Стеклянные цветы
Шрифт:
— А этот твой… телохранитель — я вижу, до сих пор при тебе. Как он тебя тогда, в кабаре, поволок, прямо пещерный человек. Зрелище было!.. Ты от него еще не устала — а то, может, уступишь на недельку, по-дружески?!
Бруни чуть не ляпнула: «Да оставь ты его в покое! У него жена умерла, ему сейчас не до чего!» — но сдержалась, поняв, что это вызовет массу вопросов; отшутилась и постаралась перевести разговор на другую тему.
Иви поведала еще парочку свежих сплетен из жизни общих знакомых и умчалась развлекать следующего гостя историей о промывании желудка и Клоде. А Бруни вдруг поймала
Скучно? Как же скучно — ведь и музыка играет, и знакомых вокруг полно, и бокалы с коктейлями разносят… Да что с ней такое?! Ведь весело же, весело!
Еда на блюдах в фуршетном зале была выдержана в том же «готическом» стиле: тартинки с черной икрой, черные трюфели в коричневом желе, канапе с какой-то лиловатой массой, суши с каракатицей — и, в качестве десерта, торт «Черный лес», шоколадный мусс и корзиночки с черносливом.
Бруни выпила пару бокалов вермута, попробовала закуски (лиловая масса оказалась вполне вкусным паштетом) и подошла к Филиппу.
— Съешь хоть что-нибудь — что ты стоишь голодный!
— Кто-то из нас двоих должен остаться в живых, чтобы отвезти другого на промывание желудка, — с бесстрастной физиономией съязвил он. — Что-то эта фиолетовая пакость у меня доверия не вызывает.
— Да нет, вкусно! — запротестовала Бруни.
Ответом он ее не удостоил — молча пожал плечами. Это значило: «Остаюсь при своем мнении».
Вернувшись к столу, она назло упрямцу — пусть смотрит и завидует! — взяла себе порцию мрачно-лилового мороженого, лизнула с ложечки и аж зажмурилась от удовольствия, таким оно оказалось холодным и кисленьким.
— Интересно, каким образом достигнут этот цвет? — спросил кто-то рядом по-немецки, но с таким сильным американским — точнее, техасским — акцентом, что, казалось, его можно резать ломтями.
— Смородина, — коротко ответила Бруни на своем родном языке. Обернулась и смерила взглядом говорившего: высокий, чернявый, лет тридцать пять, волосы вьющиеся, нос с горбинкой — все вместе смотрится вполне ничего.
— О, так вы моя соотечественица?! — обрадовался он. — А я уверен был, что вы немка, и не знал, как к вам подкатиться — думал, вас насмешит мой немецкий!
Он слегка напомнил ей Пабло. Только тот был попроще, а под хищной улыбкой этого чувствовалось, что мужик себе на уме. Бруни улыбнулась, давая понять, что попытка «подката» принята благосклонно.
Уже через десять минут она знала о Мартине Латтере, так отрекомендовался брюнет, все. То есть все, что стоило знать: тридцать семь лет, инженер из Техаса, приехал в Мюнхен на неделю, консультантом по какому-то судебному процессу. Пришел сюда с приятелем, который работает в представительстве их фирмы.
И по взгляду, и по улыбке, и по манере держаться чувствовалось, что ходок он изрядный и времени терять не любит. Едва она успела доесть мороженое — пригласил танцевать.
— Только… ваш спутник — он не будет в претензии? — повел глазами в сторону Филиппа.
— Не обращайте внимания, это мой телохранитель! — привычно отмахнулась Бруни.
Она все больше склонялась к мысли перепихнуться с этим типом. Правда, улыбка у него какая-то неприятная — но, может, удастся таким образом перешибить накатившее на нее ни с того ни с сего упадническое настроение? Симпатичный мужик, что еще надо! К тому же скоро уедет, а значит, не станет претендовать на продолжение знакомства; похоже, ему нужно то же, что и ей — приятно провести часок-другой.
Во время следующего танца Мартин пощекотал ей ухо языком и намекнул на наличие удобного местечка для «более тесного знакомства» — гостевой спальни на втором этаже. Бруни смеялась и отнекивалась, хотя уже решила согласиться. Они выпили еще по коктейлю, прихватили с собой бутылку шампанского и направились к лестнице.
На ступеньках что-то заставило ее обернуться и посмотреть на Филиппа. В его взгляде не было ни грамма ревности — лишь легкая насмешка, да и то заметная, наверное, только ей. Но Бруни показалось, что он видит ее насквозь и понимает, зачем она это делает.
На следующий день плохого настроения словно и не было — возможно, «лекарство» и впрямь помогло.
С утра она поехала в конюшню. Выяснилось, что насчет тренировок она попала в точку, разговор зашел именно об этом. Что ж — Бруни с самого начала знала, что содержание лошади обойдется недешево.
Очевидно, чтобы «подсластить пилюлю», ей показали Кемера — довольный и ухоженный, он стоял в деннике. Не менее довольная Криста, к приезду хозяйки начесавшая своему любимцу шерсть на крупе красивыми разводами, стояла рядом в фирменном комбинезоне с логотипом конюшни и такой же бейсболке.
Мерин Бруни узнал — покивал, потянулся к ней, настойчиво толкал мягким бархатным носом, пока она не вспомнила, чего он хочет. Выскочила из конюшни и, увидев Филиппа, потребовала, чтобы тот сходил и принес яблок.
Он молча встал и пошел. Бруни ностальгически подумала, что в прежние времена он наверняка бы отказался, да еще нахамил или посмотрел на нее так, что захотелось бы огреть по башке чем попало. А тут просто встал и пошел…
В конце октября приехал Эрни.
Из-за этого пришлось приостановить работу над лозой, от привычного образа жизни тоже на время пришлось отказаться. Не брать же пацана с собой в ночной клуб! Не говоря уж о том, что Клара чуть ли не через день звонила, чтобы напомнить, что «мальчик в десять, и ни минутой позже, должен быть в постели!» Ну, в десять — это уж слишком, Бруни быстро пришла с братом к соглашению: она разрешит ему ложиться спать в двенадцать и смотреть боевики и ужастики — а он поклянется, что никому потом об этом не скажет!
В остальном же она тщательно поддерживала свой имидж умной и положительной старшей сестры: водила его в музеи, показывала достопримечательности Мюнхена — даже сходила в цирк, получив при этом не меньше удовольствия, чем сам Эрни.
Филипп при нем снова стал держаться официально — ни совместных ужинов на кухне, ни разговоров на посторонние темы. Бруни и не ждала ничего другого — иначе ей пришлось бы объяснять брату, какие на самом деле отношения связывают ее с так называемым «телохранителем».