Стеклянный корабль

Самсонов Юрий Степанович

***

Может быть, он зарыдал бы взаправду, если бы мог предвидеть, какой оборот - еще более скверный - ожидает его впереди, и благодаря кому! Ибо г-н Эстеффан, по мнению Дамло, был всего-то штафирка с придурью. Между тем проповедь из темницы стала ядром темной лавины слухов. Оценив ситуацию, репортер, пока Дамло был занят, протолкался к решетке, прилепил к ней запасной микрофон-передатчик с магнитным присоском, и проповедь пошла в эфир. Первым оценил угрозу лютеранский пастор. Он явился к Дамло и потребовал, чтобы страдальцу было воспрещено кощунствовать сквозь решетку. Дамло как раз докладывал по начальству о диверсии в полицейском участке, он прикрыл трубку, рявкнул: - Разберемся, ваше преподобие!
– и продолжал свое. Пастора унесло за дверь.
– Чего им надо?
– сказал сержант, утираясь после нагоняя.
– Я его не выпущу - выставлю, мне он ни к чему! Дамло вообразил, будто пастор пришел хлопотать об освобождении г-на Эстеффана! Малопригодное для печати внушение, сделанное им при Снятии Оков, также ушло в эфир через позабытый передатчик. Сопровождаемый друзьями и учениками, г-н Эстеффан воротился с торжеством домой, чтобы укреплять и развивать успех свой далее. Собрались соседи, новообращенные звонили родне, предупреждая о Грозах Грядущих. Телефонная станция работала с предельной нагрузкой. Зато в апартаменте бельэтажа долго стояло молчание. - Итак, вы тоже опоздали, - наконец сказала президентша начальнику оккультного отдела. Тог отвечал улыбкой, в которой сквозила некоторая даже снисходительность. - Ни в коем случае, ваше превосходительство! Нам известно, что наблюдаемый в данное время обедает в харчевне "Золотой фазан" вместе со своим приятелем - неким господином Ау селем!.. - Мне это имя знакомо, - сказала президентша. Дальше! - Они намереваются затем отправиться в гости к Ауселю, что для нас крайне важно: через посредство этого Ауселя мы наблюдаем за объектом. Лишь бы они не разлучились!.. - Почему вам не выйти прямо на Даугенталя? - Невозможно, ваше превосходительство!.. Не знаю, каким это образом, но он от нас начисто изолирован: ни один реципиент его не воспринимает. Я очень желал бы выяснить... - Что ж, - сказала президентша, - в принципе это правильное решение наблюдать издали, не спугнуть., Утром приедут академики, пускай они и вступают в контакт. Но я на вашем месте непременно бы подстраховалась: поручила бы кому-нибудь все-таки... - Понимаю, ваше превосходительство! Будет исполнено! - То-то!.. Упустите - ответите головой.
– Она поднялась со стула. Без особенной надобности больше меня не тревожьте Ведите подробную запись. Важные новости докладывайте по телефону. - Слушаюсь!.. - Ты умеешь читать мои мысли?
– сказала Она молодому человеку, запирая за ушедшими дверь на ключ. Примерно через час оккультист позвонил, чтобы доложить: доктору Даугенталю угрожает серьезная опасность!

Глава 11

Марианна любила прогуливаться по людным улицам, Чтобы их могли видеть вместе. Рей этого терпеть не мог. На его счастье, улицы оказались совершенно пусты, он уже благословлял свое везенье - и, напрасно! Когда со стороны аптеки г-на Эстеффана донеслись яростные вопли и послышался треск, неумолимая Марианна, разумеется, повернула туда...

***

Окна аптеки были закрыты ставнями. Внутри по всем стенам горели свечи перед образками, распятиями и даже статуэтками святых, принесенных сюда бывшими католиками. Но рядом с иконами красовались вырезанные из журналов репродукции - святое семейство. Иона и кит, Леда и лебедь, луврская Венера и святая индийская корова из Бомбея. Дремлющий Будда, Конфуций с усами шнурочком, фотографии негритянских идолов и статуй с острова Пасхи - никто не был обойден вниманием, никто не остался без свечки! Шуму из-за дверей г-н Эстеффан сперва даже обрадовался: прервать молебствие, чтоб затем приступить к нему сызнова при участии новых энтузиастов. Плоховато зная роль, он не отказался бы и от суфлера. На "приидем" да "воспоем" далеко не уедешь... Но когда по ставням что есть силы забарабанили палками, пришлось сообразить, что это был энтузиазм совсем Другого свойства. Большинство сограждан принадлежало прежде к протестантским церквам Общим врагом почитались католики. Бывали стычки, сопровождавшиеся довольно безобидным кровопролитием, не то что в других местах, как правильно отмечал в свое время г-н Доремю. Возглавлявший католическое меньшинство патер был искусный дипломат. И он сохранил свою паству почти целиком, когда г-н Эстеффан вовлек в соблазн и увел за собою почти половину города. Протестанты пострадали сильнее. И хотя былые враги соединились теперь в заговоре под общим знаменем, разница влияла на поведение нападавших. Кальвинисты ворвались в дверь первыми, крича во всю глотку, размахивая дубинами. И - о ужас!
– возглавлял их не кто иной, как г-н булочник со своими здоровенными зятьями. Только теперь г-н Эстеффан осознал роковую ошибку: мало было обратиться в веру, надо было еще сообразить, в какую! А он-то воображал, что семейство г-на булочника... - Что тут за цирк?
– нагло спросил г-н булочник, останавливаясь в проходе и озирая священные изображения. - Храм сие Бога, - слабеющим голосом пропел г-н Эстеффан из-за стойки, на которую был нынче водружен лишь графинчик с безобидной водою, Бога Ведомого и Неведомого.., на многих Престолах восседающего, много Ликов имеющего, а такожде Имен, сотворившего твердь земную и всякую тварь.., и человецы!..
– этим пассажем он про себя остался весьма досолен. - Воссядьте с нами, братие!.. Внемлите... Воссесть было решительно негде - все стулья заняты. Г-н Эстеффан надеялся кротостью остановить дубины - и обманулся. - Пусть сатана с тобой воссядет!
–

заорал булочник, устремляясь на стойку как бык.
– Пусть сатана тебе внемлет! - Бейте их, братик - пронзительно заверещал г-н Эстеффан, смежив очи. Булочник растянулся от чьей-то подножки, зятья опустили дубины Затрещали головы и стулья, зазвенели стекла, чадя, валились свечи. Нападавшие выламывали ставни ч оконные рамы, чтобы зайти во фланг. - Позвоните кто-нибудь в полицию!
– надрываясь вопил г-н Эстеффан. Где этот Дамло? Стойка зашаталась, прижав его спиною к стене. В выбитое окно г-н Эстеффан видел патера среди его паствы. Ка голики соучаствовали, но не очень-то рвались в бой, держась в задних рядах. - Ваше преподобие!
– задыхаясь, воззвал г-н Эстеффан. Патер, видимо, не слышал. Он молился... Г-н Эстеффан молиться не мог, да в общем-то и не умел, и напрасно пытался сообразить, с какими словами должен отдать свою душу, когда на той стороне улицы показались преспокойно идущие мимо два человека - г-н Аусель и д-р Даугенталь! - Вот он!
– загремел г-н Эстеффан, отпихивая стоику и высвобождая сильно помятую шею.
– Вот он. Мой Высокочтимый Друг, мой Учитель! Хвала Воскресшему! Драка остановилась, все замерло... Католики взяли двух прохожих в кольцо - не без почтительности... В толпе сам собою образовался проход к двери аптеки, а затем и далее, к стойке. Г-н Эстеффан торжествовал. Он снова завладел вниманием своей разнородной аудитории. - Все знают, я был атеистом, - заговорил он в тишине, - я веровал в одну Науку!.. Но когда Наука сама в лице Моего Высокочтимого Друга, - он указал на входящего Даугенталя и стукнулся лбом о стойку, - опровергает.., дает доказательства.., я складываю оружие! Учитель, скажите нам слово о Боге! - О чем?
– переспросил Даугенталь. Его ясный слабый голос был повсюду слышен, несмотря на осторожное шаркание ног: толпа вся втискивалась в помещение. Патер вошел последним. - Понимаю!
– проницательно реагировал г-н Эстеффан.
– Вы не хотели быть узнанным.., или время еще не настало. Но воскресение ваше из мертвых... - Чушь, перетак!
– сказал Даугенталь. - Будут речи его полны соблазна, - обратился к пастве г-н Эстеффан, чтоб закалить острие вашей веры!
– Про себя он возгордился этим ловким ходом. Взять в толк поведение Даугенталя он не мог. Он сам прошлой ночью ощущал лед его руки, не слышал пульса, биения сердца - и все же начинал сомневаться... Тут что-то не так!.. Отступления, однако, не могло быть. Бог - это волшебник из Библии!
– прошипел он в ухо Даугенталю и продолжал во весь голос: - И если смутят души ваши, поймете, как смущена была моя! - Помню, читал, - сказал Даугенталь.
– Он сделал Землю за шесть дней. Так написано. - Да, - подхватил г-н Эстеффан.
– Возможно ли это, по-вашему? Даугенталь отвечал, что сейчас еще нет. Но лет через двести - триста обыкновенная наука, если даже она останется такой, как нынче, сможет провести подобный эксперимент: соорудить планету и поселить на ней биороботов, гомункулов с целью проследить за их развитием. Может быть, для начала двоих, может быть, назвав их Адамом и Евой... Смущал его лишь шестидневный срок. Однако и тут он не видел большого препятствия. Экспедиционному кораблю вовсе нет нужды торчать возле вновь созданной планеты, - дожидаясь, пока она остынет, он может отлучиться, использовав Эйнштейновский парадокс времени, вернуться в предусмотренный срок и совершить посев жизни на готовой к тому поверхности. Чистое время творения может, таким образом, занять и шесть дней, если есть такая нужда. "Возможное однажды, возможно многократно, - сказал Даугенталь.
– Вовсе не исключено, что наша планета создана в результате подобного эксперимента, затеянного могучей разумной расой, обитающей где-нибудь в глубине Вселенной". - То есть, - моментально уцепился г-н Эстеффан, - вы не стали бы оспаривать Библию? - Зачем?
– спросил Даугенталь. - А Коран? А греческие мифы? А учение Зороастра? - Не все читал, - сказал Даугенталь.
– Может быть, все правда. Или немного правды. Или... - Вы слышите, братие? Сие речет Истина устами Науки!
– весьма своевременно взвыл г-н Эстеффан.
– Можно ли в сем сомневаться? - Нельзя!
– хором отвечали правоверные. Остальные пока что молчали. Пасторы и главы малых сект сбились в кучку, шушукались. Патер стоял одиноко у притолоки, выцеливая взглядом беглых прихожан. Те ежились, утопив головы в плечи. Патер думал о том, что в ближайшие дни исповедальная деятельность будет нелегкой. Нельзя допустить шаблона в епитимье "Церковное наказание." - так он полагал. Одинаковое наказание их даже объединит, успокоит, сделав явным общее шатание в душах, облегчив праведные муки совести. Нет уж: каждый понесет свою кару, придется потрудиться, их измышляя! Но все на пользу. И часовенки пора подновить, и кладбище в безобразном состоянии, да и собор нуждается в немалом. Он найдет им работу, паршивцам! Пасторы обернулись к нему. Не прочь проконсультироваться? Ну уж, мальчики, нет: дружба дружбой, а табачок врозь!.. Он не ответил на взгляды. Г-н Эстеффан возвысил свой пронзительный голос: - Так можем ли мы пренебречь крупицей истины в любой вере? Откуда знаем мы, что негру в его шалаше не открылось более, чем папе римскому в его палатах? - Верно!
– закричала его паства.
– Правильно! Таланты аптекаря расцветали на глазах. Удар рассчитанно пришелся по слабейшей стороне католикам, и пасторы помалкивали, будто согласившись. "Плод созрел, подумал пастор, - пора ему упасть!.." - Пожалуй, и я с вами соглашусь, господин Эстеффан!
– произнес он своим звучным баритоном, который сводил с ума молодых прихожанок, во вред душе, на пользу церкви. Зал обмер. Потом завопил - радостно, пожалуй, чуть дурашливо. Хоть и недоумевая, к этому хору присоединились некоторые из католиков.
– Блажен муж, иже не идет на совет нечестивых, - патер обращался теперь к залу, - но негоден пастырь, покинувший овен заблудших на гибель!
– Он взглянул в лицо каждому из ренегатов.
– Святая мать наша - римско-католическая церковь всегда признавала откровение. Примеры найдете даже в писании. Более того, господин Эстеффан. Восточный принц в сонме наших святых, кто это? Вдумайтесь, интеллигентный человек! Богоматерь индейцев, которой молились они до прихода Колумба, - разве проклята она как ложная святыня? Ей воздвигнуты храмы, господин аптекарь, католические храмы! Ибо согласны мы, что частица истины может быть открыта благостью господней и язычникам непосвященным и убогим. Но, господин Эстеффан, частица, не целое, истины, а не днавольского заблуждения! По невежеству изобретаете. Золотого тельца здесь не вижу только из-за недостатка ваших средств, не то и перед ним набивали бы шишки на лбы Замените его: принесите девчоночьих кукол, огородное пугало, не все ли вам равно, кому возносить кощунственные ваши молитвы! - Позвольте!
– прокричал г-н Эстеффан под хохот католиков, протестантов да кое-кого из новообращенных. - Э, нет, отдохните, господин Эстеффан! Доктор Даугенталь, я читал о ваших гипотезах и слушал вас сегодня с интересом... Марианна, которая вместе с Реем следила за диспутом с улицы через выбитое окно - без интереса, в надежде на скорую драку, доказала тут, что не напрасно она была дочерью выдающегося политического деятеля. Услыхав имя Даугенталя, она, навострила ушки уже по-настоящему, а едва только патер прямо к нему обратился, как девчонка расстегнула сумочку, запустила туда руки и ожидала продолжения... - Позвольте мне без всяких хитростей задать вам один-единственный вопрос: веруете ли вы сами? - Нет, коллега поп, - преспокойно ответствовал Даугенталь. Прогрохотало подряд два выстрела. Осколки люстры и графинчика со стойки г-на Эстеффана осыпали толпу, которая поднялась как один человек и шагнула вперед - убивать. - В окно, доктор! Сюда, к нам!
– Марианна навела пистолет на патера, и тот понял намек. - Идите с миром, доктор Даугенталь!
– Голос его был как медь звенящая.
– Не смерти грешника, но спасения хочет господь! - Молодцом, преподобие!
– пискнула Марианна. Бронированный лимузин на полном ходу подкатил к аптеке, вооруженные автоматами типы в черном спрыгнули с подножек, ринулись в дверь... - Он в безопасности?
– послышался голос президент-, щи из машины. Ну, пострел-девка!
– Вероятно, оккультист успел изложить происшедшее. Марианна! Немедленно брось пистолет, где ты взяла эту гадость? Иди сюда, поедешь со мной!
– Президентша выглянула наружу. - И не подумаю! - Вот как?!
– Должно быть, оккультист успел еще что-то добавить: тон ее тут же переменился.
– Впрочем, мы с тобой, кажется, договорились!.. Ах, доктор Даугенталь, какая встреча! Вы до смерти нас напугали. Надеюсь, больше не исчезнете? - Все исчезнем, - сказал Даугенталь серьезно. - Да, - сказала она, - но торопиться не стоит! Рада буду видеть вас у себя - здесь или в столице - в любое время.
– Даугенталь не ответил. Марианна, если тебя не интересует, как, ты выглядишь, можешь остаться, но не задерживайся слишком! Типы подбежали с докладом, им был вполголоса отдан какой-то приказ, и они остались возле аптеки, не позволяя никому из находившихся внутри выйти на улицу. Лимузин укатил. - Прикажите мэру от моего имени, - сказала президентша, когда машина тронулась, - чтоб местная полиция... - Прошу прощения, ваше превосходительство, - деликатно прервал ее оккультист, - местная полиция сидит в клетке, и думаю, что выберется не скоро. - Боже, что за нравы!
– воскликнула Президентша.

Глава 12

Город терзался религиозными страстями, но сержанту Дамло было не до этого. За разгромленный участок надо было отвечать, за каждый сломанный замок отчитываться, но оказалось, что и это не беда, полбеды! На злополучную телеграмму о поимке Даугенталя и на сообщение об его бегстве отозвался не какой-нибудь мелкий чиновник. Сам заместитель г-на префекта о таких высотах Дамло и помыслить не смел, более того, испытывал во глубине души сомнение в их реальности!
– этот почти небожитель приказал вызвать Дамло по телефону, сообщил ему, стоящему навытяжку, свое мнение о его служебной деятельности, высказал даже сомнение: является ли он лояльным гражданином, не сотрудничает ли с враждебными внешними силами? Он должен либо выйти в отставку без пенсии, либо вернуть беглеца в лоно полиции, и уж более не упускать. "От этого зависит репутация ведомства", добавил он, и Дамло понял, что дела его хуже чем плохи... Ни на какую помощь надеяться не приходилось: чрезвычайное положение!.. Дамло составил опись повреждений. Хорошо, что хоть маленький сейф оставался нетронут!.. Составил акт, вызвал постового - расписаться. Это отняло уйму времени: парня пришлось обучать. Неприлично полицейскому ставить в документе крестик. В конце концов закорючка кое-как удалась. Дамло смягчился и снизошел изложить подчиненному обстоятельства дела. Тот страх перепугался, узнав, что подписал. Долго шлепал губами, но затем на его лице явился отблеск мысли. - Тут собаку надо!
– изрек он.
– Без собаки никак! - Собаку!
– зарычал Дамло.
– Марш на пост! Оставшись в одиночестве, Дамло начал тихо сатанеть от тоски. Газет завтра в город не доставят - все по причине того же треклятою чрезвычайного положения. А интересно знать, что там понапишет репортер! Да, он же еще гонит свои передачи на радио, вспомнил Дамло Радио он совсем не уважал в одно ухо влетает, в другое вылетает Все-таки, подумав, снял свою серьгу Хитрая была штучка, работы Биллендона, по спецзаказу миниатюрный радиоприемник Слышно одному только Дамло, со сторона никто не догадается Звук чистый, никаких помех, не сравнить с той дрянью, которую выдают в хозуправлении полиции Верно, Дамло терпеть не мог жужжанья возле уха, почти приемника не включал, теперь придется, ничего не попишешь. Его толстые пальцы не без труда нащупали миниатюрную кнопку. Серьга запела, будто пчелка Передавалась легкая музыка Затем сообщили, что г-н президент намерен посетить Андорру и Монте-Карло в удобное для себя время, потом - что визит отменяется... Слушая, Дамло прохаживался по участку Под полом скреблись мыши "И что они тут жрут?" - задумался Дамло. Это навело его на скорбные мысли о Службе - в связи с пенсией, о городском бюджете, о левых заработках г-на мэра. Продолжая размышлять, он посетил поочередно все три камеры, они были пусты, в одной валялся на полу скомканный носовой платок. Конечно, г-ну мэру пенсия не нужна Если даже оставить в стороне гостиницу и подряды, одни только липовые городские учреждения, где числится полный штат, а на деле.. Дамло пнул платок сапожищем. Тряпичный комочек угодил точно в угол Кстати, участку тоже полагается уборщица, а где она? А в городском ветеринарном пункте... Он встряхнул головой, чтоб изменить теченье мыслей. Куда его заносит? Ведь мелькнуло что-то важное. Стоп, с начала: о чем думал? Г-н мэр , а раньше? Уборщица, что ей делать в участке? Черт с ним, с мэром, дома от баб нет житья - как заведут про жалованье... Будто Дамло сам не знает. На месте г-на мэра он тоже своею не упустил бы Например, в ветеринарном пункте числится с полдюжины народу, а на самом деле держат одного, и правильно и тот баклуши бьет. Опять стоп! Что же он упускает? Сначала, кажется, подумал о мышах. От мышей надо кошку завести, коты ленивы, Дамло знал одного: подсунут ему мышь - не жрет, подавай деликатесы. Пока молодой - ничего, а как вырастет, только по крышам ходить да с собаками цапаться Постовой тоже скоро вот обленится, зажиреет... Эх, опять проскочил! Мэр, платок, постовой, кошки-собаки... Дамло хлопнул себя по лбу. Наконец-то!.. Застегнутый на все пуговицы, придерживая шпагу, он спустился с крыльца и направился к юродскому ветеринарному пункту, созданному для соблюдения санитарии и уничтожения бродячих собак, которые в этих местах попадались куда реже пуделя Пункт располагался на выморочном участке, приобретенном муниципалитетом, по соседству с усадьбой Биллендона. Дамло постучался в калитку. Никто не ответил. Мерзавец, разумеется, отсутствует. На другое Дамло не надеялся. Этот косоротый собачник либо дрыхнет целыми днями у себя дома, либо ковыряется на крохотном огородишке, где никогда ничего не вырастает, кроме лопухов, да лается с женой, правду сказать, ведьмой, каких мало. Раз в месяц ходит за жалованьем. Раз в год, коли выпадает случай, исполняет прямые обязанности. Отчего муниципальные служащие - сплошь сони, кроме г-на мэра, который, как любил Дамло повторять, своего, конечно, не проспит? Он постучался снова, рассчитывая не на ответ косоротого собачника, а на другое. Из-за калитки ни звука. "Неужели успел ликвидировать?" подумал Дамло, и даже уши у него от этой мысли вздрогнули. Пойманных собак было положено содержать здесь в течение трех дней на случай их востребования владельцами, но обычно их либо востребовали в первый же день, либо не востребовали вовсе, так что инструкция вполне могла не соблюдаться. Самого Дамло впервые волновало, соблюдена ли она в этот раз. Если нет, тогда этому пугалу огородному, косоротику... Дамло перевел дух. Огляделся: не наблюдает ли кто за ним. И совершил неподобающий поступок: перемахнул через калитку. Дурацкий совет постового нечаянно пригодился: ведь из полученного утром донесения явствовало, что косоротым собачником была отловлена собака породы дог, одна, при металлическом ошейнике. То есть собака действительно имелась в наличии! Конечно, ее надлежало использовать. Слава всевышнему!.. Он стоял перед клеткой, разглядывал собаку и ошейник и проникался уважением к косоротику. Немыслимое дело - управиться с этакой звериной без применения огнестрельного оружия! Весу - фунтов двести. Челюсть крокодилья. Лоснящийся чугунный корпус - только на груди неровное белое пятнышко Уши сомкнуты над головой Глазище, такой же красный, как вываленная набок длиннющая лента языка, косится на полицейского. Клетка заперта снаружи на простой засов. Дамло теперь по-иному оценивал перспективу, недавно заманчивую: применить пса. Он топтался перед клеткой в нерешительности. Гамма переживаемых чувств была необыкновенно сложна и отображалась в гримасах, сменяющих одна другую, - хорошо, что этого никто не видел. "Ничего другого не остается", - заключил свои раздумия Дамло. Удалось косоротику, а он чем хуже? Вдобавок, косоротик должен был затащить собаку в клетку. Дамло же - выпустить из нее. Ему пес даже обязан будет благодарностью за это, и не только за это! Мало ли что с ним могло случиться, если б не вмешательство полиции! Должен он это понимать хоть по-своему, по-собачьи? Умное животное, по слухам Некоторые даже считать умеют, в цирке выступают... Дамло отпер клетку, приказал: - Выходи! Собака не шелохнулась. Дамло повторил приказание тоном более суровым. Пес и не подумал подняться. Вид у него был величавый, снисходительный. Да что же это такое? Человек, венец творения, слушается с полуслова, а тут, здравствуйте-пожалуйста, экая дрянная тварь!.. Надлежало рассматривать это не как простое неподчинение, налицо была попытка оскорбить представителя полиции при исполнении служебных обязанностей... Как выманить его из клетки?.. - Пупсик!
– дрогнувшим голосом проговорил Дамло. Пупсик ухом не повел. - Цуценька! Супруга полицейского не слыхала от него такого нежного рычания даже в ту единственную, лучшую пору их жизни, когда папа Дамло заставил его на ней жениться. Но проклятущую тварь и это не пробрало, хотя по-настоящему ей следовало бы зарыдать. Конечно, можно было пустить в ход какую-нибудь палку, даже шпагу. Огреть разок - выскочит. Но разозлится. Укусить не укусит, а попробуй привязать к ошейнику поводок, захочет ли после слушаться и вообще сотрудничать? Нет, портить отношения нельзя. Главное дело - взять на поводок. Но почему для этого надо непременно вытаскивать пса наружу? Гоняйся после за ним по всей территории Да еще не подпустит. А то сиганет через забор, только видели... Нет, пускай там и сидит, так даже лучше. Страшноват, конечно, да больше с виду. Захотел бы, так давно бы накинулся Там привязать, ни голову себе ломать, ни уговаривать: пупсик, цуцик, тьфу!.. И Дамло, засопев от унижения, полез в клетку сам - не за собакой полез, за пенсией!.. Пес и головы не повернул. Лишь выпуклый кровавый глаз отмечал передвижение Дамло. - Вот так!..
– успокаивающе проговорил Дамло, протягивая руку с веревочкой.
– Вот та-а...
– Он не успел и коснуться ошейника. Без малейшей предварительной подготовки, без усилия черное глянцевое тело пса будто бы перелилось с занимаемого прежде места наружу. Для этого надо было мало что прыгнуть, но еще перевернуться в воздухе задом наперед; никаких подобных движений Дамло не заметил. Только что собака лежала вот тут, где рука и веревка. А теперь собака лежит перед клеткой, стережет выход. Полицейский превратился в заключенного. Он не сразу это осознал, настолько это было противоестественно, не говоря уж о том, что противозаконно. После стольких лет беспорочной службы!.. Шепча: "Пупсик!", - протянул снова руку с веревкой. - Р-р-р!..
– отвечала на это собака Дамло сидел на корточках в тесной клетке, скрюченный, не повернуться. Он вспотел, размышляя, что делать. Шпагой ее? Но шпажонка дрянь, украшение, такими мух бить. О пистолете он думать не стал, тому была причина. Пес лежал у дверки и глядел на Дамло грустными, почти человеческими, только переутомленными ,до красноты, глазами. Но эти глаза не упускали самого легкого движения. Действительно умный был пес. Вероятно, его натаскали обезвреживать и стеречь воров до прихода хозяина. Теперь он стерег Дамло, проникшего в клетку, А за хозяина был косоротый собачник, вот что приводило Дамло в отчаяние. Явится, пугало огородное, и что увидит! Может и других позвать. Много найдется охотников: весь город. Газетчик прибежит: "Господин Дамло, расскажите моим радиослушателям, как вы себя чувствуете в этих условиях? Какие собаки вам больше нравятся? Подтяжки какой фирмы предпочитаете? Как смотрите на предстоящие выборы? Посещают ли вас жена и дети? Долго ли намерены тут просидеть? И вообще, с какой, собственно, целью вы сюда забрались?" - О-о!..
– провыл Дамло. Проклятый пес не дрогнул, хотя смотрел даже сочувственно Все я, мол, брат, понимаю, только выпустить, извини, не могу: сам знаешь, служба. Дамло знал - и покорился судьбе. Он только расположился поудобнее, опершись спиной, о прутья. Пес шевельнул было кожей и приподнял губу, но, увидев, что поднадзорный не предпринимает враждебных действий, успокоился. Во дворике стояла тишина и прохлада. И в клетке было даже уютно. За чистотой косоротик следит, не вовсе зря получает свое жалованье. Косоротик.., что косоротик?., черт с ним, косоро.., токосо... Сержант уснул. Надо признать, что жизнь его была в последние сутки достаточно утомительна. Стоит ли удивляться, что он проспал многое из того, что полагалось бы не проспать!..

Глава 13

– Здравствуйте, господин ректор!
– присев, приветствовала Марианна г-на Ауселя - на сей раз почти трезвого. - Здравствуйте, мадмуазель... Только откуда вы взялись?
– г-н Аусель нетвердой рукой запахнул драненький пиджачок. - Я инкогнито, поглядеть на Рея, - отвечала Марианна весело, - он тут на побегушках у Биллендона! - Значит, мне не показалось!..
– бормотнул г-н Аусель.
– Славный поступок, Рей, но разве ты не знаешь - для тебя учреждена специальная стипендия, чтобы ты мог...
– Он говорил, не поднимая глаз.
– Впрочем, я ухожу в отставку молодые люди! Это маленькое хобби воспрепятствует... Марианна и тут мигом все поняла. - Да мы не проболтаемся, господин ректор, честное слово! Разумеется, она слегка лукавила.
– Лишь бы мамочка...
– она прикусила язык.
– Доктор Даугенталь, расскажите лучше, как вы воскресли! - Чепуха, перетак!
– сердито ответил тот.
– Дрянь город. Дрянь гостиница. Убивать меня иголкой - ха! Прикатили бы пушку, было бы очень смешно! Я объяснял алкоголику... - Но я мало что понял, - смиренно прервал его г-н Аусель. - А вы, коллега? - Догадывался, - ответил Рей. - Видите, профессор?
– свирепо обратился Даугенталь к г-ну Ауселю. Это он должен вас учить: он не пьет ром и джин!.. Дадим историческую справку, к которой читателя попросим отнестись, елико возможно, со вниманием. Учение д-ра Даугенталя о геометрии пространства никогда не было опубликовано: автор считал это знание слишком опасным. Коротко говоря, оно сводится к следующему, пространство обладает не одной только Эйнштейновской кривизной, но сложной геометрической структурой, которая, по существу, и определяет все свойства материи. Так, электрон - луч света, попавший в пространственную ловушку, - будет вечно мчаться по одной из Боровских разрешенных орбит вокруг атомного ядра, эта замкнутая орбита представляется ему бесконечной прямой! На такой вот манер весь доступный нашим ощущениям и приборам трехмерный мир выстроен, по существу, из одной энергии - из простого света! Но число пространственных измерений не ограничено тремя. Четвертое, пятое, шестое и так далее измерения не есть математическая фикция, это физическая реальность, куда, как говорит Даугенталь, ощущение получит доступ вслед за мыслью... Ибо человек, утверждает он, существует во всех измерениях одновременно и все их потенциально способен воспринимать. Более того, в некоем измерении человек виден извне как кристалл с неисчислимыми гранями. Вершины углов поверхности этого кристалла - те самые акупунктурные точки на теле, в которые было в XX веке модно вонзать металлические иглы с целью излечения от разных болезней. Этот способ, и на самом деле весьма полезный, был, кстати сказать, интуитивно найден еще в глубокой древности восточными азиатами. Сказанного достаточно, чтобы понять остальное, которое даже слишком хорошо нам известно!.. Д-р Даугенталь смог рассчитать, какие из этих внешних точек должны быть активизированы для того, чтобы сделалось непроницаемо плотным энергетическое поле, окружающее всякое тело. Такая невидимая защитная оболочка, однажды созданная, затем уже сама поддерживала собственное существование, как за счет процессов организма, так и за счет внешних сил, не брезгуя ни ударом дождевой капли, ни солнечным лучом. Доктор поставил эксперимент на себе. И хотя его оболочка была еще довольно примитивна, однако убить его не смогла бы даже тяжелая авиабомба. Запомним это, хотя нынче никого уж не волнуют вопросы, связанные с научным приоритетом, сведения пригодятся в нашем исследовании. Суровое обхождение д-ра Даугенталя с г-ном Ауселем не должно вводить нас в заблуждение. Г-н Аусель в свое время руководил его обучением, сам давал ему уроки, бы я удостоен такого уважения и дружбы, что первые опыты уплотнения поля главным образом для того и затевались, чтобы можно было, ускользнув от бдительного круглосуточного надзора, навещать учителя, вести с ним диспуты и ссориться Догадка репортера верна: множество раз д-р Даугенталь покидал бронированное убежище, будучи в одной из таких отлучек, он познакомился с Реем - по рекомендации ректора II, однако, никакой почтительности к г-ну Ауселю он не проявлял, попросту не зная, что это такое, и сильно сердясь на его порок, совершенно внезапно возникший, для Даугенталя необъяснимый!.. - Он скушал полбутылки рому!
– наябедничал Даугенталь Рею, тыча пальцем в г-на Ауселя.
– Какой-то дурак, говорит, подарил, теперь он хочет скушать остальное, сердится, что позабыл заткнуть бутылку - ха-ха, я вижу, как пляшут мысли у него в голове! Я вам не позволяю!.. Коллега Рей, я не хотел никому говорить, но вы теперь все равно знаете. Вы поняли, что Машина совсем не нужна? - Еще нет, - сказал Рей. - Ну, смотрите!
– Даугенталь протянул руку вперед. Этот разговор происходил по дороге к дому Биллендона, посреди булыжной мостовой, совсем рядом с оградой ветеринарного пункта, где в клетке, утомленный трудами и размышлениями, безмятежно подремывал Дамло под охраной собаки, не зная, что до предмета его хлопот сейчас рукой подать, и, вдобавок, упустив невероятное зрелище! Даугенталь двинул ,рукой. Следуя этому движению, крупный булыжник сам собою вывернулся из мостовой в полутора десятках шагов от них, стоящих группой... Камень поднялся в воздух, повис над землей. Затем невидимое продолжение руки д-ра Даугенталя вернуло его на прежнее место!.. - Еще смотрите! Калитка, ведущая во двор Биллендона, которая была отсюда хорошо видна, ни с того ни с сего распахнулась, взвыла сигнальная сирена - будто кто-то вошел, но умолкла... Недоумевающий Биллендон появился на крыльце, огляделся, махнул им рукой. При виде фокусов Даугенталя Марианна пришла в такой ужас и восторг, что попросту онемела. Если бы она оказалась в состоянии хоть пикнуть, события могли бы принять совсем другой оборот... - Видите, коллега? Поле становится внешним органом тела. Опасная игрушка, да?.. Но это, коллега, не все! Стараясь формулировать как можно осмотрительнее, чтобы не выдать лишнего, Даугенталь все же рассказал о возможности усовершенствовать метод, после чего уплотненное поле приобретет многие любопытные свойства. Например, оно возьмет на себя полностью функцию энергообмена со средой, это будет для его владельца значить отсутствие нужды в воде и пище. Если все-таки понадобится дышать, то никакое болезнетворное начало не проникнет в легкие. Даугенталь воздерживался от прогнозов насчет дыхания, так как считал недостаточными свои сведения о физиологии. Так или иначе, всемогущее поле сделается для человека тем, чем для него были дом, одежда, средства передвижения! Он сможет обитать в открытом космосе, ни в чем не испытывая недостатка, путешествовать без ракет; он сделается бессмертен!.. Г-н Аусель воскликнул, что такое открытие должно быть немедленно обнародовано, Даугенталь отвечал, что он не враг эволюции человечества: никто ничего не получит, в особенности политики, военные и промышленники, он принял все меры для того, чтобы тайна не была открыта. В последнем он, как мы теперь знаем, несколько заблуждался... Импровизированная лекция была прервана появлением сильно запыхавшегося католического патера. - Я хотел бы выяснить, доктор Даугенталь, - приступил он без околичностей, - отчего вы, веруя в волшебство, в чудеса... - Я понял, коллега поп, - остановил его Даугенталь.
– Ни во что не верую, знаю, как делать, а это уже не чудо: чудо ли телефон, за который пять - десять веков назад кого-нибудь бы вы сожгли! Эволюции никто не удержит, не знаю, когда каждый сможет больше, чем тот волшебник с бородой, которому поете песни, жжете свечки... - И кто-то, возможно, опередил нас на этом пути, кого мы принимаем за бога, - попытался закончить за него патер.
– Бог по Дарвину!.. Но душе моей он не нужен!
– подлинное волнение прозвучало в его бархатном голосе И, доктор Даугенталь, если кто-то мог опередить нас, то другие могли опередить их, а этих других в свою очередь опередили другие... - Верно, коллега поп! Это не может быть исключено. - Отчего же вы, допуская этот всеобщий путь в высоту, к бесконечному совершенству, не хотите допустить вершины вершин, маяка мироздания, которое строите? - Волшебника с бородой? - Господа моего, - сказал священник, - творца и создателя!.. - Который сотворил мир из ничего, - сказал Даугенталь. - Это для вас неприемлемо? - Нет. - Это существенно, - сказал священник в задумчивости.
– Я не стану пытаться сближать наши точки зрения при помощи софизмов. Эти ваши дарвинистские божества - они что, тоже никогда не смогут?.. - Нет, коллега поп. Никто не создаст и не уничтожит материал мироздания. Строить будут из того, что имеют, и перестраивать то, что имеют. Мы знаем только пустяки о разновидностях и свойствах материала, краешек спектра, что можно пощупать-... Чтобы знать больше, надо эволюционировать, тогда увидим, что были полуслепыми, полуглухими, почти парализованными. Сбрасывать кожу мохнатого ползучего червя, под ней спрятаны крылья. - Прекрасно, доктор Даугенталь!
– подхватил патер, и под его сутаной напряглись мышцы тигра.
– Но кто такой этот ваш будущий, эволюционно созревший плод? Из всего, что я о вас читал и слышал, понимаю, что это образец духовной дисциплины, полностью лишенный агрессивности, неспособный ко злу, слуга мироздания, так ли? - Да, - сказал Даугенталь. - Но вы же рисуете портрет истинного идеального христианина, воплотившего в себе учение сына божьего! Вы всего лишь повторяете святое Евангелие! - И то, что без него говорили индусы и греки. Истина повторяется, инстинкт ведет туда же, куда разум; религия - куда философия. Не надо быть богом, чтобы знать, что зло - глупость, оно даже невыгодно: теряешь больше, чем получаешь, но не можешь этого понять, оттого что глуп. Злой человек не просто глуп: он болен. У здорового человека всякий инстинкт обыкновенно верен, не ошибается и моральный инстинкт. - Но если он усилен авторитетом святого писания, верой в воздаяние за гробом? Вы обращаетесь к одному рассудку, мы - ко всему человеческому естеству, мы давно изменяем его, насколько способен он и мы сами. Не короче ли наш путь к общей цели, не богаче ли и представление о ней? - Тот, кто верит в логическое допущение как в истину, неразумен, отвечал Даугенталь, - а если он кланяется портрету, поет ему песни, если он думает: я поступил плохо - пойду к попу, скажу ему, постою на коленках и стану хорошим, ему эволюция не нужна. Вы мешаете, коллега поп. - О, - сказал в гневе патер, - я мешаю пресвятой эволюции? А как поступаете вы, отнимая последнее у бедняка? Что имеет человек на этой земле? Только то, что даем ему мы, треклятые мракобесы! Ибо даем мы смысл самому его существованию. Бытие же ваших дарвинистских богов, сколько ни карабкайся они по эволюционной лестнице, без истины господней столь же бесцельно, как наша жизнь здесь, на земле.., жизнь без бога! - Коллега поп, - твердо отвечал Даугенталь, - зря говорите о смысле жизни, подумайте о смысле смерти. Смысл жизни прост: он в том, чтобы жить, действовать и ощущать. Когда вы сделаете в церкви свой доклад и эти молитвенники... - Прихожане, - поправил с улыбкою патер. - Вот-вот, забыл, - сказал Даугенталь.
– Когда они от восторга визжат, не думаете о смысле жизни. Когда вам привезут устриц и икру, вы думаете о том, как станете их кушать. Когда венчаете влюбленных прихожан и они остаются вдвоем, думают разве о том, зачем все это? О смысле жизни думают, потому что существует смерть, которая лишает смысла чувства и поступки. Зачем богач накопил миллионы, он ничего не сможет взять в гроб, не потратит там и филлинга за миллионы лет. Но, коллега поп, смерть существует только потому, что нынешнее человечество ее заслуживает. Вся его ценность в том, что оно есть звено эволюционной цепи, не самое лучшее, самое ненадежное, однако нет другого!.. Дайте ему бессмертие сегодня - и ничего живого на планете не останется. Только смена поколений очищает ее от вражды людей и народов, без смерти исчезла бы жизнь, вот смысл смерти: сохранение жизни, охрана эволюционной цепи. Сбросьте кожу червя, раскройте свои крылья, - смерть исчезнет! А кто будет спрашивать о смысле вечного существования? Жить вечно, не чтобы накопить сундук денег, быть хозяином не крошечного домика, а космоса, строить не клозеты, а миры, коллега поп! Может быть, - продолжал задумчиво Даугенталь, - в каждом поколении или столетии - не знаю, каков интервал, - ставится контрольный опыт, чтобы знать, созрело ли человечество для избавления от смерти, для шага эволюции... Опыт решает его судьбу, правильнее - оно само решает свою судьбу на следующий интервал, в течение которого может и погибнуть! - Кто же ставит этот опыт?
– спросил патер, напрягаясь. - Можем быть, скоро узнаем... Может быть, не узнаем. - Чрезвычайно интересно! Кто бы все-таки это мог быть? - Не слишком существенно... Допустите, коллега поп, что где-нибудь в гипотетическом центре Вселенной уже миллиарды лет существует цивилизация, по сравнению с которой наша - цивилизация амеб. Физики говорят, что Вселенная родилась вся из одного сгустка и когда-нибудь должна вернуться к этому объему, - это говорю неточно, чтоб вам легче понять. Сжатие принесет гибель всему, что существует в нашем мире. Чтобы спасти мир, надо добраться, долететь до ею пределов - опять не будем спорить о терминах... Но нельзя создать такого корабля, запасти столько горючего, не говорю о миллиардах лет заточения в корабле! И все-таки были запущены эти корабли скопления материи с обдуманными заданными свойствами, с программой эволюции: из туманностей сформируются звезды, возникнут планеты, неживое разовьется в живое, живое сделается разумным, разумное найдет путь к росту духа; ведь разум - только часть сознания, его вспомогательная служба, компьютер, гармонию ищите выше! Став подобными тем, кто нас послал в этот путь, мы созреем к исполнению задачи может быть, все, что мы видим на небе в звездную ночь, - это космические корабли, они мчатся к тому, что назначено. Муки и войны, страх смерти, мысли о бессмертии - все и повсюду служит эволюции, все - средства, чтобы созреть... Скажете: ужасно. Но не ужасно ли рождение? Младенец потому лишен сознания и памяти, что минута появления на свет мучительнее тысячи смертей. Но кто пожелает сохранить младенца в утробе навечно, лишь бы он не испытал ужаса рождения? Иные корабли погибают в пути вместе со всем экипажем. И Земля - космический корабль, который в опасности, стеклянный корабль над бездной, с грузом бомб в трюме, с экипажем, который готов открыть друг по другу стрельбу из чего попало, хотя надо бояться уронить молоток! - Несть числа печалям, - сказал патер.
– Однако мне нравится мир, который вы нарисовали. Он - как засеянное поле, я знаю, кто сеятель! Из колоса единого зерна его, и когда колосья новые поспеют, ветер вновь разнесет зерна, чтобы мертвая мгла стала новым полем господним! Превосходно! Нет, я не освежаю предмет нашего спора, двинемся дальше: не боитесь ли вы пресыщения для своих дарвинистских богов, то есть нас с вами, после нашей эволюции? - О пресыщении только мы с вами и можем говорить - после хорошего обеда. Безграничные возможности сопряжены с безграничными потребностями, только не воображайте, что они всегда будут удовлетворены, эти потребности: там нас ждут свои труды и трагедии, свои обманутые надежды и свои печали. Не за счастьем мы туда идем, коллега поп, нет, не за счастьем. Думаю, будем еще завидовать себе иногда, таким, какие мы сейчас есть. - Но участь это сияющая! Справедливо ли, что сияет она одним нам и потомкам? Почему должны быть обмануты миллиарды уже умерших в надежде на воскресение и жизнь вечную? Это ведь все равно, что ограбить покойника, доктор Даугенталь! - Рискую допустить это всеобщее воскрешение, - сказал Даугенталь. Почему нет? Зло исчезнет: оно ограничено в применении и вызвано условиями Земли, добро же универсально и применимо повсюду, даже сегодня и здесь! Потомки будут бесконечно добрее: не зная смертных мук, они поймут наши и поднимут нас из гробов, восстановят из пепла, позволят сделать новую попытку эволюции, помогут возвыситься до них самих. Это даже может им понадобиться в каких-то практических целях: впереди у них огромная тяжелая работа. Патер засмеялся. - Доктор Даугенталь, позвольте уж тогда и немножко прежнего, бесхитростного: прозвучит труба архангела и... - Дело ваше, как обставить спектакль, - ответил Даугенталь. Постарайтесь, может быть, вам лично это и будет поручено! Теперь засмеялись оба. - Что ж, - сказал патер, - не напрасно я к вам приходил. Пусть обернется зло благом: заблуждения ваши обогатят мою проповедь.
– Он помолчал.
– А если эти ваши дарвинистские прабоги, пославшие корабли, научились затем проницать пространство, сделались вездесущи?.. Гм!.. Господи Иисусе Христе! А дьявол? Куда мы с вами подевали сатану, доктор Даугенталь? И опять оба они засмеялись. - Стеклянный корабль!..
– повторил в задумчивости патер.
– Если уж мы заговорили о кораблях, то ведь всякий из них имеет капитанский мостик.., кто-то стоит у штурвала! Кто капитан? - Или подопытный кролик, - сказал Даугенталь. - Что ж... Но мои прихожане, кажется, собираются наделать мне хлопот, - сказал патер, оборачиваясь на шум, донесшийся со стороны аптеки. Благодарю вас - и прощайте! Подхватив полы сутаны, он поспешно удалился.

***

Репортеру никогда еще не доставалось столько всякой работы подряд. Ушло в эфир небольшое радиоэссе о вероучении г-на Эстеффана, затем репортаж о волнениях на религиозной почве - оператор отлично снял сцены драки, диспута, с пистолетной стрельбой и заключительным "Из бездны воззвах", пропетым коленопреклоненною толпою. Очень живописно получилось! Когда патер удалился, запахло буйством, анархией, кто-то возжаждал крови еретиков. Благоразумное ядро католической общины воспротивилось, но все-таки часть мебели успели изломать - г-н Эстеффан так никогда и не получил причитающейся страховки. Зато в определении судьбы его и прочих еретиков было немедля проявлено полное единодушие... Репортер с оператором приняли католицизм по первому требованию, так что без всяких помех отсняли еще один сюжетец: как г-на Эстеффана, связав, повлекли в узилище - опять в полицейский участок! Именно этот шум и встревожил разговорчивого патера. Счастье для Дамло, что он не видел, как хозяйничают в подведомственной кутузке. За неимением сержанта, пылкие паписты изловили и успешно обратили в истинную веру парнишку-постового... Потом все, успокоенные, разошлись. И ничто, ровнехонько ничто не предвещало бури, которая разразилась всего лишь через несколько часов На город, подобно занавесу, опускался вечер - последний вечер!..

Глава 14

Не было покоя, кажется, одной г-же президентше. - Хорош зятек!
– сказала она, едва Марианна появилась в дверях. Полюбуйся-ка!
– она указала на телетайп.
– Всякая демократия имеет свои пределы. Есть вещи, которых... Яростный вопль девочки остановил материнское нравоучение. Марианна сорвала с телетайпа полоску бумаги - справку из Особого бюро, четыре строки машинописного текста, пустила по комнате клочья, но этого ей, само собою, показалось мало: следом, треща, покатился весь рулон - важнейшие секретные сведения, расшифрованные при помощи компьютерной приставки, агентурные донесения, домашние и биржевые новости... Президентша глазом не моргнула. - Если эта история будет продолжаться, - произнесла она довольно жестко, - нам придется изгнать его из страны! - Будет!.. Будет!.. Будет!..
– пыхтела Марианна из горы уродливого серпантина.
– Кто просил тебя шпионить?., кто?!, кто?!, кто?! Затем она изломала о телетайп три телефонных аппарата, обрушила на него стул и влила графин воды. Президентша позвонила горничной: - Пусть это все заменят, распорядитесь!.. Ну, деточка, ты успокоилась?
– Марианна не подумала ответить.
– Поняла, что он тебе не пара?
– Президентша умело уклонилась от пущенного в нее графина - брызнули осколки стекла...
– Если у тебя вправду хватит ума... - Да, - сказала Марианна.
– Да, хватит! Так и знай! Что сделаете с ним, то будет и со мной, клянусь господом Иисусом Христом и всеми святыми, целую на том крест!.. Что, съела, мамочка? Лучше бы тебе помолчать! Может быть, я еще бы подумала, только не думаю, чтоб передумала, потому что это у меня навеки! Прозвучавшая клятва была у Марианны нерушимой, мать, услыхав, даже несколько побледнела, но сдаться не могла. - Пария, - проговорила она.
– Дочь моя - пария!.. - Мать моя - аристократия!
– пропела Марианна в отпет.
– Бритвенные кисточки у нее в гербе! Бритвенные кисточки, кожгалантерея... - Замолчи! - Не замолчу, милели Скобяные Изделия, Мелкий Опт! А я распродам родословную в розницу - должны мы, бедные парии, чем-то существовать хоть на первых порах, кормить своих подзаборников - у меня будет их куча! Президентша, наконец, расхохоталась. - Извини, - сказала она.
– Конечно, я погорячилась... Но ты тоже остынь. Уважай ступеньки, по которым твои предки поднимались вверх: ведь тебе придется пересчитать их своими боками!.. И довольно об этом. Там было написано, что он проявляет некоторые склонности ., и способности, мы подумаем... - Вы ничего не подумаете, мамочка, слыхала: ничегошеньки! Когда понадобится, я сама за него буду думать, и никому больше... - Хорошо. Оставим и это. Правда ли, - Президентша помедлила, желая нейтрально сформулировать вопрос, - что доктор Даугенталь называет его коллегой? Марианна не утерпела похвастаться. - Конечно!
– Тут ей захотелось приврать.
– Он его слипается, как... и умолкла, поняв, что ее далеко занесет. - Очень интересно, - сказал Президентша. Зазвонил телефон. Оккультист, крайне встревоженный, доложил, что поступление телепатической информации из дома, где находится Даугенталь, внезапно и необъяснимо прервалось... Искоса взглянув на Марианну, ее превосходительство сказала в трубку: - Зайдите ко мне Но и вдвоем им удалось выудить из девчонки только то, что в доме ведут нудные разговоры, собирались читать какое-то огромной толщины письмо и что вообще-то она в шпионы ни к кому не нанималась!.. Ее отослали в постель. Президентша была вне себя от беспокойства. Впопыхах она отдала мэру приказ поднять по тревоге национальную гвардию и окружить дом, но приказ тут же отменили: шпаки поднимут шум, будут сразу замечены, да кабы только это!.. - Наблюдать за домом будете сами, - объявила президентша решение. Кто у вас там сейчас? Индуктор? Один? Вот видите! А людей у вас вполне достаточно... На каком еще расстоянии.., глупости! Бегом туда, окружите усадьбу, не сводите глаз. Одного вашего, как его.., вот именно, пиента, оставьте здесь, за дверью, пускай стучится и докладывает.., да нет же при помощи простых голосовых связок!.. А это уж ваше дело! Ну, марш! Оккультист едва успевал вставлять реплики, но, подчинившись уже заключительной команде, вдруг остановился, чтобы выпросить новую беду себе на голову. - Мы, ваше превосходительство, не знаем, что происходит в самом доме, - сказал он тихо, встревоженно.
– Не исключены неожиданности... - Но индукторов туда не впустят! - Вот именно... - Так что вы предлагаете? Гипнотизер сконфуженно покосился на молодого человека, старательным образом изучавшего вновь установленный телетайп - инструмент, разумеется, интереснейший! Президентша обожгла собеседника взглядом, напомнившим, что знает он, пожалуй, слишком много для человека, желающего продвигаться по служебной лестнице или хотя бы прожить на свете... Конечно, долг есть долг, но отчего некстати за язык-то нелегкая дергает вечно или другие допускаются бестактности? Подтолкнуть бы деликатно, навести на мысль - могла бы, стерва, сама догадаться!.. Он испугался и разозлился, но виду не показал. - Напоминаю: отвечаете головой!
– сказала президентша.
– Идите! Дверь затворилась. Странник поймал на себе Ее взгляд - задумчивый, изучающий, но не холодный... Оккультист внушил ей-таки лишнюю заботу, Она колебалась и взвешивала. А все-таки задачку следовало решить, и Она решила ее про себя, как будет видно, не без остроумия. - Спокойной ночи, - сказала Она.
– Ты не обиделся? Приходи завтра! - Завтра?
– повторил он, уже взявшись за дверную ручку.
– А ты помнишь "Перчатку"? Это Шиллер, - пояс, ныл он, видя Ее недоумение. "Перед своим зверинцем, с баронами, с наследным принцем король Франциск сидел..." - Все на что-то мне сегодня намекают, - сказала Она жалобно, не понимаю, на что намекаешь ты, но все равно приходи! "Завтра!
– повторял и повторял он, спускаясь по лестнице... Завтра!" Возле фонтана он остановился и стал глядеть на Ее освещенные окна. Президентша задержалась около кровати, где спала Марианна. Девочка знает весьма важные вещи. Надо будет завтра обходиться с ней поласковее, очень возможно, что... Кошмарная жизнь: жертвуешь родственными чувствами, привязанностями... Кабы избавили, была бы благодарна... "Вдруг с балкона сорвалась перчатка. Все глядят за ней. Она упала меж зверей", - ни с того ни с сего мелькнули вдруг в голове строчки шиллеровской баллады: знала ведь когда-то всю на память, что там дальше-то? "Когда меня.., когда меня, мой рыцарь верный, ты любишь так, как говоришь, ты мне перчатку возвратишь" - нам бы их средневековые заботы... "К зверям идет, перчатку он берет" - и все, ни в зуб ногой! "К зверям идет.., к зверям идет..." ах ты боже ж ты мой!.. Выключив лампу, Она подбежала к окну. Конечно, еще не ушел!.. "Ну, что же ты?" - подумала не без нежности, но с досадой: следует ли так нарушать обдуманные планы, если даже ты их не знаешь?.. Нажала трижды кнопку выключателя. Темная фигура у фонтана встрепенулась. "Иди, уходи скорее!
– взмолилась Она мысленно.
– Скорее - и до завтра!" Взмахнув на прощанье рукой, он пошел не оглядываясь. Вскоре следом покатил на вихляющемся велосипедике сыщик - "что и требовалось доказать", - подумала Она устало, ибо все происшедшее было предусмотрено. Как не поступишь, чем не пожертвуешь ради общества!.. Затем у нее состоялся краткий диалог с реципиентом, дежурящим у двери в коридоре, - получено донесение и даны указания. Возвратясь, Президентша подумала наконец о том, что индуктор для связи не оставлен - сама она, стало быть, служит индуктором, - чего только она им сегодня не наиндуцировала! Угораздило муженька создать этот оккультный отдел! Впрочем, такой отдел, разумеется, полезен.., полезен.., полезен, необходимо только соблюдение ряда правил! Вы меня поняли? Мы поняли друг друга? - Так точно, ваше превосходительства - донесся из-за двери безжизненный голос реципиента, имитируя интонации начальника оккультного отдела. Она только усмехнулась: вот и хорошо! С халатиком в руках Она еще долго стояла под открытой форточкой пока не озябла, И последнее, что запомнилось Ей в эту ночь, был запах свежих роз, донесшийся невесть откуда.

***

Переданный по телефону приказ насчет присылки национальных гвардейцев и последующая отмена этого приказа застигли г-на мэра бодрствующим над теми же газетными новостями, изучением которых занимался днем Дамло. - Суета!
– со вздохом произнес г-н мэр, но вдруг призадумался, взгляд его снова упал на газетные строчки, глаза блаженно сузились.
– А почему бы и нет?
– бормотнул он.
– Неплохая идея!.. Ну, не будем зайцев считать! Размышления, видимо, ответственные и чрезвычайно значительные, отняли у него немало времени. Затем он принялся названивать по телефону...

***

Паства давно разошлась по домам, когда в запертом соборе вновь запылали все свечи. Патер, стоя на коленях, плакал и молился до утра, шмыгал носом в платочек; утром его глаза были сухи, воспалены и яростны, как, наверное, у Савонаролы. - Мед ядовитых цветов ядовит, - сказал он, вставая с колен. Свечи, кроме одной искупительной, весом в шесть фунтов, догорели давно и погасли. Пахло дымом, теплым воском, но его преподобию чудилось, что сквозь эти привычные запахи пробивается слабым ростком - знамение - едва слышный святой запах розы. Это прибавило ему уверенности. По затекшим ногам под сутаной бежали мурашки. Патер отправился будить пономаря.

Глава 15

Все холодало, и Дамло постанывал, поеживался во сне. Сверхгангстер Тургот подкрадывался к нему в виде черного осьминога, все щупальцы которого были вооружены кинжалами, Дамло только и знал отбиваться, устал. Осьминог вцепился в кобуру. Тут Дамло зарычал и проснулся. Сон, показалось, продолжается наяву, только осьминог принял форму громадного черного зверя. Но вместо принятия мер Дамло вдруг расчувствовался: ах, песик, ах умница, ты тоже проголодался! В кобуре вместо пистолета хранились обыкновенно бутерброды, каковые Дамло имел привычку потреблять в пору усиленных размышлений. Он вытащил два. Один кинул собаке. Бутерброд моментально исчез. Дамло кинул еще, потом еще, и сам торопливо жевал, но где было угнаться! Пес с умилением уставился на остаток его личного бутерброда, последнего. "Дудки!" подумал Дамло, набивая рот и давясь подсохшей корочкой. - Пупсик!
– проворковал он невнятно. Пес шевельнул хвостом. Стало быть, давеча он был просто голоден, оттого и вышло между ними недоразумение. Каков паршивец: промаялся всю ночь из-за своей вежливости, что ему стоило взять и попросить еды, а затем проявить готовность к сотрудничеству? Давно бы могли приступить к поискам этого профессора кислых щей, из-за которого заварилась каша! Сержанту не могло придти в голову, что искомый находится всего-то в нескольких шагах. К Биллендону и днем-то для кое-кого вход заказан: запросто могут огреть калиткой по лбу. Дамло его бдительность одобрял. Нелады с Турготом, пускай старые, вовсе не шутка. Вообще это странно, что Биллендон до сих пор остается в живых. Дамло, конечно, доглядывал, но Тургот - не чета ему ловкач, - сознавал он с горечью. Биллендон был его надежда, приманка в мышеловке. Что Дамло сделает, если приманка сработает, к чему это приведет, он не думал. Управится как-нибудь. А пока что: ничего не выяснять и не интересоваться. Не разговаривать о Турготе, никого не спрашивать о нем, проявлять полнейшее безразличие ко всему, что происходит за пределами участка. И наступит, ей-богу, наступит светлый день, когда мыши убедятся, что мышеловку стережет голодный кот! Дамло свирепо засопел, но улыбнулся умильно и протянул к ошейнику руку с веревочкой. - Пу-упсик, пупсик!.. Пупсик на сей раз не имел возражений. Дамло на корточках вылез из клетки, В этот ранний час воздух был свеж, как глоток пива из холодильника мадам Дамло. Сопливые соотечественники не могли помешать первому уроку служебного собаководства. - След, возьми след!
– сказал Дамло. Пес отвечал недоуменным взглядом.
– Ты должен взять след!
– Пес вильнул хвостом.
– Ах разгильдяй!
– сказал Дамло, сдвигая каску на затылок.
– Тебе приказано - действуй! Взять след!
– Пес был, в общем-то, на все согласен. Но что от него требуется, по-видимому, не соображал.
– Бутерброды кто слопал?
– попрекнул его Дамло. Оглянулся - не подсматривает ли кто.
– Ладно, гляди! Он опустился на четвереньки, почти уткнулся носом в землю, показывая псу, как берут след. Огромная черная морда возникла перед ним, носы встретились. - Ну, понял? Пес радостно гавкнул, решив, что с ним играют, снова толкнул Дамло мокрым носом и отскочил. - Дубина!..
– сказал Дамло, но не поднялся с четверенек. Его заинтересовал какой-то предмет, запрятанный в щели под клеткой. Он подобрался, засунул руку под днище, извлек промасленный продолговатый сверток. Одна его тяжесть говорила достаточно... - И у этого автомат?
– сказал Дамло шепотом.
– Та-ак!.. На дознание он не имел времени. Изъять - насторожить, то есть, по существу, предупредить владельца? - Проспал!
– сказал он свирепо.
– И это проспал! Ну больше я никогда ничего не просплю - это уж дудки! Придав свертку прежний непотревоженный вид, Дамло снова сунул его под клетку. Встал, отряхнул руки и коленки, произвел глубокий вздох. - Еще и цветочками воняет!
– сказал принюхиваясь. Зря только израсходовал бутерброды. Пес, наверное, умеет брать след и делать все прочее, это Дамло не умеет с ним обращаться. Например, - тут Дамло хлопнул себя по лбу: с какой стати он требует от собаки выполнения приказа насчет следов здесь, на этом дворе, где мог наследить один паршивец-косоротик? (С косоротиком и его автоматом разобраться при первой возможности! Сигнал Эстеффана о наличии подобного оружия у сторожа морга проверить! Думать и думать!) Дамло думал. Пес ждал. Незнакомец со своей телепатической командой, прокрутившейся всю ночь возле соседней усадьбы, с любопытством дожидался, что Дамло предпримет. Сценка обучения собаки поискам следов чрезвычайно ему понравилась, он хохотал над ней беззвучно, зато от души, впервые с той минуты, как его, на собственную беду, порыв к исполнению служебного долга и повышению престижа отдела занес в этот распроклятый городишко! Сержант наконец ухватил недостающую мысль, дернул поводок и приказал: - Пошли! Как лучшие друзья пересекли они двор, высокая трава смочила росой глянцевые бока пса и запыленные сапоги полицейского, каковые, спустя несколько минут, загремели подковами по крыльцу участка, прервав чуткий сон заключенных - г-на Эстеффана и пасторов! Бедолаги подумали, что за ними явились, чтобы повлечь на обещанное аутодафе, - вот до чего накалились страсти, пока патер вел с Даугеталем накануне свои абстрактные дискуссии! Дамло ничего ровно не знал, удивился тому, что наружная дверь не заперта, удивился и взял на заметку отсутствие постового кругом непорядок! Щелкнул выключателем в коридорчике, гаркнул во всю мочь: - Э-эт-то что?! Добровольная стража из католиков повскакала на ноги. - Господин Дамло!..
– робко начал кто-то. - Мо-олчать! Выметайтесь! Нет, стоп: становитесь в очередь, я вас перепишу! Сейчас перепишу, а после разберемся!
– И действительно переписал, хотя очень спешил. Пес стоял рядом, увеличивая власть Дамло, и прежде грозную. Стражники разбредались, позеленев. Затем сержант выпустил из камер вероучителей, принял жалобы по установленной форме, вдаваться в подробности, однако, не стал. - На вас мы подадим тоже жалобу, - пригрозил ему пастор, приходивший накануне с требованием пресечь деятельность г-на Эстеффана и не удостоившийся внимания. - Ладно, ладно, отче, - отозвался Дамло, - делайте как следует свое! Будьте здоровы! Пасторы удалились, унося ощущение прочности миропорядка. Г-н Эстеффан улизнул, разумеется, первым. - Уф!
– вздохнул Дамло, оставшись, наконец, один.
– Если платочек не сперли, сейчас поработаем! Забытый Даугенталем скомканный платок по-прежнему белел в углу камеры. И тут на башне католического собора внезапно затрезвонили колокола.

***

Молодой человек проснулся в слезах: ему пригрезилось прощание навек. Он вскочил как встрепанный, второпях оделся и умылся, но помедлил, полагаем, над листками письма - чужого письма, которое разрешено было ему прочесть... Это письмо и причудливейший разговор в мастерской посреди ночи довершили дело: странник знал теперь все, что возможно знать о предстоявшей ему участи. Надеялся ли он все же ее избежать? Ведь это было в его воле! Толстая тетрадь сохранила два слова: прощание навек... Очень скоро покинет он эти страницы, на которых под конец только молча присутствовал, ни в чем не участвуя. Предвидя упреки, отвечаем: чем богаты, тем и рады. Улучшить нашего героя, украсить его чем-нибудь мы не в силах; читатель был предуведомлен, что мы располагаем о страннике сведениями самыми недостаточными и не намерены ничего измышлять. Кому хочется знать о нем больше, пусть вглядится в события, в которых он будет участвовать, не присутствуя. Сказанного пока довольно. Кому он не пришелся по душе, ответим: он был молод, и это достаточное для него оправдание. Прекрасна юность; если бы она умела оставаться прекрасной, может быть, она оставалась бы юностью навсегда. Не эту ли цель преследовала смена поколений, не было ли каждое новое поколение новым усилием эволюции создать личность или расу, заслуживающую вечного существования? Но пропускался благодатный поворот, скупое сияние мудрых лысин обозначало путь к безобразию, старости и смерти, идущие следом наступали на пятки... В прихожей он впопыхах едва не налетел на деревянный диванчик, где, скорчившись, дремал г-н Аусель. И помчался на площадь к фонтану - ждать, когда позовут. Прекрасна юность - но глупа... Впрочем, юность благоразумная - не прекрасна.