Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
– Я не знаю, где ваш отец, - наконец честно ответила Феодора обоим старшим детям. – И не знаю, когда мы снова увидим его.
Вард кивнул.
– У нас теперь будет другой отец? – спросил он серьезно.
Феодора опешила. Леонард нравился ее старшему сыну, и они не раз увлеченно играли вместе, когда комес гостил у Нотарасов. Но Феодора до сих пор еще не успела задуматься, как скажутся на детях такие перемены в ее жизни.
– Твой отец – Фома Нотарас, - сказала она мальчику после долгого молчания. – Никогда не
Вард улыбнулся и кивнул, удовлетворенный тем, что ему отвечают как взрослому.
Когда мать хотела уйти, он вдруг окликнул ее.
– Мама, я тебя люблю, - сказал старший сын Фомы Нотараса. И, глядя в его карие глаза, проникновенные, как глаза комеса, Феодора поняла, что осталось недосказанным: сын любил ее, несмотря на все, что она сделала и намеревалась сделать.
Феодора крепко обняла и поцеловала Варда.
– Благодарю тебя, мой золотой.
Она долго держала мальчика в объятиях, а тот прижимался к ней с любовью, которая только окрепла за эти годы. Потом Феодора поцеловала сына еще раз и, погладив по голове, подошла к деревянной лестнице, которая вела наверх.
И вдруг страшное воспоминание овладело ею: Феодора вспомнила, как ее везли в Константинополь в трюме, и точно по такой же лестнице к пленникам спустился Никифор Флатанелос, ныне покойный доместик схол, флотоводец и работорговец…
Феодора оглянулась на альков, где сейчас Феофано предавалась важным раздумьям, и, схватившись за деревянные перила, стала подниматься наверх. Ей хотелось побывать на палубе и осмотреться; и, встретившись с Леонардом, спросить, где они сейчас и далеко ли еще до Италии.
Но ей не пришлось искать Леонарда. Московитка прикрылась рукой от солнца, совсем как тогда, когда ее, рабыню, выгнали на палубу дромона, - и вдруг комес, налетев со спины как ураган, обнял ее за талию. Он крепко прижался к ней сзади, оглаживая так, как это только что делала Феофано; и Феодора, откинув голову любовнику на плечо, ощутила страсть еще большей силы, но другого рода. Такой огонь не может пылать долго!
– Я уже так истосковался по тебе, - прошептал комес, жадно целуя ее в шею. – Если бы не этот корабль!..
Феодора повернулась к нему лицом, и они задохнулись в поцелуе.
– Леонард… милый, подожди, - прошептала она наконец. – Что ты делаешь! – ахнула московитка, когда любовник вскинул ее на руки.
– Поставь меня! – потребовала она почти возмущенно, глядя ему в глаза. Стукнула его крепким кулачком по спине.
Леонард смеялся.
– Слушаюсь, - сказал комес; и, поставив ее, в самом деле тут же посерьезнел и взял себя в руки. Да: это был настоящий водитель людей.
– Леонард, где мы сейчас? – спросила Феодора, осмотревшись.
Город давно пропал. Море вокруг было очень синее, такое же, как небо над головой, - только в греческой земле она видела такое.
–
– Если повезет с погодой, мы будем в Италии недели через две, самое меньшее.
Феодора отвернулась, прикусив запястье.
– Леонард… а как ты поступишь со мной в Венеции?
Он изумился.
– Я думал, это давно ясно нам обоим, любимая! Я возьму тебя в жены!
Феодора смотрела на него с бесконечным терпением и насмешкой – и в этот миг напоминала Евдокию Хрисанфовну, живой и сильный укор самой себе.
– Ты не можешь взять меня в жены, - сказала она. – Я мужняя жена.
Леонард прикрыл глаза рукой, как будто Феодора ослепила его; отвернулся.
– Я не люблю заниматься казуистикой, однако приходится довольно часто, - сказал он после долгого молчания. – И насколько мне известно, наша греческая церковь разрешает расторжение брака в случае безвестного отсутствия одного из супругов…
– И превыше того - прелюбодеяния, - мягко усмехнулась Феодора.
Леонард теперь смотрел на нее.
– К тому же, - прибавил он, – ты, по церковным правилам, даже не можешь считаться…
– Не могу считаться женой Фомы Нотараса, - согласилась Феодора. – Потому что здесь я ношу чужое имя, а на самом деле я Желань Браздовна!
– И это не христианское имя… хотя и очень подходит тебе, как и имя Феодоры, - заметил Леонард, улыбнувшись. – Однако тебя окрестили так! Видишь, сколько условностей, которые церковь преступает по необходимости! Много ли они значат для тебя?
– Много, - сурово ответила Феодора. – Подумай, что если незаконен мой брак, незаконны и мои дети!
Леонард обнял ее.
– Уверяю тебя, дорогая, что никто не спросит об этом в Италии, - сказал он. – А перед Богом мы уже муж и жена.
– И ты женишься на мне по католическому обряду, - прошептала Феодора.
Леонард рассмеялся.
– Еще одна условность!
– Только теперь, и только для нас, - сурово возразила московитка. – А для других, кто нас видит? Вспомни, за что мы бились!
Леонард ничего не ответил.
Он долго смотрел на нее, а потом произнес:
– Так решено? Ты согласна? Это сейчас главное!
Феодора кивнула.
Леонард счастливо улыбнулся и снова обнял ее, лаская. Феодора закрыла глаза, млея и томясь в его объятиях.
Птица Желань уже не может вернуться в свое гнездо, там не примут ее… ей нужно лететь искать себе новый дом. А дом этот еще даже не построен!
Леонард наконец выпустил ее из объятий и, поцеловав в лоб, сказал:
– Мне нужно идти… Очень жаль! Мы сейчас не можем ни приласкать друг друга как следует, ни поговорить!