Стая бешеных

Незнанский Фридрих Евсеевич

– Проблемы? – поинтересовался адвокат.

– А вы разве не слышали?

– Ну, смотря что…

– Здрасьте! Закрывают нас, батенька. – Главный редактор плюхнулся в вертящееся кожаное кресло и вдавил кнопку селектора. – Родненькая, соедини меня с Галиевым, – и снова переключил свое внимание на гостя. – Да-с, закрывают.

– Уже?

– Что значит «уже»? Нас семь лет закрывают, все никак не могут. Что только не делали, сволочи!

– Кто? – попытался уточнить Гордеев.

– Кто??? Все!

– Так уж и все…

– Вчера

вот банковские счета заморозили, представьте себе. Это что-то новенькое, раньше такого не было. Как теперь расплачиваться? – Сжав кулаки, Буратов резко крутанулся в кресле. – Целый месяц аудиторы тут копошились. Три комиссии! И знаете, что откопали? Командировки неотмеченные! А знаете, что это были за командировки? В Чечню! Мы наших пленных ребят оттуда вызволяли! Государство бросило их, а мы вызволяли! Я им говорю: «Где там отмечаться? Покажите мне место в Чечне, где отмечают командировки?» Ну ничего… Мы еще посмотрим, кто – кого…

– М-да… Кажется, я не очень вовремя…

– Вы-то как раз не мешаете, – Сергей Ефимович махнул рукой в сторону окна. – Они вот мешают, это да.

– Галиев на проводе, – приятным женским голосом сказал селектор.

– Муртаз Федорович, приветствую тебя, дорогой ты мой. – Буратов схватил трубку, крепко прижал ее к щеке. – Да, да, все правда… Зато не так скучно жить. Что гришь? Спасибо, родной, спасибо, держусь! Не пропадем! С такими людьми не пропадем! Да, я к тебе как раз по этому поводу. Выручай. Как только, так сразу проплатим… – его глаза вдруг налились искренними слезами. – Ох, Муртаз… Мужик… Я знал, что ты настоящий мужик…

Гордеев почувствовал себя как-то неловко. Он-то ожидал серьезного разговора с главным редактором. Разговор-то был, но только не с ним, а, судя по всему, с директором типографии. Буратов еще долго клялся невидимому Муртазу в вечной любви, прежде чем повесил трубку и обратился к адвокату:

– Простите. Я слушаю вас.

При этом выражение его лица стало другим, каменным каким-то, неприступным.

– Да, собственно… Я так понимаю, что ваш следующий тираж под большим вопросом…

– Тираж будет, не беспокойтесь, – сухо произнес Сергей Ефимович. – Кстати, как там ваш подопечный поживает? Все ворует? Все народное добро расхищает?

– Я бы попросил вас… – предостерегающе поднял указательный палец Гордеев.

– Знаю я, о чем вы меня попросите, – усмехнулся главный редактор. – Чтобы я дал опровержение. Не дам. Ни-ког-да!

– Позвольте, я в двух словах обрисую вам обстановку. – Адвокат выпрямил спину, расправил плечи, напустил на себя солидности: – Дело-то серьезное, и зря вы так легко к нему относитесь.

– Серьезное, знаю. Мы глупостями не занимаемся.

– Кобрин честный, порядочный человек. Вы оскорбили его.

– Мы назвали вещи своими именами.

– Но ведь только суд вправе назвать человека вором. Вы преступили все этические нормы. И не только этические. Вы преступили закон.

– Да, в какой-то степени вы правы… Подчеркну, в какой-то

степени. Потому что кроме суда существует еще такая интересная штука, как общественное мнение. И если народ считает чиновника вором, а суд оправдывает его за отсутствием улик, то мы встаем на сторону народа.

– Вот именно, за отсутствием улик.

– Юрий Петрович, мы же с вами не дети, мы же с вами знаем, куда в процессе следствия исчезают улики.

– Значит, по-вашему, любого человека можно безнаказанно назвать убийцей, насильником?

– Если он убийца, насильник, то мы обязаны это сделать.

– Поверьте, Сергей Ефимович, я опытный юрист…

– Мое почтение.

– Спасибо. Так вот, я опытный юрист и смогу довести это дело до суда, – и Гордеев многозначительно уточнил: – До уголовного суда. Впрочем, вы можете связаться с газетой «Весь мир». Вам ваши же коллеги растолкуют…

– Даже так? – шевельнул бровями Буратов.

– Именно. Там люди оказались куда…

– Сговорчивее?

– Мудрее. А вас могут серьезно наказать, уважаемый Сергей Ефимович. Вас и автора статьи. Кстати, мне бы хотелось поговорить с ним на эту тему.

– Вы уже говорите. Поярков – мой псевдоним.

– Я понять никак не могу, Сергей Ефимович. У вас и так проблем навалом. Зачем вам еще одна?

– А что делать? – развел руками Буратов. – Работа такая.

– И вы не боитесь?

– Нет. Скажу больше, я очень хочу, чтобы вы подали в суд на газету и на меня лично. В какой хотите – в уголовный, в трибунал, хоть в суд Линча! Мне все равно. Главное, что будет суд. Вот только я сильно сомневаюсь, что судить будут меня. Неужели вы думаете, что я бы стал печатать факты, не имея на руках задокументированных подтверждений? А, Юрий Петрович?

– У вас есть подтверждения тому, что Кобрин вор?

– Есть.

– И вы можете их предъявить?

– Могу.

– Будьте любезны… Это весьма любопытно…

– На суде.

– Что? – будто бы не расслышал Гордеев.

– Я предъявлю их на суде. И вы многое узнаете о своем клиенте. Впрочем, вы, наверное, и так в курсе всех его деяний.

Гордеев задумался на минуту, после чего изрек:

– Я не верю вам. Вы блефуете.

– Что ж, не стану вас разубеждать… – Буратов поднялся и протянул адвокату руку: – Всего доброго, Юрий Петрович. Встретимся на суде.

– Всего доброго, – формально улыбнулся Гордеев. – Вас вызовут повесткой.

– Буду ждать.

– Я постараюсь, чтобы недолго ждали.

– Уж постарайтесь.

– До скорого свидания.

Глава 34. ЩЕНКИ.

Вышли в одиннадцать ночи. У ворот монастыря их ждал старый побитый «Москвич». За рулем сидел Косой.

– Ну, прокатимся? – Пряник подмигнул Сынку и сел на переднее сиденье.

– Значит так, – сказал он, когда машина выехала за ворота и помчалась по ночной дороге, – мы едем устроить небольшой фейерверк. Угадай, кому?