Стеклянная Крепость
Шрифт:
Она никогда не сомневалась, что однажды умрет. Однако она не стала бы добровольно умирать из-за того, что потерпела неудачу.
Люди-кошки окружили Чалкуса и Мероту. Здоровяк, вожак, увернулся от изогнутого меча, как вода, обтекающая сваи моста, но Чалкус поймал булаву существа своим кинжалом и ударил его ногой в пах. Два человека-кошки пронзили моряка копьями в спину, когда его меч обезглавил их гривастого предводителя.
Мерота закричала и схватилась с одним из людей-кошек, когда Чалкус повернулся. Другой кот проломил ей череп каменным молотком. Чалкус пронзил убийцу в сердце, затем вонзил острие кинжала в висок существа, которое девочка продолжала держать, пока билась в предсмертных конвульсиях, а затем сделал выпад за спину, чтобы убить человека-кошку, цеплявшегося за копье, тонкое кремневое острие которого проткнуло моряка.
— «Я никогда не думала, что они умрут», — подумала Илна. — «Лучше бы я умерла, но не они». Она выполнила задачу, которую поставила перед собой; конечно, слишком поздно, но теперь уже ничего не поделаешь.
Чалкус открыл рот, чтобы заговорить. Потекла кровь, но слов не было. Однако он улыбнулся, прежде чем свет погас в его глазах, и он упал на маленький труп Мероты.
Людей-кошек по-прежнему было столько, сколько Илна могла пересчитать по пальцам обеих рук. Они остановились, возможно, сомневаясь в том, что Чалкус действительно мертв, но теперь они посмотрели на Илну.
— «Вам следовало сначала убить меня», — подумала она и развязала узел своего узора.
Вокруг людей-кошек сгустилась тьма. Они выглядели испуганными, а затем начали выть. Должно быть, они пытались пошевелиться, но конечности им не повиновались. Это было похоже на то, как они растворяются в кислоте, как плоть отделяется от костей, а затем растворяются и сами кости.
Илна завязала последний узел и спрятала ткань в рукав. Она улыбалась. Странно. — «Я не думала, что когда-нибудь снова буду улыбаться».
Чалкус и Мерота лежали там, где упали. Мертвые люди-кошки тоже остались, но Тень унесла свою добычу из этой вселенной.
Илна отнесла тела своей семьи в храм и положила их под золотую ширму. Чалкус весил больше, чем она, но это было несложно. Она была довольно сильной. Люди в деревушке Барка комментировали это, отмечая, какой сильной была маленькая девочка-сирота Илна.
Она опустилась на колени рядом со своей семьей и закрыла им веки своим пальцем. Поцеловав их в последний раз, она встала.
Кровь Чалкуса была у нее на губах. Она осторожно слизнула его и достала еще пряжи.
Глядя вверх, на око храма, Илна начала вязать другой узор. Теперь ей все было ясно. Все, кроме вопроса о том, почему она все еще жива.
***
Люди-кошки исчезли, даже их мускусный запах. Кэшел слегка повернул голову, чтобы не доверять отражению в стенах, которое могло бы подсказать ему, что происходит позади, в комнате.
Протас пристально смотрел на Черворана, который скандировал: — Яо ибоеа итуа... — взмахивая своим костяным атаме. Рубиновый свет залил мир на его последнем слоге. Кэшел почувствовал, что его сжимают — ни телом, ни разумом, но каким-то третьим способом, который он не мог объяснить.
Давление ослабло. Теперь он был не в куполообразном зале, как и его спутники. Протас и Черворан мерцали на слюдяных стенах, серые и такие тусклые, словно Кэшел видел их сквозь утренний туман. Илна тоже была в зеркале, и Гаррик с чем-то на плече, похожим на птицу, сделанную из кварца.
— Сал салала салобре... — пропищал голос Черворана, хотя его губы не шевелились. Его тело было таким же неподвижным, как картина на сияющей стене, но он, Кэшел и остальные в зеркале кружились вокруг смутно видневшегося грязного поля там, где раньше был центр комнаты.
Шарина стояла рядом с Теноктрис. Неподалеку на земле лежал щит. Шарина там! Женщины подняли головы, нахмурившись, как будто увидели что-то поблизости и не могли быть уверены, что это было.
— Шарина! — позвал Кэшел, но его губы не шевелились; он даже не чувствовал, как бьется его сердце. Хотя крик прозвучал только в его сознании, ему показалось, что он увидел, как Шарина улыбнулась в зарождающемся понимании.
— Ракокмеф! — взвизгнул Черворан, хотя его отражение в зеркале было таким же застывшим, как и у Кэшела.
Красный магический свет, обжигающе холодный, разделил тело Кэшела на атомы и преобразовал его в грязь, тающую под ярким солнцем. Он пошатнулся, остановился, чтобы убедиться в своем равновесии, и сделал один шаг вперед, чтобы заключить Шарину в объятия. Он держал свой посох так, чтобы не ударить ее по затылку.
— Кэшел, — пробормотала она, уткнувшись ему в грудь. — Кэшел, поблагодари Богоматерь за то, что ты вернулся!
Они находились на плоской пустоши. Гаррик держал Лайану за руки, и они разговаривали. Гаррик выглядел так, словно побывал между жерновами, но Кэшел предположил, что тот, кто доставил ему неприятности, выглядел еще хуже. Птица на его плече была живой и быстро поворачивала голову, как крапивник, охотящийся для ужина.
Солдаты, а может быть, и вся армия, стояли шумными рядами по всей равнине; в воздухе пахло соленой грязью и гниющей растительностью. Там была Илна, в руках у нее была завязанная ткань, а лицо было худым и твердым, как лезвие топора.
Черворан огляделся с ошеломленным непониманием. — Где...? — сказал он. — Почему я здесь?
Двойник, которого сделал Черворан перед тем, как уйти с Кэшелом и Протасом, ковылял к ним. Оба волшебника держали в руках атаме, но у Двойника он был из старого дуба, а не из реберной кости.
Теноктрис стояла с выражением, которое Кэшел не мог прочесть, настороженным и сдержанным. Она смотрела на море. На горизонте, сверкая ярче, чем следовало бы даже при таком солнечном свете, виднелась Стеклянная Крепость. Проследив за взглядом старой волшебницы, Кэшел увидел, как из хрустальной массы вырвался голубой магический свет.
***
Шарина впервые за много дней почувствовала, что расслабляется, находясь в безопасности, в объятиях мускулистых рук Кэшела. Его присутствие заставило ее чувствовать себя так, словно она стояла в замке с каменными стенами. Это была не просто защита — хотя Кэшел со своим посохом был достаточной защитой, — но и ощущением надежности, постоянства.