Степь 2
Шрифт:
Ненамеренно схватилась за неё рукой, как хватаются за больное место и… стоны, крики отчаяния, мольбы вперемежку с матами. Фигурное катание по полу в лихорадке сладострастных судорог. Битьё головой обо что-то твёрдое. Вцепившиеся зубы в свисающий край одеяла, попытались во что бы то ни стало стащить накидку на себя, а там как-нибудь затолкнуть скомканную шкуру целиком между схваченных судорогой ног. Стараясь не давать пылающим ляжкам сжиматься и сдавливать ту ненасытную часть тела, что хотела и хотела, жаждала услады и взрывалась всё новыми и новыми волнами бешеного блаженства …
Это уже не походило на радужное счастье. Это стало похоже на терзанье плоти
В другой раз очухалась на половину от ненавистного кошмара, лёжа на мягкой лежанке головой на пуховой подушке как положено, только при этом руки с ногами растянули в стороны и к чему-то крепко привязали. Рыжая никак не могла прийти в себя полностью сколько ни пыталась. Тело горело огнём словно плавало в кипятке и бесчувственно сварилось до готовности. Пить хотелось до умопомрачения. Состояние глубокого опьянения в коем она прибывала не давало возможность сосредоточиться хоть на чём-нибудь.
Кто-то поднял голову крепкой рукой и поднёс к губам сосуд со спасительной влагой. Не открывая глаз и даже не задумываясь, кто бы это мог быть в её запертой светёлке, Райс жадно принялась опустошать посудину. Захлёбываясь от нетерпения, кашляя и задыхаясь, трясясь от зверского желания утолить жажду, она несмотря на отсутствие сил лихорадочно тянулась к ёмкости с водой и пила, пила, пила.
Напоив кутырку, её опять опустили в пуховую подушку. Она задышала так, будто воздух вокруг выкачали. А эта сволочь поселившаяся внизу живота всё тукала и тукала, как бы затаившись в ожидании, когда же жертва придёт в себя полностью чтобы вновь вцепиться в её волосатую щёлку кровавыми клыками и добить ярицу блаженством в сладостных конвульсиях. Дева, несмотря на то что не могла сосредоточиться, и при попытке открыть веки у неё в глазах всё моментально начинало плыть и вертеться, тем не менее попыталась ещё что-то думать.
Эту тварь, вцепившуюся между ног и надувающую там «бабью ягодку», готовую уже взорваться от переполнившего её возбуждения, Райс отчётливо воспринимала как безжалостное и беспощадное чудовище. Рыжая стала лихорадочно соображать, как его можно убить или хотя бы избавиться от этого прицепившегося к ней наваждения. Но единственное что приходило в парализованную голову, это мысль, что надо во что бы то ни стало успокоиться и не двигаться. Ибо любое её колыхание эта ненасытная тварь воспринимает как начало для новой стремительной атаки.
Кто-то вновь приподнял голову и принялся кормить с ложки непонятной бурдой, склизкой и совсем безвкусной. Или она уже просто не чувствовала вкуса? Но так как зверь при её кормёжке вёл себя смиренно и даже несколько успокоился, рыжая решила есть через силу и через не хочу, хоть этим оттягивая время его расправы. Наконец накормив, кто-то принялся развязывать руки и ноги. Райс скривилась от нежелания быть свободной и даже попыталась заныть, всем видом показывая, что не надо этого делать.
Зверская истома, почуяв долгожданную свободу словно голодная волчица вгрызлась в нежную плоть подаренной жертвы. Стон отчаяния вырвался из груди царской дочери. Она попыталась зареветь от обиды, но слёзы похоже кончились. Они отказывались литься, как рыжая не пыталась. И тут очередная судорожная волна ненавистного блаженства накрыла не только неподвластное тело, но и голову с её жалкими мыслями, не давая ничего предпринять в свою защиту, и кажется, вообще теряя осознание происходящего.
Пытка началась заново. Извиваясь и крича не своим голосом, умоляя и требуя смерти, согласная уже на всё лишь бы закончить эти муки сладострастия… Наконец наступила спасительная темнота, и силы покинули деву окончательно. Вместе с жизнью, ни пойми зачем прожитой…
Перед глазами стояла пёстрая и яркая радуга, переливаясь из цвета в цвет плавными волнами и дрожа раскалённым воздухом, что обычно плавится в степи у земли в жаркий день. Райс вяло приоткрыла опухшие веки, словно нехотя, но красота во взоре никуда ни делась. Ярица видела потолок своей светёлки как бы сквозь пёструю пелену, отчего бревенчатый свод превратился в разноцветное дребезжащее марево. Рыжая долго тупо рассматривала радужный потолок с плавными переливами, не имея в голове ни единой мысли и ни единого отголоска чувства хоть какого-нибудь.
Накрыла апатия ко всему на свете. Первая мысль, что безмятежно проплыла в пустой голове: «Вот я и померла». Это прозвучало без единой капли сожаления и абсолютно равнодушным усталым голосом, даже облегчения не испытала от того, что мучения закончились. Попыталась ощутить истерзанное тело, но его не было. Тут зародилась первая робкая эмоция – жалось к себе любимой.
Райс ощутила горло и комок обиды в нем, сжавший глотку и выдавивший слезу, смачивая глаза. Хотела её неосознанно смахнуть рукой по привычке, но вместо этого почувствовала, как рука лишь слегка дёрнулась, где-то там далеко внизу, валяясь вдоль безвольного тела. И тут в сознании явилось туловище целиком. Даже реветь как-то расхотелось, когда поняла, что тело её где-то есть. Где-то там, ниже. Распахнула глаза и попыталась поднять голову чтобы посмотреть, что от него осталось. И первое, куда она обратила вновь появившееся внимание – низ живота со всеми его атрибутами.
Дева настороженно прислушалась, заранее шевеля на голове взъерошенные волосы зарождающимся ужасом, но зверя там не оказалось. Она его не ощущала. Осталась противно тянущая тяжесть будто мышцы надорваны, но расслаблены. Понимая, что стоит ей только дёрнуться, как в полной мере почувствует боль. Ощутила жар сосков, воспалённые груди. Даже лёгкое их шевеленье при подъёме головы отозвалось жгучим предчувствием неприятной боли будто с них содрана кожа, оголив нежное чувствительное мясо.
– Лежи, не дёргайся, – потребовал старческий голос со стороны.
Райс послушно уронила голову на пуховую подушку. К лежаку подошла Любовь, светясь как весеннее солнце, и внимательно осмотрев лицо царской дочери зачем-то низко к нему наклоняясь и заглядывая в глаза, спросила равнодушным голосом:
– Ну и что плавает перед глазами?
– Радуга, – одними губами прошептала мученица, тут же почувствовав, что они перестали быть эластичными, а стали болезными, будто неживыми и растрескались глиной, высушенной на солнце.
– Во как! Радуга! – встрепенулась Матёрая, – что-то я не припомню такой зацепки на Славу. Вот у мамы твоей сколько помню по давности плавают облака, притом розовые.
Последние слова она произнесла со сдавленным смешком, и тут же приподняв замученной кутырке голову, приставила к губам посуду с тёплым пойлом пахнувшим приятным ароматом. Ярица дёрнулась, вспоминая все приходящие последствия после того, как пила в последний раз, но Матёрая тут же её успокоила:
– Всё кончено, девка. Успокойся. Мы и так тебя трижды с того света вытаскивали. У меня в последний раз аж спина взмокла как старалась, чуть сама не сдохла. Хватит с тебя, покамест. Отдыхай от наслаждений, а то ещё понравится, привыкнешь, потом оттаскивай тебя от этого за уши.