Степь 2
Шрифт:
Апити в своей светёлке Райс не обнаружила, что настораживало. Расспросив девченят-прислужниц, роем носившихся при Тереме, убедилась, что та ещё на круге и вроде как жива, но где её искать никто не знал. Рыжая тоже решила просто подождать, не любопытствуя у Матёрых, раз уж взялась при них играть роль резко повзрослевшей девы. Она решила, что если судьба, то свидятся. А если нет, оплачет позже белобрысую подругу, а в данный момент кутырка сгорала от любопытства по поводу собственного дара.
Стыдно было признаться даже самой себе, но в тот момент участь подруги мало занимала царскую дочь и мысль о том, что Апити может
Через пару дней усыпив бдительность окружающих своим беззаботным шатанием по Терему, ярица вышла за ворота и прошмыгнув вдоль бревенчатого частокола, юркнула в лес, прибавив при этом шаг и углубившись в непролазную чащу, чтобы её не разглядели со стороны Терема.
Нашла неприметную полянку, огляделась, разулась, скинула пояс. Замерла, закрыв глаза и попыталась породить в себе дрожь земли. Но сколько ни пробовала, ничего не получалось даже приблизительно. Абсолютно ничего. Дрожь не рождалась, хоть ты тресни, хоть вовсе разорвись.
Сначала подумала, что помеха тому пожухлая трава под ногами и она буквально вырыла босыми ступнями изрядные ямки, углубившись в почву, но и это не помогло. Сколь бы ни концентрировалась на земле под ступнями недоученная колдунья, не ощущала кутырка даже намёка на дрожь, ни то, что немереную силу.
Билась с этим долго и уже отчаялась, что ничего не получится и придётся всё же идти на поклон к Матёрым. Даже начала продумывать к кому из них «с какого бока подваливать» и кого как расспросить, чтобы с одной стороны не послали подальше, а с другой не выказать вековухам своего откровенного мракобесия.
Бросив заниматься тем, что не получалось, она, просто закрыв глаза принялась наслаждаться тишиной осеннего леса в очаровании тепла бабьего лета. Жалея, что у неё ничего не получилось, взяла и просто вспомнила это чувство «мертвенной дрожи». Притом вспомнила, как оно дрожало в голове, где достигало своего блаженного пика величия.
И тут же неожиданно поймала себя на мысли, что реально ощущает эту земную дрожь. Не придумано! Медленно открыла глаза чтобы не спугнуть, удерживая мертвенное колебание на уровне лба, одновременно расплываясь в восхищении и не придумав ничего лучше, принялась играть с божественной силой как малое дитя. То усиливая, то гася до мелкой ряби на грани восприятия, то спуская обруч к груди, то звенящей тетивой натягивая выше лба. Непонятно откуда родилось понимание или просто по аналогии с броском судороги, но разогнав её по телу вниз, резко кинула холодный сгусток через ноги во влажную землю.
Произошедшее следом повергло в ужас царскую дочь. Она даже не представляла себе таких последствий. Трава вокруг, остававшаяся к тому времени ещё зелёной моментально пожухла и принялась свёртываться, как опалённая огнём и на глазах кутырки высыхала до состояния сена, распространившись большим кругом от гибельного источника в виде проплешины. Даже деревья стоявшие по краю поляны в раз поникли, сворачивая ещё живые листья, а уже отмирающие непроглядным жёлтым снегом посыпались на землю.
Холодный пот липкими лапами обнял тело ходячей смерти с рыжими лохмами, которая, тут же забыв про всё своё величие принялась метаться из стороны в сторону, припадая к траве, бегая от дерева к дереву, понимая, что убила всё живое вокруг своей забавой. Сердце обливалось кровью за причинённый вред и теперь стараясь хоть как-то помочь заповедному лесу, рыжая убийца, ревя белугой металась между стволами-трупами, гладя деревья руками и безостановочно прося прощения.
Горе-девка всей своей пакостной душонкой желала помочь лесной жизни, но не знала, как. Наконец бросила метаться и замерла, прислушиваясь к чаще. Волосы на голове затопорщились от мертвецкой, ничем не нарушаемой тишины. Ни одна птица не пела, сколько б не прислушивалась.
– Что же я дура наделала? – прошептала обречённо недоделанная уже вдрызг зарёванная колдунья и кинулась вглубь заповедного леса, пытаясь осознать масштабы бездумного эксперимента.
Пометавшись туда-сюда, несколько успокоилась поняв, что мёртвый круг распространился только шагов на девять раз по девять от того места, где колдовала, не более. Дальше лес выглядел живым, но каким-то внутренним, абсолютно новым чувством ярица осознала, что он весь до смерти перепуган.
Райс не шла, а буквально летела обратно в Терем, обдумывая на бегу лишь одну сверлившую мысль, что непременно надо разузнать у Матери Медведицы, как можно оживить то что убивается дрожью земли. Хотела даже сразу искать Матёрую, как только влетела в дубовые ворота, но тут же испугавшись наказания за содеянное, в ней победила царственная гнилость и она, прошмыгнув в Терем затворилась у себя в светёлке, решив для начала успокоиться и подумать. Лишь твердя как заговорённая про себя три волшебных выученных слова, что помогли ей пройти страшный круг земляного сидения. Когда же успокоилась, то решила вовсе к вековухам не ходить, а дождаться Апити, подумав, что белобрысая просто обязана знать ответ.
Время шло нестерпимо медленно. Дева большую часть дня валялась на лежаке, размышляя о выворотах собственной судьбы. Вспомнила маму, но ни как нечто родное, а как главу клана «меченых». Попыталась припомнить её колдовские земельно-серые рисунки и тут же рассматривая свои, отчего-то не возрадовалась, как бы это сделала прежняя Райс, а струсила. Что-то с ней произошло, что-то в ней надломилось, переделалось. Если бы до кошмара колдовских кругов ей кто-нибудь сказал, что она вот так запросто сможет убивать всё живое вокруг себя, то прежняя Райс наверняка прыгала бы как коза от осознания своей крутости. А сегодня ни скакать, а реветь хочется от бессилия перед собственной силой.
Сегодняшней ярице совсем не хотелось отбирать жизнь у кого бы то ни было. Ей, царской дочери, считавшей себя пупом мироздания, стало всех и всё живое жалко до слёз. Покоя не давала та роковая загубленная поляна. Даже не раз порывалась туда сбегать и посмотреть на свои деяния. Может смерть произошла понарошку, не по-настоящему и трава с деревьями уже давно ожили? Но какой-то внутренний стыд за содеянное не пускал её туда.
Когда листва большинства деревьев облетела, а берёза полностью пожелтела, говоря, что тепла больше ждать не приходится, в Тереме объявилась Апити. Притом не сама объявилась. Белобрысую в буквальном смысле слова приволокли на своих плечах теремные девки в сопровождении всех трёх вековух. Та, еле шевеля ногами протащилась по коридору, никого, не признавая и ни на что, не реагируя. Словно получившая бревном по башке, притом похоже несколько раз. Вся замызганная, грязная, будто по осенним лужам волоком таскали за волосы.