Стеклянная клетка. Автоматизация и мы

4 января 2013 года, в первую пятницу нового года, в мертвый сезон праздничной недели, Федеральное авиационное агентство (Federal Aviation Administration) опубликовало короткое уведомление без заголовка, уместившееся на одной страничке печатного текста, – предупреждение о безопасности работы летного состава и диспетчеров. Его содержание было скупым и загадочным. Помимо того что его поместили на официальном сайте Агентства, оно было разослано во все авиакомпании США, всем авиационным перевозчикам. «Данное уведомление, – говорилось в документе, – призывает летчиков во всех случаях, когда это уместно, пользоваться ручным управлением воздушными судами». Дело в том, что специалисты Агентства, исследовав причины авиакатастроф, доклады о неисправностях самолетов и проведя наблюдения за поведением экипажа в кабинах самолетов, пришли к выводу: летчики стали очень зависимыми от автопилотов и прочих компьютеризированных систем управления полетами. «Злоупотребление бортовой автоматикой, – предостерегало Агентство, – может привести к утрате способности летчиков быстро реагировать на нештатные ситуации, в которые может попасть воздушное судно». Другими словами, излишняя зависимость от автоматики угрожает самолету и его пассажирам. Уведомление заканчивалось рекомендациями авиакомпаниям изменить отношение к процедурам полетов и проинструктировать пилотов о необходимости периодически управлять самолетами вручную, не полагаясь целиком и полностью на бортовую аппаратуру и автопилот [1]. Книга, которую вы держите в руках, посвящена автоматизации и широкому использованию компьютеров в тех делах, которые мы раньше выполняли сами. Она не о технологии, не об экономических преимуществах или недостатках автоматизации, не о будущих роботах, киборгах и всяческих модных гаджетах (хотя в книге пойдет речь и об этом). В ней рассказывается о человеческом факторе и его последствиях в период повальной автоматизации. Летчики оказались на гребне волны, которая уже захлестывает нас. Мы ждем от компьютеров, что они выполнят за нас большую часть дел – как на работе, так и вне ее – и избавят от утомительной и серой рутины будней. Сегодня, когда нам надо что-нибудь решить, мы либо садимся к компьютеру, либо раскрываем ноутбук, либо достаем из кармана смартфон, либо крепим на лоб или запястье приспособление, соединенное с интернетом. Мы разрабатываем массу прикладных программ, советуемся с экранами, получаем советы от компьютерных голосовых консультантов. Мы целиком и полностью полагаемся на мудрость алгоритмов.

Компьютеризация и автоматизация облегчают нашу жизнь, избавляют от утомительного монотонного труда. С помощью компьютеров и автоматов мы можем выполнять работу быстрее, с меньшими затратами сил, а также делать вещи, которые не могли выполнить раньше. Но автоматизация дает и другие, более глубокие и скрытые эффекты, и они, как убедились авиаторы, не всегда являются благоприятными. Автоматизация зачастую ставит крест на творчестве. Она может сделать нас объектами манипулирования различными структурами. Компьютеры стали вечными спутниками человека, близкими знакомыми, услужливыми помощниками, и поэтому настала пора пристально взглянуть на них и понять, как они изменяют нашу деятельность и нас самих.

Попытка овладеть механической коробкой передач стала для меня самым ярким и унизительным эпизодом подросткового возраста. Водительские права я получил в начале 1975 года, вскоре после того, как мне исполнилось 16. В сентябре 1976 года вместе с группой одноклассников я окончил курсы вождения. Автомобиль инструктора, на котором мы овладевали премудрости езды на дорогах и сдавали экзамены в страшном департаменте транспортных средств, был снабжен автоматической коробкой передач. Нажимаешь педаль газа, крутишь руль и периодически давишь на тормоз. Было, правда, несколько сложных маневров: разворот в узком месте, езда задним ходом и параллельная парковка. Но поскольку мы делали подобное бесчисленное множество раз между столбиками на школьном дворе, то все эти фокусы превратились в привычную и нетрудную работу.

Получив права, я был готов сесть за руль и ехать. Существовало, правда, одно, но очень важное препятствие. Единственным доступным мне автомобилем был седан Subaru с механической коробкой передач. Мой отец, если быть честным, не являл собой образец опекающего родителя. Однажды субботним утром он привел меня в гараж, уселся за руль и усадил меня на пассажирское сиденье. Положив мою левую ладонь на рычаг переключения передач, он принялся двигать моей рукой: «Это первая передача, – короткая пауза. – Вторая, – пауза. – Третья, – пауза. – Четвертая, – еще одна короткая пауза. – Теперь сюда». Он едва не вывихнул мне кисть, переведя рычаг в положение заднего хода. Потом отец посмотрел на меня, оценивая, насколько хорошо я усвоил урок. Я беспомощно кивнул. «А это, – он переместил мою руку с рычагом в центр и слегка помотал взад-вперед, – нейтральное положение». Отец дал мне несколько советов насчет того, в каких ситуациях пользоваться теми или иными передачами и каким скоростям они соответствуют, кивком указал на прижатую к полу педаль сцепления: «При переключении передач сцепление должно быть отжато».

После этого я не один раз устраивал клоунаду в маленьком городке Новой Англии, где мы тогда жили. Машина глохла, пока я выбирал нужное положение рукоятки коробки передач, или срывалась с места, когда я по неосторожности не вовремя отпускал сцепление. Я регулярно застревал перед красным сигналом светофора, а потом застревал еще и на середине перекрестка. Холмы и спуски стали для меня подлинным проклятьем. Я отпускал сцепление либо слишком быстро, либо слишком медленно. На уклонах машина начинала катиться назад, пока не упиралась бампером в стоявший сзади автомобиль. Гудели клаксоны, сыпались проклятья, птицы в страхе разлетались от меня в разные стороны. Мое положение стократно усугублялось тем, что Subaru была ярко-желтой, как детский плащик или возбужденный самец-щегол. Своим цветом машина просто притягивала взоры, выкрутасы и толчки автомобиля было невозможно не заметить.

Так называемые друзья и не думали выказывать сочувствие. Моя безнадежная борьба с коробкой передач и сцеплением была для них неиссякаемым источником громких издевательских шуток. «Намели мне фунт муки!» – радостно кричал один из них с заднего сиденья, когда при очередном переключении зубцы шестеренок яростно скрежетали друг об друга. «Какой мягкий ход!» – хихикал другой, когда двигатель чихал и глох. Мне очень часто приходилось слышать в свой адрес что-то вроде «придурок!». Я подозревал, что неприятности с коробкой передач служили предметом насмешек, которыми приятели осыпали меня за спиной. Мое мужское достоинство – если учесть, что мне только исполнилось 16, – было глубоко задето и травмировано.

Но я не сдавался. Впрочем, был ли у меня выбор? И через пару недель дело постепенно пошло на лад. Коробка передач успокоилась и стала более податливой. Руки и ноги перестали соперничать и перешли к слаженному сотрудничеству. Вскоре я переключал передачи, не задумываясь. Все происходило само собой. Машина больше не глохла и не дергалась вперед, спокойно проезжая холмы и перекрестки. Мы с машиной превратились в команду. Втайне я гордился своим достижением.

Но я все-таки жаждал сесть за руль машины с автоматом. Автомобили с механической коробкой передач тогда еще не стали антикварной редкостью – во всяком случае, малолитражки и прочая рухлядь, на которой ездила молодежь. Но тем не менее они уже считались устаревшими и вышедшими из моды, казались вчерашним днем. Кто захочет ездить на механике, если можно на автомате? Это все равно что мыть посуду руками, когда существуют посудомоечные машины. Так получилось, что мне не пришлось долго ждать исполнения вожделенной мечты. Через два года после того, как я получил права, я вдребезги разбил Subaru в ночном ДТП и вскоре сел за руль подержанного кремового двухдверного Ford Pinto. Машина была дрянь, некоторые считают, что Pinto – худший американский автомобиль ХХ века, но для меня все ее недостатки искупались автоматической коробкой передач.

Я как будто заново родился. Моя левая нога, освобожденная от необходимости отжимать сцепление, превратилась в бездельничающий отросток. Иногда, когда я закладывал виражи, из моего авто звучали песни Чарли Уотса или гремел Джон Бонэм (мой Pinto был оборудован восьмидорожечным магнитофоном). Это был писк моды того времени. Правда, большую часть времени это чудо тихо дремало под торпедой. Правую руку я теперь использовал исключительно для того, чтобы держать стакан с прохладительными напитками. Я чувствовал себя раскрепощенным и современным. Я был свободен.

Однако счастье длилось недолго. Удовольствие от ничегонеделанья было вполне реальным, но скоро исчезло. Вместо этого возобладало иное чувство – скука. Я не признавался в этом даже самому себе, но мне не хватало коробки передач и педали сцепления. Не было ощущения сопричастности движению, которое они давали. Я не мог утопить педаль газа в пол, почувствовав мощь двигателя, не чувствовал легкой дрожи машины при плавном отпускании сцепления. Автоматика превращала меня из водителя почти в пассажира. Это постепенно начало меня бесить.

Перенесемся на 35 лет вперед, в 9 октября 2010 года. Один из изобретателей Google, приехавший из Германии специалист по робототехнике Себастьян Трун, [1] делает в своем блоге сенсационное заявление о разработке компанией самоуправляемого автомобиля, который может ездить по улицам городов без помощи человека и уже проехал по дорогам Калифорнии и Невады более сотни тысяч миль. Эта машина прокатилась по Голливудскому бульвару, по Тихоокеанскому шоссе, проехала взад и вперед по мосту Золотые Ворота и объехала озеро Тахо. Они справляются с дорожным потоком, исправно проезжают перекрестки и, аккуратно вписываясь в тесноту пробок, умело избегают столкновений. «Мы считаем, что это первое изобретение с настоящим применением робота», – без ложной скромности утверждает Трун [1].