германа меняется. Он прищуривается на меня, словно подозревает, будто в позе "зю" я стояла с момента его звонка и в ожидании его появления. Так сказать, чтобы красануться по полной.
Но он не успевает ничего сказать, потому что Артемьеву надоедает сидеть с капой, и он стучит по подлокотнику и издает дикое мычание.
Метнувшись к нему, я вытаскиваю штуковину, а он строит мне рожу и стискивает в объятьях.
– Это что такое? – заглядывает наглая Бергманская рожа в кабинет, куда его не приглашали.
Демидов и отвечает:
– Янка не любит, когда я слишком рано достаю изо рта. Потом много приходится сплевывать.
Занавес.
Глава 5. На грани разоблачения
– И чего ты ржешь, как молодая кобылица?
– Плакать мне, что ли? – гогочет в трубку Алка. – Вот скажи, зачем ты продолжаешь этот спектакль? Уже же можно прекратить…
– Не знаю, – признаюсь я. – Бесит меня Герман. Он ведется на эту хрень, и меня надирает продолжать.
– Не думаешь, что, когда до него дойдет, что ты его стебешь, он ответит тебе симметрично?
– Ну он уже взрослый мужик…
– Ага, а ведет себя как второклассник, только что за косички не дергает, – хихикает стервоза, по ошибке являющаяся моей лучшей подругой.
– Сдается мне, портфелем по голове он меня треснуть не прочь, – вынуждена признать я.
– Ну и чего? Артемьев сразил Геру на повал?
– Устоял родимый, но я думала, он спалит меня своим взглядом до угольков. Тоже мне, полиция нравов! Я у мамки спросила, как так вышло, что она мне такого подсунула. Прикинь, она честно ответила, что ее как женщину бесит, что Гера с молоденькими крутит и наслаждается холостяковской жизнью.
– К тебе она пристает по этой же причине? Ей не нравится, что ты жизни радуешься без чужих носков и крошек на диване?
– Внуков хочет, – вздыхаю я тяжело. – Мама так-то согласна и на внебрачных, но она ж не знает, что я в активном поиске пятидесяти процентов генофонда…
– Точнее, она не знает, что ты предпочитаешь активные тренировки, – язвит подруженька.
–
– Ты это, не увиливай. Чего Гера-то? Неужто не нашел, что сказать?
– Нашел. Как не найти? – вспоминаю я. – Ой, ты не представляешь, что я ему ляпнула…
– Зачем же сплевывать, – язвит Герман, рассчитывая меня смутить. – Надо глотать, когда он достает!
Но мы, из Меда, как бы не стеснительные. И я выдаю очередную ахинею раньше, чем успеваю подумать:
– Мне нельзя. Я – веган.
Повисает драматическая пауза. Германа надо просто видеть.
Ети тебя некуда! Как удержать лицо?
Артемьев, например, с этой задачей не справляется.
Он, поперхнувшись, сползает по креслу, содрогаясь от хохота. Воистину, я – его достойная ученица.
В трубке слышно, как что-то с грохотом падает. Не исключено, что сама Алка. Минуту я слушаю нечленораздельные звуки, прежде чем Медведева берет себя в руки.
– Ма-а-ать… – всхлипывает она. – Тебе можно. Если ни одно животное в процессе не пострадало, я разрешаю-у-у…
– Спасибо тебе, благодетельница, – ворчу я. – Сразу вспоминается анекдот: «– Соси! – Я не умею! – Соси, как умеешь! – Хрум-хрум-хрум».
– А-а-а! Прекрати! Я больше не могу ржать! У меня щеки болят!
– Думаешь, мне легко было? У меня по записи следующим удаление стояло! Я водой отпаивалась минут десять, чтоб руки перестали трястись.
– Слушай, я про вас Сашке расскажу… Пусть она про вас роман напишет, это звездец!
– Сашка пишет порнуху, а у нас тут водевиль.
– Зато какой сюжет!
– Да ну тебя! Лучше скажи, мы сегодня в барушник пойдем? Анька там чего? Выжила после рабочей недели?
– Начальство она материла вполне бодро. Если что, поставим ей горючее внутривенно. Так что планы в силе. Только мне придется перекрашиваться. Я всю тушь размазала, пока ржала.
– Ну иди тогда, а то опять на полтора часа опоздаешь, – отпускаю я известную копушу, а сама прикидываю, чтоб такого надеть, чтобы и задницу не отморозить и ноги показать.
Решаю, что мелочиться нечего, и в ход идет комбез в обтягон. Это у юных девиц есть время на весь этот мешковатый оверсайз, мне надо дичь бить уже на подлете.
Кручусь перед зеркалом. Хороша зараза!
На шабаш я являюсь второй.
Анька уже на месте, и, разумеется, Алки еще нет.
– Я сегодня во все тяжкие, – предупреждает меня работник налоговой инспекции, переживший квартальную отчетность.