Стеклянный принц
Шрифт:
– Зачем я вам живой?
– Ты жив только потому, что я уважаю отца твоего отца. Твой дед был великим правителем, достойным своих предков. Тысячелетний род не должен погибнуть из-за одной гнилой ветви. Я принял решение и вырубил её, теперь мой долг – утраченное восстановить. А твой – помочь мне в этом. Ты ведь понимаешь, о какой задаче, стоящей перед нами обоими, идёт речь?
Ариэль понимал, но даже слушать об этом было невыносимо. Подготовка не помогла справиться со всё сильнее охватывающим ужасом из-за решимости Фера и тех – безусловно веских – аргументов, которые он приводил.
– Дайте мне в супруги женщину или омегу, и получите ребёнка, которого сможете
Единственная здравая идея, которая пришла ему на ум, была со смехом отвергнута.
– Когда этот ребёнок может стать и моим сыном – законным наследником трона? Твоё предложение не принимается. Ты знаешь, что от тебя потребуется. Не только я требую этого от тебя, но и твой род.
Ариэль сохранял неподвижность, когда мысли метались, будто загнанные в угол крысы. Выхода всё не находилось.
– И вы согласитесь взять меня в супруги? Видеть ненавистное лицо рядом с собой до окончания наших дней?
– Я должен. Кого здесь волнуют чьи-то желания? Ты должен принести мне и своему роду плод – наследника королевской крови. Твой отец убивал ради укрепления власти, я собираюсь любить. Оцени это, когда будешь принимать решение.
Все благие намерения Ариэля рухнули перед затапливающим всё существо ужасом неизбежности жертвы. Он забыл о незавидной судьбе младшего брата, обо всём, о чём передумал, готовясь к этому разговору, о решимости согласиться, лишь бы выбраться отсюда в надежде добыть меч и решить всё окончательно и бесповоротно. Фер заговорил о долге перед родом – и у Ариэля не осталось иного выхода, если он хотел спастись от участи страшней смерти.
– Я уже принял решение, – сказал он. – Убейте меня.
Фер скривил губы в злой усмешке и потянулся за ключом от замка, висящим на шее. Меч в его руке яростно пылал, и Ариэль наблюдал лишь за его приближением, приветствуя желанную смерть.
Если бы Ариэлю дали право выбирать, происходящему с ним унижению он предпочёл бы быструю смерть от меча. Никогда в жизни он не испытывал такой жгучей ярости, никогда так не мучился от острого, как вонзившийся в грудь кинжал убийцы, стыда. Его лицо горело, уши пылали, шея взмокла, особенно там, на затылке, где совсем недавно на неё давила чужая ладонь. Фантомные следы прикосновений Фера не исчезали, все, как один, горели огнём; настоящие – причиняли всё новую и новую боль. Ариэль, как щенок, на свою беду оказавшийся в пасти медведя, бестолково вырывался из захвата, ломающего заведённую за спину руку, шипел и стискивал зубы, пытался не орать, но из его горла всё равно рвались позорные вскрики, визгливые, как у увидевшей крысу девчонки.
Ариэль в жизни не оказывался в столь позорной и безвыходной ситуации. Как же он клял себя за доверчивость, за глупость, за то, что сам встал в удобную позу – и тем самым позволил поступать с собой так. Когда Фер с пылающим мечом в правой руке подошёл к нему на расстояние удара, Ариэль повернулся к врагу спиной и склонил голову в ожидании казни. Он выбрал умереть, он собирался принять смерть достойно, а вместо этого его гордость подверглась неслыханному унижению.
Фер толкнул его в спину, и Ариэля бросило к каменной стене, он выставил руку, пытаясь удержаться на ногах, и под звон упавшего на пол меча на его затылок легла твёрдая, тяжёлая рука. Фер придавил запаниковавшего от неожиданности Ариэля, толкнул ниже, заставляя согнуться, и в следующий миг болезненно жгучий шлепок пришёлся по невольно выставленному вверх заду. Правую ягодицу обожгло до онемения мышц, Ариэль дёрнулся, вскрикнул, вывернутую за спину руку скрутило болью – и вместо попадания в чертоги
Его, наследного принца, на которого никто и никогда прежде не поднимал руку, шлёпали ладонью. Унизительно, как ребёнка, мучительно и больно, как взрослого. Позорно – не найти слов как.
Время будто остановилось. Фер бил – Ариэль бился под ним. Воздух из груди вырывался со свистом, кровь грохотала в ушах, горячий пот обливал тело. Хлёстко и жёстко его шлёпали по заду, как учат уму-разуму набедокуривших сорванцов. Вот только по возрасту без считанных дней двадцатилетний Ариэль никак не подходил для подобного наказания, да и королю заниматься таким не пристало. Но Фера потерянное ими обоими достоинство, похоже, не волновало. Не считаясь с титулами их обоих, он бил Ариэля со всей силы, так что ягодицы уже давно онемели, вспухшая кожа едва не лопалась, из горла после каждого удара рвались постыдные писки, а щёки расчертили дорожки горячих слёз.
Наказание прекратилось так же внезапно, как началось. От толчка в спину обессиленный Ариэль, словно тюк пшеницы, рухнул на пол. Фер остался где-то там, за спиной. Раздался звон стали – видимо, он поднял меч. Но бояться смерти не стоило, Ариэль теперь это хорошо понимал: король его не убьёт, унизит, да, но достойной смерти не даст. И очень скоро пытка продолжится, но уже словами, когда они отдышатся, оба.
Ариэль лежал на полу, воздух из его груди вырывался со свистом, слёзы текли без конца. Боль вместе с толчками крови распространялась по телу, измученная задница горела огнём, словно он месяц не вылезал из седла, скача на бешеном жеребце галопом. Гордость скукожилась, её место занял стыд. Ариэль не знал, как сможет посмотреть в лицо врагу, как вообще сможет открыть глаза. Насколько б легче было сейчас умереть, раз, и больше ничего подобного не испытывать, и не чувствовать то, что горело в груди в десятки раз сильней, чем избитый зад. Как же стыдно. Стыдно!
– Чтобы такой глупости я от тебя больше не слышал. – Глубокий голос Фера стал ниже, наполнился хриплыми нотами. – Ты не имеешь права сдаваться. Никогда, никогда, никогда не сдавайся. Это написано на вашем родовом гербе. Почему я должен напоминать тебе об этом? Или ты подкидыш в своей семье?.. А-ну посмотри на меня.
Ариэль приподнялся на локтях и повернул голову на шум тяжёлого дыхания. Ему не требовалось зеркало, чтобы понимать, что увидит король: красное, как свёкла, зарёванное лицо униженного им пленника. Волосы растрепались и завешивали глаза, спасибо богам и за малую милость.
– Ты всё ещё слишком похож на своего отца, чтобы умолять меня о снисхождении и лёгкой смерти. Где твоё достоинство? Покажи мне свою гордость и силу. Хватит разлёживаться, вставай.
Встав на подкашивающиеся ноги, Ариэль прижался спиной и ягодицами к благословенно холодной стене. Больше он не прятал глаза, смотрел прямо в лицо проклятому Феру. Редкие уже слёзы всё ещё текли по щекам, весь подбородок был мокрый.
– Наконец-то ты менее жалок, чем когда со страху просил тебя убить.
– А если бы от вас потребовали такое? – у Ариэля ломался и дрожал голос, но он не мог молчать даже ради сохранения остатков покорёженной гордости. – Если бы вам приказали разводить перед другим мужчиной ноги, в течку униженно выпрашивать узел, вынашивать детей? Вы бы вот так просто согласились? Не захотели бы лучше умереть?
Фер пристально, не мигая, смотрел на него, недовольно кривил губы. То ли презрение, то ли скрытое сочувствие, Ариэль так и не решил, что увидел в лице короля.
– Мы не обо мне говорим, – наконец как выплюнул Фер.