Степан Халтурин
Шрифт:
Амосов поддержал Селантина, и Степан, сочтя совет благоразумным, оставил паспорт и деньги и в ту же ночь уехал в Рязань.
Мог ли Халтурин не верить Селантину, когда тот рассказывал членам кружка, им же организованного, о своей близости к участникам «казанского заговора», о ссылке. Мог ли Степан предполагать, что Селантин не политический ссыльный, а осужденный за двоеженство, но сумевший выдать себя за «политика» в вятской глуши.
Быть может, Халтурин и должен был кое-что заметить, ведь не случайно же старший брат Павел неодобрительно отзывался о нем. Но тогда, в Вятке, дело было не в Селантине, а в кружке, в тех увлекательных чтениях и беседах, горячих спорах
Теперь Степан расплачивался за это, и расплачивался дорогой ценой. Никаких родственников в Рязанской губернии, в местечке, указанном Селантиным, не оказалось. Да и были ли вообще на свете эти мифические родственники? Не найдя их, Халтурин поспешил обратно, в Москву. Нужно было искать другие пути для получения паспорта.
И вот снова Москва. Но где же Селантин? В его каморке со светом в пол-окна живет какой-то незнакомый мужчина. Нет ни Амосова с Наташей, ни Смольянинова. В портняжную они больше не заходили, а хозяин «полусветской» комнаты ничего не знает, но повторяет, что «ему заплатили».
Где искать друзей, паспорт, деньги? Москва велика, знакомых в ней нет. Тревожные мысли сменяют одна другую в голове Степана. Он не верит, не хочет верить, что его обманули, вероломно бросили на произвол судьбы, без денег, без паспорта.
И никогда не узнает Степан, как удалось Селантину убедить Амосова, Наташу, Смольянинова в том, что Степана по дороге схватили и им нужно скорей уезжать за границу.
День клонился к вечеру, когда Халтурин, оставив напрасные поиски, устало присел на скамейке бульвара. Широкоплечий, с маленькими тонкими усиками, с одухотворенным лицом интеллигента, в приличном пальто, он обращал на себя внимание праздношатающейся публики.
Но до нее ли было ему!..
«Что делать?» Этот вопрос сверлил мозг. Каждую минуту им мог заинтересоваться пристав, потребовать документы. Бежать? Но куда? Возвращаться в Вятку? Не хватит денег. И опять-таки паспорт…
Быстро темнело, на улице зажигались газовые рожки, куда-то исчезли няни с детьми. Надвигалась холодная осенняя ночь. Только в полночь Степан нашел приют в ночлежке, под нарами, кое-как пристроившись на боку между двумя мертвецки спавшими пьяницами. Духота, вонь, храп и мысли, мысли, не дающие уснуть. «Где Амосов? Попался? Но за что? Паспорт у него в порядке. Может быть, узнали Селантина? Но и это невероятно, а с моим паспортом он может быть спокоен, хоть я и моложе его лет на десять. Значит, уехали внезапно, не оставив о себе вестей… Но почему, почему?..»
На это ответа не было.
Застыв в неудобной позе с открытыми в темноте глазами, Халтурин снова вспоминал Вятку, кружок, поездку в Москву. Москва… Теперь она надвигалась на него в зловонном смраде ночлежки своим страшным, неумолимым ликом.
Фабрики-тюрьмы, каморки-гробы, гнилые объедки в мисках фабричной столовой, мелькание зубцов машин, оторванные пальцы, руки и тысячи глаз, усталых, с чахоточным блеском безнадежности…
Да, выход был один — идти работать. Ведь он столяр, краснодеревщик, его полировкой восхищались старые, опытные мастера. Но во имя чего работать? Ведь недаром Халтурин так страстно стремился за границу. Там бы он работал, чтобы цвела их коммуна, привлекая наглядным примером сотни, да что сотни — тысячи, десятки тысяч таких, как он, столяров, слесарей, работный люд всего света.
Работать же здесь, в Москве, чтобы иметь возможность коротать ночи в бараках, воюя с клопами и грязью, до одури склоняться над верстаком, чтобы мечтать о сне, заражаться чахоткой и в тридцать лет
Это был обычный жизненный путь рабочего капиталистической фабрики, и иного у Халтурина не было, но в глубине души еще теплилась надежда на встречу с товарищами, и Степан твердо решил добраться до Петербурга, откуда они должны были выезжать за границу. Денег осталось только на дорогу да на первые дни жизни в новом, незнакомом городе.
ГЛАВА II
В СТОЛИЦЕ „КРИТИЧЕСКИ МЫСЛЯЩИХ ЛИЧНОСТЕЙ"
И вот снова дорога, вагон, а за окном бесконечное мелькание полей, лесов, урочищ, покосившихся хибарок и беловатых призраков помещичьих усадеб. Степан купил билет в вагон первого класса, хотя и дорого, зато без паспорта надежнее. Кондуктор, стоявший у площадки вагона, сначала перепугал Халтурина: на нем была военная форма и каска. Свирепый взгляд, которым он окинул пассажира, не предвещал ничего утешительного. Но длинный лоскут бумаги с обозначением класса и станции назначения произвел магическое действие. Кондуктор осклабился и с поклоном пропустил Степана. Двадцать шесть часов пути, долгие стоянки, крики обер-кондуктора «готово», свистки и рывки локомотива — все осталось позади…
Халтурин стоял на Знаменской площади, не зная, куда идти, где искать приюта, потерянных друзей, как жить дальше. Только теперь он понял, что поездка эта — необдуманный, а может быть, и просто глупый поступок. Где их сыщешь в этом огромном холодном Петербурге?
Халтурин бродил по столице наудачу. Пока оставались деньги, ночевал в ночлежках, что-то ел и искал, искал без устали. Деньги кончились, нужно было искать уже не друзей, а работу. Но без паспорта не устроишься на завод или в мастерскую, приходилось заниматься чем попало. На вокзале подтаскивал окованные сундуки купчих, на рынках сгибался под тяжестью мешков с картофелем, капустой, мукой. Ломило спину, пальто изодралось, сапоги охотно пропускали воду, которая, казалось, никогда не просыхает на панелях и мостовых осеннего Питера. Выручала молодость да богатырское здоровье.
Близилась зима. По ночам замерзали лужи, изо рта прохожих поднимался пар, вода в Неве стала густой, черной. Халтурин по-прежнему жил случайным заработком, не имея паспорта и собственного угла. Ему, правда, удалось устроиться перевозчиком на Неве. Нелегкая это была работа. Плоскодонная лодка неуклюже пересекала реку, быстрое течение сносило ее, и Степан выбивался из сил, работая слишком короткими, но тяжелыми веслами. Еще куда ни шло, когда пассажиры ехали без груза, тогда их везли в легком ялике, но обычно перевозом пользовались для переброски тяжестей. На Неве никогда не затихал пронизывающий ветер, и Халтурин все время зяб. Вспотев от усилий, он сразу остывал на берегу, напрасно кутаясь в свою легкую, изорванную одежду. Только вечерами наступала передышка, поток пассажиров убывал, а грузов и вовсе не было. В эти часы Степан отсиживался в будке перевозчика и с интересом наблюдал за жизнью набережной. Перевоз стоял за Литейным мостом, связывая центральную, деловую часть столицы с Выборгской стороной.
Там, на Выборгской набережной, разместились Артиллерийская академия, клиники, немного поодаль, на Нижегородской улице, недалеко от вокзала Финляндской железной дороги, — Медико-хирургическая академия. Дальше по Симбирской к Полюстрову шли пустыри, бродили цыгане я высился великолепный дом графа Кушелева-Безбородко. Халтурина особо интересовала Медико-хирургическая академия. Недаром она считалась наряду с Горным институтом и университетом «рассадником крамолы и антиправительственных идей».