Стена змей
Шрифт:
Он ухмыльнулся.
Вуохинен оглядел всех по очереди.
– О мечах остроконечных я ведать не ведаю, - признал он, - и хоть не подлежит сомнению, что во всем мире не сыскать лучника хотя бы наполовину столь искусного, как я, на женщин предпочитаю охотиться я без помощи лука. Вызываю Пийта на борьбу честную!
– А Каукомъели - то веселого ты даже и не помянул!
– заметил Лемминкяйнен со смешком.
– Мыслится тебе, что выбор твой наиболее безопасен. Но не спеши: скоро сам убедишься, каким мастерством невиданным владеют друзья Калевалы чужеземные! Ну что,
– Ладно, - согласился Бродский, стаскивая рубашку. Вуохинен свою уже снял.
Оба закружились, растопырив руки, словно дрессированные обезьяны. Ши заметил, что ручищи Вуохинена толщиной своей напоминают шины тяжелого грузовика, и детектив по сравнению с ним казался полным задохликом. Вскоре Вуохинен прыгнул вперед и попытался схватить Бродского, но тот ловко вцепился ему в плечи, рывком откинулся назад, уперся ступней Вуохинену в живот и, уже падая на спину, резко выпрямил ногу, отчего противник перелетел через него и грузно плюхнулся оземь.
Лемминкяйнен разразился громовым хохотом.
– Сложу я про это песню!
– прокричал он.
Вуохинен медленно встал и насупился. На сей раз он наступал более осторожно. Подобравшись наконец к Бродскому на расстояние вытянутой руки, он вдруг молниеносно бросился вперед и попытался слева ткнуть в глаза детективу растопыренными пальцами. Ши услышал, как Бельфеба ахнула, но в этот самый момент Бродский резко отдернул голову назад, с неуловимой быстротой одной рукой перехватил оттопыренный большой палец, другой - мизинец, напрягся и мощно дернул их в разные стороны.
Послышался хруст: Вуохинен колесом крутнулся в воздухе и повалился на бок, после чего сел и с искаженным от боли лицом принялся ощупывать безвольно повисшее запястье.
– Один щипач в Чикаго раз тоже вздумал меня так подловить, - сказал Бродский с довольным видом.
– Еще желаешь прикинуться или с тебя хватит?
– Мошенничество!
– выдавил Вуохинен.
– На мечах...
Лемминкяйнен торжествующе выступил вперед.
– Желаешь ты его голову или чтоб служил тебе он вечно?
– Тьфу!
– сплюнул Бродский.
– Вряд ли со сломанной клешней от него будет много проку, ну да ладно - пущай живет и отрабатывает за свое нахальство. Пастор мне башку оторвет, если я отправлю его к праотцам.
Он обошел вокруг Вуохинена и как следует пнул его под зад.
– Это тебе за пальцы в глаза, гадюка. Встать!
С появлением Вуохинена в санях стало и вовсе не повернуться, а в качестве слуги, как верно подметил Бродский, ценности он особой не представлял единственно, заготовка дров для вечернего костра с его участием стала продвигаться несколько быстрее. А кроме того, победа Бродского заметно улучшила отношения компании с Лемминкяйненом. Тот по-прежнему настаивал, чтобы Байярд с детективом ежедневно упражнялись - они уже достигли таких успехов, что перешли на настоящие мечи, - но теперь и сам герой чуть ли не каждый день отрабатывал броски, захваты и падения джиу-джитсу под руководством Бродского. Он тоже оказался способным учеником.
Становилось заметно холоднее: у ноздрей путешественников
Однако сани, подпрыгивая на кочках и скользя по жидкой грязи, неуклонно продвигались к северу. И вот в один из дней, когда они только что перевалили через невысокий холм, поросший отдельными деревцами, Лемминкяйнен вдруг воскликнул:
– Великий Юмала! Вы только гляньте! Перед ними, протянувшись в обе стороны насколько хватало глаз, раскинулась совершенно невероятная изгородь. Представляла она собой ряд кольев, вбитых менее чем в футе друг от друга и достающих вершинами чуть ли не до нависающего над землей полога облаков; но вовсе не по этой причине на голове у Ши зашевелились волосы. Колья этой изгороди были переплетены не чем иным, как невероятным количеством змей! При этом было совершенно непонятно, расположились они там по собственной воле или же кто-то, желая украсить изгородь столь экстравагантным манером, привязал их там принудительно.
Когда сани, влекомые подрагивающим и дрожащим лосем, подкатили ближе, змеи стали поворачивать к ним головы и дружно зашипели, словно тысяча закипающих чайников.
– Это наверняка тоже иллюзия, - сказал Байярд, - хотя в настоящий момент я не вижу ничего, кроме массы змей. Дайте-ка пива.
Лемминкяйнен нацедил ему пива из фляжки. На физиономии Вуохинена застыла торжествующая усмешка. Причина ее стала совершенно очевидной, когда Байярд, натерев пивом глаза, опять уставился на удивительную изгородь и покачал головой.
– По-прежнему змеи, - сообщил он.
– Я понимаю, что этого не может быть, но факт есть факт.
Ши сказал:
– Может, попросту примем за основу, что они ненастоящие, и не будем обращать на них внимания?
Лемминкяйнен покачал головой: - Знай же, о Харол из Охайолы, что в области магической любой предмет, тебе мнящийся, всеми качествами и силою реального обладает - покуда истинное имя его ты не вызнаешь!
– Ясно. И поскольку мы уже в Похъёле, их магия здесь наиболее сильна. А сам-то ты не можешь снять эти чары, какими бы они там ни были?
– Только если знать буду истинное имя, что кроется за обликом мнимым, ответствовал герой.
– Может, поступим проще?
– предложил Ши и обернулся к Бельфебе.
– Не попробуешь подстрелить какого-нибудь из этих гадов? Насколько я понимаю, тогда он сразу обретет первоначальный облик.
– Нет, о Хароляйнен, - ответствовал Лемминкяйнен.
– Останется он попросту мертвой змеею до тех самых пор, покуда мы первородство его не вызнаем.
Они опять уставились на изгородь. Зрелище было довольно отвратное, но змеи, по крайней мере, не делали попыток покинуть свои места.