Стена змей

Сташеф Кристофер Зухер

– Он прав, детка, - подтвердил Ши.
– Старая добрая симпатическая магия. Помню, как-то док Чалмерс меня на этот счет просветил. Что это у тебя там?

Лемминкяйнен успел вытащить из объедков несколько длинных перьев и теперь бережно их разглаживал. На лице его застыло то самое преувеличенно хитрое выражение, которое они уже не раз наблюдали.

– В Похъёле теперь точно знают, что величайший из героев и чародеев все ближе, - сказал он.
– Чтоб готовому быть к любым неожиданностям, надобно заранее всем полезным запастись.

Он затолкал

перья в один из своих вместительных карманов, поглядел на костер, все ярче разгоравшийся на фоне сгущавшихся сумерек, и завалился спать.

Байярд сказал:

– Мне тут пришло в голову, Гарольд, что магия в этом континууме и с количественной, и с качественной точки зрения заметно превосходит любую другую, о которых ты рассказывал. И если Лемминкяйнен способен превратить тебя в тысячу воинов, что помешает и остальным поступить подобным образом? Я бы сказал, что все это довольно опасная затея.

– Я уже и сам это успел сообразить, - отозвался Ши, тоже устраиваясь на ночлег.

Следующий день оказался полным повторением первого - за тем лишь исключением, что Бродский с Байярдом под утро настолько закоченели, что насилу выбрались из-под меховых одеял, дабы получить очередной урок фехтования, на котором еще до завтрака настоял Лемминкяйнен. В санях ехали молча, но когда они вечером собрались у костра, Лемминкяйнен столь долго развлекал их баснями о своих подвигах, что Ши с Бельфебой предпочли удалиться за пределы слышимости.

Дальше потянулось одно и то же. К пятому дню бойцы на палках достигли такого прогресса, что Лемминкяйнен лично принял участие в тренировке, ловко отправив Бродского в нокаут. Как ни странно, это только улучшило обстановку в компании: детектив зла не держал, а герой весь вечер пребывал в замечательном настроении.

Но едва только наутро они успели тронуться в путь, как Лемминкяйнен вдруг принялся вертеть головой во все стороны, приглядываясь и принюхиваясь.

– Что стряслось?
– поинтересовался Ши.

– Чую волшебство - сильное волшебство Похъёлы. Гляди острей, о Вольтерпайарт!

Однако особо острого зрения не понадобилось. Вначале между деревьями проглянуло яркое зарево, а вскоре перед ними открылась и вовсе исключительная картина. Протянувшись откуда-то справа и теряясь за поворотом вдали, перед ними расстилалась глубокая ложбина, похожая на русло пересохшей реки. Но вместо воды ее заполняло некое рубиновое свечение, отчего песок и камни на дне мерцали, словно раскаленный докрасна металл. На противоположной стороне данного феномена высился острый обломок скалы, на котором восседал орел с пляжный домик размером.

Едва только Ши прикрыл лицо от жара, как орел покрутил головой и с любопытством уставился на их компанию.

Натягивать поводья нужды не было - Лось Хийси остановился сам. Лемминкяйнен повернулся к Байярду:

– Что зришь ты, о глаза Охайолы?

– Раскаленные докрасна булыжники, похожие на мостовую в аду, и орла в несколько раз больше натурального. Что-то в глазах рябит... Нет, и то, и другое на

месте, все верно.

Гигантская птица не спеша расправила одно крыло.

– О-го-го, - проговорил Ши.
– Ты прав, Уолтер. Это...

Бельфеба выскочила из саней, подняла палец, чтобы оценить направление ветра, и принялась снаряжать лук тетивой; Бродский вертел головой, воинственно хорохорясь, но явно не в силах хоть как-то повлиять на ситуацию,

Лемминкяйнен провозгласил:

– Спрячь, Пельфепи, свои стрелы - я и сам, колдун могучий, птицу мерзкую отважу!

Огромный орел тем временем взмыл в воздух.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Кауко, - бросил Ши и выхватил свою шпагу, сознавая, насколько она в такой ситуации не к месту. Длиной она была не больше, чем когти чудовища, и уж всяк тоньше.

Орел кругами набрал высоту и спикировал на них с такой скоростью и мощью, что Байярд только ахнул. Но Лемминкяйнен, не притрагиваясь к своему оружию, довольствовался лишь тем, что швырнул в воздух пригоршню перьев большой куропатки и с пулеметной быстротой выпалил какой-то стишок, слов которого Ши не сумел разобрать.

Перья немедля превратились в стаю куропаток, которая под мотоциклетный треск крыльев косо вильнула в сторону. Орел, уже нависший прямо над ними - Ши разглядел даже, как трепещут растопыренные перья на концах крыльев и хвосте, которыми он балансировал в воздухе, - испустил пронзительный хриплый крик, захлопал крыльями и устремился вслед за стаей. Вскоре он окончательно скрылся за верхушками деревьев.

– Видали теперь, что и впрямь я величайший из волшебников?
– самодовольно заметил Лемминкяйнен, выпячивая грудь.
– Но колдовство - занятие утомительное, а река огненная по-прежнему пред нами пролегает. Ты ведь тоже чародей, о Харол. Не займешься ли этим делом, покуда буду я восстанавливать силы едой?

Ши уставился на рубиновое свечение и призадумался. Мерцающие отблески производили гипнотический эффект, словно догорающие угли. В принципе, решить проблему мог бы хороший ливень, и он принялся вспоминать заклинание для вызова дождя, которое они с Чалмерсом разработали в надежде преодолеть огненное кольцо вокруг Каренского замка во время похождений в мире "Неистового Роланда".

Он старательно пробормотал текст и сделал пассы. Ничего не произошло.

– Ну?
– буркнул Лемминкяйнен с набитым ртом, налегая на хлеб с сыром. Скоро ль волшебство твое начнется?

– Я попробовал, - ответил Ши, совершенно сбитый с толку, - но...

– Дурень охайольский! Должен учить я тебя твоему же ремеслу? С чего это ты взял, что заклинание подействует, коли не поёшь ты его?

"Вот в чем дело", - догадался Ши. Он и думать забыл, что в магии Калевалы пение являлось совершенно необходимым элементом. Если к его способностям к стихосложению и пассам, в которых Лемминкяйнен ни черта не смыслит, добавить еще и пение, огурчик выйдет, а не заклинание. Он вновь воздел руки над головой, делая пассы, и изо всех сил запел.