Стая
Шрифт:
Всё так. Неясно только, почему участие Макса в делах тех дней раскопали только сейчас… Но могли найтись тому причины. И сигнал от Максима мог оказаться ловушкой. Хотя тогда совершенно непонятно, при чем тут Людмила со своей пропавшей дочерью. Гораздо проще устроить засаду в квартире Макса, без стрельбы в оживленных местах…
Людей, мечтающих добраться до головы Танцора, можно обвинить в чем угодно, только не в недостатке профессионализма. Если же весь этот театр абсурда никак со старыми делами не связан, то такое совпадение не оставляет камня на камне от теории вероятности…
А еще — Граев не очень понимал, зачем вообще связался с делом о пропавшей девчонке. И убеждал себя, что разобравшись подоплекой похищения, решит и все остальные загадки, имеющие прямое к отношение к его личной безопасности. Убеждал, не желая признать, что принял решение ввязаться в очередную авантюру еще до того, как к их столику подошел человек с пистолетом Стечкина в руке.
Главной причиной для поездки в Ямбург, весьма правдоподобно лгал себе Граев, стал атлас Макса. Атлас Ленинградской области, который кто-то аккуратно разброшюровал, отогнув скрепки, и забрал страницы с 29-й по 33-ю, — а потом также аккуратно восстановил статус-кво. Если верить предварявшей атлас схеме расположения листов, то 29-я страница изображала безлюдные и болотистые места на границе с Новгородской областью. Зато на страницах с 30-й по 33-ю были Ямбург и его окрестности, вплоть до самой границы…
Но Граев лгал сам себе…
Возможно, еще одной причиной стал тот факт, что в последние пять лет он все никак не мог найти дело по душе, и не только в избытке финансов было дело…
Отличавшийся склонностью к самоанализу Граев понял: он стал жертвой синдрома, поражавшего многих вернувшихся с войны людей. Хомо Сапиенс — самый пластичный вид в природе, способный приспособиться к чему угодно. К войне в том числе… Мозг и тело привыкают жить в диком темпе боя, в условиях постоянного стресса, в насыщенном потоке информации — малейшая ошибка в оценке которой ведет к гибели. Привыкают — и никак не могут приспособиться к неторопливому ритму мирной жизни. Организм требует и требует адреналина, ставшего наркотиком. Недаром в США попадало в тюрьмы столько ветеранов вьетнамской войны, а в СССР и России — афганской…
Однако и это стало не главным…
Потому что решение заняться делом Ларисы Поляковой пришло в тот момент, когда в кафе он заглянул в глаза Людмиле.
Не раньше и не позже.
2
Сквозь густо тонированные стекла не было видно, есть ли в джипе кто-то еще. Макс — во избежание неприятных неожиданностей — предпочел считать, что есть. Однако Крымарь шел к дому один, без опаски, не таясь.
Что это значит, Макс не знал. Но решил выяснить. Засунул за пояс трофейный «Вальтер» и встал за дверью, сжав в руке прихваченный с магнитной доски кухонный тесак самого зловещего вида.
Для блиц-допросов такие острые предметы подходят гораздо больше огнестрельного оружия. И не только в бесшумности тут дело. Трудно подстрелить человека чуть-чуть… Нож — самое милое дело. Неглубокая резаная рана, почти царапина, для жизни совсем не опасная, но обильно кровоточащая, — ломает допрашиваемого куда быстрее, чем нацеленный ствол. Опасность выстрела понимают умом, а вид собственной крови пугает человека на глубинном, генетическом уровне.
К тому же у Макса имелся свой счет к Крымарю. У него после знакомства с кулаками начальника джазменовской безопасности до сих пор ныли ребра и нижняя губа стала вдвое толще обычного — Крымарь предпочел сам поразмяться и поучить уму-разуму кандидата в утопленники.
На вид идущий к дому человек был раза в полтора шире в плечах и тяжелее Макса, но тот не сомневался, что сумеет взять и допросить его бесшумно. Если Крымарь и служил когда-то в более-менее серьезной конторе, то наверняка обленился и зарос жирком в здешнем провинциальном болоте… К тому же шел слишком уверенно и вальяжно, ни о чем не подозревая.
В своей оценке противника Макс ошибался, и весьма сильно. Выяснилось это скоро.
…Уверенный стук — три быстрых удара, пауза, еще два. Похоже, Крымарь тоже отлично знал, что навесной замок фальшивка. Интересно… Макс не стал рисковать, пытаясь имитировать голос Райниса. Замер, прижавшись к стене у второй, внутренней двери.
Петли скрипнули. Шаги — один, второй, — удивительно легкие для такого грузного тела. Все стихло. Крымарь стоял в сенях, беззвучно и неподвижно.
Осторожный, гад… Но почему один? По всем раскладкам, если бы люди Джазмена вышли на лже-репортера, приехали бы брать кучей, и не днем… Нет, похоже, визит этот вполне мирный, и значит… Макс не успел закончить мысль. Крымарь сделал еще два шага, потянул внутреннюю дверь, приоткрыл на ширину ладони, не более… И снова замер.
Потом Макс услышал очень тихий и странный звук. Он не был уверен, но примерно так могла бы легонько скрипнуть кобура при извлечении из нее пистолета…
Достал оружие? Но почему только сейчас?…
Запах! — понял вдруг Макс. В горнице явственно ощущался кисловатый запашок сгоревшего пороха после двух выстрелов. И Крымарь его наверняка учуял.
Удачно, казалось бы, выбранная позиция превратилась в ловушку — теперь, когда выяснилось, что противник обладает маниакальной осторожностью. Чтобы оказаться в сенях, надо было пересечь весь простреливаемый из-за приоткрывшейся двери сектор. Макс не шевелился. Предоставлял право первого хода Крымарю. Вариантов у того не так уж много. Шагнуть-таки внутрь, или отступить на улицу, или кликнуть из машину подмогу, если действительно приехал не один…
— Райнис? — негромко сказал Крымарь.
Макс молчал. Дверь приоткрылась чуть шире. Если щель увеличится еще на несколько сантиметров, из сеней станет виден квартиросъемщик, лежащий в углу с простреленной головой.
Финал у немой сцены оказался неожиданным. Резкий звук ударил по перепонкам. Из-за распахнувшейся печной дверцы вылетело облачко сажи. Сработал поставленный на десять минут детонатор.
Макс метнулся в полутемные сени.
…Крымарь выстрелил один раз. Больше не успел. И промахнулся.
Макс схватил его руку стандартными «клещами», используя нож как рычаг. Чисто провести прием не получилось. Подвело оружие, слишком длинное и неухватистое — боевые ножи не делают такими неудобными и громоздкими, как кухонные тесаки.
Лезвие вспороло рукав Крымарю. Скользнуло по запястью, оставив неглубокий порез. И — соскочило. Пистолет, вместо того, чтобы оказаться у Макса, — упал на пол.
Крымарь ударил — коротко, без замаха, по почкам. Макс зашипел от боли, увернулся от второго кулака, летящего в лицо. Рубанул левой, целясь над ухом. Крымарь ушел в последний момент, удар получился скользящий. Тут же пришлось отскочить, избегая ответа, Макс отпрыгнул назад — загремели опрокинутые ведра, что-то с грохотом обрушилось.