Стая
Шрифт:
— Да. Сотового у него нет. Вернее, он сказал, что нет.
— Ладно, адрес вычислим… Только придется разделиться. Я попробую разузнать, что значит вся эта клоунада с забинтованным двойником, а вы в это время…
— Скажите, Игорь… — Людмила осеклась, и Граев понял, что не уследил за мимикой — сморщился, как от зубной боли.
И подумал: «Какого черта? Если охота идет конкретно на меня, а не на знакомца Макса либо Людмилы, пока не установленного, — то имя мое и так известно. Если же нет… Ну что же, дамочка не раз доказала, что нервами обладает железными…
— Меня на самом-то деле зовут Граев, Павел Иванович, — сказал он. — Можно просто Граев.
— А меня… — Людмила выдержала многозначительную паузу, — …Людмила. Полякова. Простите, не смогла ответить такой же откровенностью.
Она улыбнулась, и Граев с удивлением понял, что впервые видит ее улыбку.
2
Палец Граева надавил на кнопку. За стальной дверью кастрируемым поросенком заверещал звонок.
«За подобными дверями, как правило, живут обеспеченные люди, особенно в провинции», — подумал Граев. Но в каждом правиле есть исключения — и здесь имело место одно из них.
Металл двери оказался порнографично-голым — не обшит роскошным и дорогим заморским деревом, и не обколочен деревом самым обычным и везде растущим, и не обтянут казенно-дерматиновой пародией на кожу, и даже не обляпан гнуснопрославленной среди пассажиров метро самоклейкой…
Дверь была выкрашена дешевой серой краской. Так красят боевые корабли — дабы на фоне свинцово-серых волн как можно позже заметили их вражьи наблюдатели — традиция в век радаров, честно говоря, архаичная. В наше время боевые корабли вполне могут быть хоть розовые в зеленый горошек — локаторы и сонары засекут их точно так же, а матросикам все повеселее будет служба казаться…
Но не о море и не о кораблях напомнила Граеву дверь.
Дверь напомнила о тюрьме.
Вопрос: кто может проходить через такое сооружение по несколько раз в день, сохранив при этом физическое и психическое здоровье? Ответ: лишь бывший либо настоящий труженик ГУИН. Говоря проще, — вертухай.
Но жил за этой дверью капитан И. С. Крапивин, занимавшийся в Ямбургском РУВД розыском пропавших без вести лиц, — занимавшийся до тех пор, пока якобы не угодил под колеса.
Шаги, глазок на мгновение затемнился — самый обычный, оптический, узкофокусный. Граев изобразил на лице приветливую доброжелательность — и чуть-чуть при этом деловую, слегка казенную — людям с такими лицами открывают всего охотнее. Изобразил и стал ждать стандартного вопроса: кто?
Вопрос не прозвучал. Вместо этого скрежетнул замок, взвизгнули плохо смазанные петли, лязгнула вытянувшаяся во всю длину цепочка.
Женщина. Бесцветно-бесформенно-безвозрастная — такими, собственно, женщины средних лет почти все и бывают без макияжа, в шлепанцах и домашних халатах последнего срока носки.
— Разрешите от вас позвонить? Попал в совершенно безвыходную ситуацию, — с обаятельным напором сказал Граев.
Он постарался изобразить безобидность на фоне интеллигентной стеснительности.
На бесцветно-безвозрастном лице женщины читалось тревога, переходящая в страх. Читалась легко и просто, как на экране дисплея. Едва ли она там одна, или с кем-то, из кого опора и защита нулевая, решил Граев. Скорее, с людьми, которыми до смерти напугана. И это не засада, иначе дверь бы сразу гостеприимно распахнулась.
Слова, звучавшие из квартиры, вроде бы подтверждали сделанные из вазомоторики выводы:
— Я не могу открыть, — монотонно говорила женщина. — Я одна в доме, вы скажите номер, я наберу и дам вам трубку…
Говорила она очень тихо.
Голос был полон страха. Страха, от которого не вопят, от которого немеют, который цепкими когтями сдавливает горло…
Есть мнение, что все замки — от честных людей. В таком случае все дешевые дверные цепочки — от людей хилых. Именно к таким дешевым цепочкам относилась преградившая Граеву путь. Вот только он к хилым людям не относился…
Цепочка лопнула с негромким бытовым звуком. Дверь распахнулась во всю ширь. Граев скользнул внутрь. Точнее, сделал один быстрый шаг вперед — совершенно синхронно с шарахнувшейся назад хозяйкой.
В прихожей никого не было. Никто не держал женщину под ножом или прицелом.
Неужели ошибка?
Он сказал тихо и очень спокойно:
— Кричать — не надо.
Но пистолет не опустил.
Она не закричала.
Бесцветное лицо смялось и сломалось, но — молча. Глаза удивительно быстро повлажнели.
Но женщина не закричала.
Дверь встала на законное место с металлическим щелчком. Защелка… Отлично, не надо возиться левой рукой с замком за спиной… И отворачиваться от клиента тоже не надо, хоть и выглядит дамочка достаточно безобидно.
Граев быстро осмотрелся — небогатая однокомнатная квартира, груда одежды висит на самодельной вешалке, под вешалкой — куча самой разной обуви, вплоть до огромных валенок. Он быстро прошелся по прихожей, не переставая контролировать женщину, заглянул в комнату и на кухню, распахнул дверь совмещенного санузла… Никого.
Надо же так проколоться… Первоначальный страх женщины мог быть вызван чем угодно, хоть опасением за судьбу таящегося в шкафу любовника, — но только не направленными в нее стволами.
— Где муж? — спросил он, убирая пистолет. Вопрос прозвучал резко.
— Да здесь я… Только ты за пушкой не дергайся, все равно не успеешь…
Граев медленно повернулся. Из щелки в груде одежды на него смотрел пистолетный ствол. И глаза — действительно, голубые-голубые…
3
— Подержите, — сунул Макс папку в руки здоровенному лбу в камуфляже, поставив кейс на пол. — Вот здесь расписаться. Ручка есть? — ткнул пальцем в разграфленный листок, засовывая другую руку за отворот пиджака.