Степь зовет
Шрифт:
Голова Онуфрия была покрыта мешком, рубаха на плече лопнула, на одном колене выделялась свежая синяя заплата, которую Зелда третьего дня сама пришивала. Еще не совсем понимая, что произошло, девушка подбежала к отцу и с силой сдернула с его головы мешок.
Ее красивое лицо исказилось болью. Схватившись за волосы и закрыв глаза, она, словно в беспамятстве, пробежала несколько шагов, и по затянутой туманом степи разнесся протяжный крик:
— Та-а-то!..
Она повалилась ничком и вытянулась на земле.
Потрясенные
Народу все прибывало. В расстегнутом, помятом пиджаке, то и дело спотыкаясь, потный, красный, прибежал Юдл Пискун и с громкими причитаниями бросился к покойнику:
— Ах, аи, какое несчастье! Аи, какая беда!
Он уже потянулся было к мешку, хотел открыть лицо, но тотчас отдернул руку. Ему стало страшно. Что тут было? За что его убили, Онуфрия, и кто? Не молния же в него ударила… Что-то произошло между ним и кем-то еще? Не сболтнул ли чего-нибудь Онуфрий? А может быть, он и Зелде успел рассказать?…
— Ай, беда! Ай, несчастье! — шепотом повторял Юдл, отступая. — Где она, где Зелда?
Зелда все так же лежала ничком на земле. Ей хотелось плакать, кричать — тогда ей стало бы легче, — но у нее сдавило горло, она задыхалась.
Вокруг стояли женщины, прижимая к себе детей.
— Недаром всю ночь выли собаки…
— Как это раньше не спохватились?
— Гулянка у них была какая-то…
— Может, его еще и спасли бы…
— Такое горе! Нежданно-негаданно…
— Может, его кони убили?
— Какие там кони! Вы разве не видели? Лопатой рассекли голову. Подойдите посмотрите.
— Ой, перестаньте, перестаньте! Я этого не выдержу…
Колхозники молча оглядывали балку, где произошло загадочное убийство, и каждый старался вспомнить, где он был в то время, что делал, не слышал ли крика или еще чего-нибудь подозрительного.
Иные подходили к телу, приподнимали мешок, потом угрюмо отворачивались и садились прямо на сырую, черную пашню.
— Э-эх… Нехорошо, Онуфрий!..
На эмтээсовской бричке с бокового проселка примчались Синяков и Волкинд. Они были на только что присоединенном к Бурьяновскому колхозу участке близ Веселокутского колодца, поэтому им не сразу сообщили страшную весть. Волкинд отозвал Коплдунера и Хому Траскуна, чтобы расспросить о случившемся.
Не говоря ни слова, насупившись, Синяков подошел к телу. Он снял шапку, постоял со склоненной головой. Вдруг ему показалось, что Онуфрий зашевелился под мешком. Синяков отступил, не спуская глаз с убитого. Ему все казалось, что тот шевелится, сейчас поднимет руку, голову, встанет и начнет говорить, как вчера вечером, вот здесь, на этом самом месте…
Как бы решившись в чем-то убедиться, Синяков рывком приподнял мешок, с минуту пристально смотрел Онуфрию в лицо, потом бережно накрыл и отошел, побледнев. Его охватило острое желание, не медля ни минуты, уехать отсюда, и вместе с тем он испытывал какую-то дикую радость, удовлетворение.
— В район уже сообщили? — спросил он, не поднимая глаз и сам удивляясь тому, как хрипло звучит его голос. «Надо взять себя в руки». — Сейчас же пошлите нарочного! — добавил он повелительно. — Как это произошло? Когда узнали об этом? Кто первый его нашел?
Калмен Зогот обстоятельно рассказал агроному, как Зелда пришла рано утром на колхозный двор, как колхозники шутили, как потом с огорода прибежала пегая лошадь, волоча за собой перевернутую борону, как они
тогда догадались, что случилось неладное, и побежали в степь.
Синяков хмурил брови и, сжав губы, кивал головой. Достал жестяную коробку с махоркой, скрутил цигарку, закурил, дал закурить Зоготу, время от времени поглядывая на Юдла, который вертелся в стороне. Агроном не забыл того, что услышал вчера от Онуфрия.
«Распустился! — Он следил за завхозом недобрым взглядом. — Своими комбинациями может провалить все дело. Дурак! Надо ему вправить мозги».
Колхозники толпились вокруг агронома, ждали, что он скажет.
— Как же это так? — тихо, словно с самим собой, говорил Калмен Зогот. — Такой честный человек, кому он мешал? Собаки никогда не обидел. У кого могла подняться рука на него?
— Может, это из-за коней? Хотели увести, а он не давал? — робко предположил кто-то.
Синяков глубоко затянулся, смотрел туда, где лежал Онуфрий, и молчал.
— Нет, — помотал головой Калмен Зогот. — Вот пасутся ночью наши кони, и никто на них не зарится. Кто их тронет? Вокруг одни колхозы.
— Может, это его по ошибке…
— Скажите, а в хуторе он ни с кем не враждовал? — резко спросил вдруг Синяков.
Колхозники недоуменно переглянулись.
— С кем тут было враждовать ему? Никогда никого он не обидел, ни во что не мешался. От него и слово-то, бывало, редко услышишь…
Между тем Юдл Пискун все бегал, хлопотал.
— Люди! — крикнул он. — Чего же вы стоите? Давайте понесем его!
Несколько человек подобрали с земли грабли и вилы и, связав их ремнями, устроили что-то вроде носилок.
Волкинд подошел к Зелде и бережно поднял ее с земли. Девушка не сопротивлялась. Она словно окаменела.
На утоптанной площадке, где лежал Онуфрий, суетились колхозники. Не снимая мешка, они подняли тело и положили на скрещенные грабли и вилы. Постояли немного молча, с опущенными головами, потом взяли носилки на плечи и медленно тронулись в путь.
— Надо нести его не по дороге, — сказал Додя Бурлак, — а Вороньей балкой, которую он бороновал.