Стеклянный принц
Шрифт:
– А если не о вас, то как вы смеете меня судить? Это же не вам проходить через все унижения, терять своё тело, себя!
– Не ты первый, не ты последний, – помолчав, сказал Фер.
Его сочувствие, если оно вообще было, имело границы – ровно в том месте, где Ариэль из обузы становился ему полезным и «приносил плод». Фер относился к нему, как к скоту.
Ариэль попытался ещё раз. Он умолял, забыв о королевском достоинстве, с тоской в голосе молил услышать себя:
– Но это моя жизнь, моё тело. Вы сказали, что моего отца называют Ломающим души, что вы судили его за преступления
Ариэль на миг прикрыл глаза. Все его нутро тряслось от пережитого унижения и того, что сейчас он сам, по своей воле только что на коленях не стоял перед убийцей отца, умоляя избавить его от страшной судьбы.
– Я невинен перед вами, – прижав руку к груди, сказал Ариэль. – Я не совершал никаких преступлений. Я вас прошу…
– Если ты сейчас кинешься мне в ноги или заплачешь, то я ударю тебя.
Фер резко развернулся и вышел из клетки. Впервые дверь оказалась открытой, но сбежать мимо усевшегося в кресло короля не удалось бы даже здоровому и полному сил. Ариэль остался стоять у стены. Ему казалось, что под его ступнями пол идёт волнами, а стена за спиной раскачивается то взад, то вперёд.
– У меня нет другого выбора, – после продолжительного молчания сказал Фер. – Либо ты, либо твой брат – невинный подросток. Пойми, тебя и твоих братьев намного легче убить, чем сохранить вашу жизнь. Никто и никогда не примет тебя как короля, но отпусти я тебя – если тебя не убьют только за то, чей ты сын, то найдутся те, кто захочет использовать тебя против меня. После смерти тиранов всегда воцаряется хаос, авантюристы пытаются ухватить лишний кусок пирога, а ты и твои братья – удобный для этого инструмент.
– А в чём же разница? И для других, и для вас я лишь инструмент.
Фер вздохнул.
– Хорошо. – Его голос лишился остатков чувств, стал холодней льда. – Поговорим откровенно. Заделав тебе ребёнка, я укреплю своё положение. Твой сын, наследник старинного рода, заткнёт глотки тем, кто сейчас говорит о недостатке знатности моего. Этот ребёнок предотвратит междоусобные войны и тем самым облегчит мою жизнь и спасёт немало чужих. Он мне нужен, и хочешь ты того или не хочешь, ты мне его принесёшь.
Как Ариэль и предполагал: Фер озвучил его догадки почти слово в слово.
– А что получу взамен я? – сказал Ариэль. Пришло время торга.
– Ты станешь супругом короля, родив наследника, укрепишь своё положение при дворе. Наше родство сделает твоих братьев моими свояками, и никто больше не посмеет на них напасть. Ты получишь ребёнка, а с ним вместе и новый смысл жизни.
– Я не интересуюсь детьми.
– Выносив своего, поверь, заинтересуешься, – с абсолютной убеждённостью в своей правоте заявил Фер.
Он мог тешить себя иллюзиями сколько угодно. Мог даже мечтать о влюбленности жертвы в насильника. Ариэль трезво оценивал шансы их будущей так называемой семьи – заранее ненавидел всё, что Фер сделает с ним, и плод его действий – тоже.
– Я хочу получить свободу. Жить, где хочу, делать то, что хочу, не видеть вас никогда. –
А ещё, получив своё, Фер мог его просто убить. Но этого Ариэль не боялся, тем более что дети часто болеют, мало ли что случится – обычная предусмотрительность не позволит отказаться от потенциальной возможности всё повторить.
– Я хочу получить поместье, где-нибудь далеко, в котором вы поклянётесь никогда не появляться.
– Хорошо.
Как легко обещание сорвалось с уст Фера. Он, видно, считал его совсем дураком.
– Мы подпишем магический контракт.
– Хорошо, – прозвучало после небольшой паузы.
О чём-то Ариэль забыл. Ах да.
– Вы отпустите и моих братьев. – Он так устал. Пришлось повторить, чтобы Фер его расслышал.
– Только после совершеннолетия каждого.
– Томи уже восемнадцать!
– Но Каю – нет. До совершеннолетия он будет находиться под моей опекой… И не спорь. Ты не в силах защитить своих братьев. Ты даже себя защитить неспособен.
Ариэль не стал спорить. Сейчас он был беспомощней котёнка. Но со временем котята вырастают – кто-то в облезлых помойных котов, кто-то в раскормленных пушистых домашних любимцев, а кто-то в рысей, тигров и даже львов. Ариэль сомневался, что его судьба – лазить по помойкам или всю жизнь красоваться с бантиком на шее. «Никогда, никогда, никогда не сдаваться» – всем известный девиз его рода. Спасибо Феру, напомнил. Единственное спасибо, которое Ариэль готов был ему когда-либо дать.
– На таких условиях я согласен выносить вам сына.
Кто-то скажет, что он легко сдался. Пусть говорят что угодно, если в итоге победа будет за ним. Он ещё не знал как, но был непреложно уверен в одном: Фера он никогда не простит.
Ночь Ариэль провёл намного лучше, чем вечер и все дни до того. По приказу расщедрившегося тюремщика в его клетку принесли набитый конским волосом тюфяк, ночной горшок, воду и еду – сытную и ошеломляюще вкусную, не чёрствый хлеб. Он получил подушку и ещё одно одеяло и, поужинав, немедленно упал на постель, где, устроившись лёжа на животе, сразу заснул. Он устал так чудовищно, так беспредельно, что ночью, вплоть до утра, его ничто не беспокоило, ни избитое тело, ни сменяющие друг друга тревожные сны, ни чьи-то тихие разговоры, ни ходьба и шорохи, ни дыхание заснувшего лишь под утро соседа.
На пришедшем с карканьем воронов и галочьим галдежом рассвете, обдумав всё ещё раз, он решил, что ни в чём не ошибся. Фер очевидно нуждался в том, о чём говорил, – в случае отказа, мог решиться и на насилие. Короля бы никто не остановил, тем более сидящий в магической клетке пленник. Только высокородному лорду претит снисходить до уровня торгующего редким товаром купца; превращённому в бесправного раба это простительно. Дело, конечно, не самое благородное, но выгодное и куда разумней, чем в итоге отдать всё то же самое, в ответ не получив ничего. Ариэль собирался купить свободу себе и братьям за без малого год своей жизни – в его обстоятельствах не самая большая цена.