Стая
Шрифт:
…Внутри оказалось еще двое. В штатском, но на мирных хуторян никоим образом не походили — молодые, подтянутые, выправка военная. Один дернулся было за оружием — отлетел к стене, получив по скуле ботинком Граева.
Впрочем, спустя очень недолгое время вернулся на стул, надежно спеленатый широким скотчем. Равным образом оказался упакован и его напарник.
Надежда осматривала остальные помещения дома, Макс — надворные постройки. Граев подошел к окну — отлично, тройной стеклопакет. Шум не будет слышен снаружи…
СБ уже доставал шприц-тюбик — наверняка с какой-то «сывороткой правды». Граев сделал в его сторону отрицающий жест — ломать пленных надлежало быстро, не дожидаясь, когда подействует снадобье.
Направил пулемет на одного из связанных. Спросил коротко:
— Где вход?
С этого момента оба стали трупами — хотя моргали, дышали и считали себя живыми. Приказ был однозначен: слышавших русскую речь в живых не оставлять.
Граев не ждал ответа — лишь прикидывал, кто из пленников послабее, кто поплывет, когда у него на глазах пристрелят напарника…
Один ответил что-то по-эстонски. Второй промолчал. Придуриваются, наверняка понимают русский.
— Говорит, мол имеем право только имя спрашивать, — перевел Валет. — Да часть, да личный номер. Вот уёбок…
Колоть надо этого, качающего права, понял Граев.
Но Валет опередил:
— Дайте-ка я их разговорю… Они ваши штучки-дрючки небось знают, а я по-простому.
СБ переглянулся с Граевым, кивнул. Ладно, пусть изобразит «злого следователя».
— Только быстро, — сказал Бомбер. — И не перестарайся, халупу разносить по бревнышку некогда.
Валет расплылся в радостной улыбке. Выглядела она жутковато.
В этот момент вернулась Надежда. Покачала головой — в доме чисто.
Тем временем Валет ухватил за волосы пленника — того, что промолчал. Задрал голову и тут же с маху вколотил в рот стволы обреза. Быстро спросил о чем-то второго по-эстонски. Второй не ответил, смотрел, выпучив глаза, на своего товарища. Тот пытался что-то прохрипеть из-под железного кляпа, по подбородку обильно стекала кровь.
С улицы вошел Макс, вместо пулемета в руке автомат — все по плану, поменялся оружием с Крапивиным, тот остался снаружи и держит подходы со стороны крепостицы. А сам Макс не иначе как решил помародерствовать: в руке магнитофон-двухкасеттник. Глаза в прорезях чеченки хитро поблескивали; заявил дурашливо:
— Дывитесь, панове, яка гарна корова!
Ткнул клавишу — из магнитофона раздалось коровье мычание. Граев махнул рукой: уймись, не до того.
Валет вновь задал вопрос. Резко, угрожающе. Второй что-то промямлил — судя по всему, не удовлетворившее контрабандиста. Выстрел прозвучал гораздо тише, чем стоило ожидать от такого оружия, голова сыграла роль глушителя. На стене разбрызгалось огромное пятно гнусного вида. Валет двинулся к второму, легонько покачивая обрезом — концы стволов густо измазаны красным.
Пленник мгновенно вспомнил русский язык. Заорал почти без акцента:
— Не ната! Не стреляйте! Там! Там!
Он извивался, кивал головой куда-то в сторону — понять, что значит «там», было затруднительно.
Переспросили. Оказалось — люк в соседнем помещении, ведущий в подпол. Макс тут же отправился на проверку: сдернул в сторону ковролин, поднял крышку, спрыгнул.
— Есть! — раздался приглушенный крик. — Дверь железная! Взрывать на хрен придется!
Бомбер (за взрывы отвечал сегодня он) поманил Валета:
— Пошли. Поможешь.
Тот с видимым сожалением уходил от пленника… Но СБ абсолютно прав — поигрался и хватит. Непредсказуем. Чего доброго, пальнет и во второго… А эта белобрысая пташка еще должна спеть пару арий…
Пташка пела поначалу охотно — о том, что ожидает группу за железной дверью. А потом словно бы призадумалась: страшный человек со страшным обрезом ушел — может, имеет смысл подержать клювик на замке? Или побеседовать о гарантиях?
Но тут как раз Надежда вернулась с крыльца, вынув из горла мертвеца свой метательный нож, — поднесла окровавленное лезвие к лицу бледного до синевы пленника… Серенада тут же возобновилась.
Через несколько минут в комнате никого не осталось — лишь два трупа на полу. Один, почти лишившийся головы, лежал спокойно, как мертвым и полагается. Второй же старательно пытался доказать, что еще жив, — связанное тело металось, корчилось. Кровь лилась из рассеченной артерии, алая лужа росла…
Потом голова неугомонного мертвеца зацепила стоявший неподалеку магнитофон — и раздалось длинное протяжное «му-у-у-у!»
Глава четырнадцатая
Последний берег
В дальнем углу лежало что-то вроде человека.
1
— Суки… — выдохнул Макс. — Ломтями резать буду… Медленно…
Девочка сжалась, забилась в угол, спасаясь от яркого света фонаря. Макс отвел луч в сторону — и так напугана до полусмерти. В длинной, гробообразной камере — пусто, голые стены, ни нар, ни какой-либо иной меблировки. Большая миска, чуть ли не тазик, стоит прямо на полу. С-суки… Надо ж так над ребенком измываться…
Бетонный пол, бетонный потолок, три бетонных стены. Вместо четвертой решетка, отделяющая от коридора, — прутья странного серебристого цвета.
И — обнаженное тельце в дальнем углу.
Макс еще раз провел лучом — нет, больше ничего.
Заговорил, старясь, чтобы охрипший голос звучал спокойно, ласково:
— Не бойся. Я не сделаю тебе плохого. Теперь тебе никто не сделает плохого… Сейчас мы закончим с плохими дядьками и поедем домой. И все будет хорошо. Как тебя зовут?
Девочка молчала. И медленно приближалась — на четвереньках. Макс держал фонарь так, чтобы не слепил, чтобы касался узницу лишь самым краем луча.
«Она тут спятила… — понял Макс. — Наверное, и ест так же, — без помощи рук, стоя у миски на четвереньках…»