Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время
Шрифт:
Набор гончарной керамики в сарматских погребениях Северного Причерноморья существенно отличается от серий восточных регионов (табл. 75, 31–34, 37, 39–41, 43, 44, 46). Основную массу составляют сосуды боспорских керамических мастерских, хотя встречаются и серолощеные кувшины, возможно, кубанского или донского производства. Очень небольшую часть импорта занимает краснолаковая посуда, происходящая главным образом из малоазийских центров, которые сбывали свою продукцию на Боспор и в другие колонии Северного Причерноморья.
В сарматских погребениях Прутско-Днестровского междуречья ассортимент краснолаковой посуды значительно разнообразнее. Помимо обычных чашек, небольших кувшинчиков (табл. 75, 42, 45), здесь обнаружен краснолаковый фигурный сосуд в виде барана (табл. 75, 36). Особую группу керамики в этом районе составляют сероглиняные кувшины на кольцевом поддоне иногда с орнаментом в виде вертикальных пролощенных полос (табл. 75, 38, 47). Не исключено, что она производилась местным земледельческим населением специально по заказу и вкусу сарматов, поскольку появилась здесь только с первых веков нашей эры и была характерна именно для сарматских памятников (Рикман Э.А., 1975б, с. 56–59). Изредка в сарматских могилах Северного и северо-западного Причерноморья встречаются светлоглиняные узкогорлые амфоры (табл. 75, 35) того же типа, что был особенно характерен для Танаиса II–III вв. н. э. и других нижнедонских городищ. Область нижнего Дона, как считает Д.Б. Шелов (1972а, с. 117, 118), видимо, была преимущественным районом их распространения, хотя находки таких амфор нередки и в других местах Северного Причерноморья (Илурат, юго-западный Крым, Ольвия). Поэтому трудно решить, из каких именно греческих колоний попадали такие амфоры к сарматам западных регионов. Это могли быть города Боспора, и Ольвия, и Тира.
Не выходят из употребления поздних сарматов бронзовые литые и кованые котлы и котелочки. Основная масса бронзовых котлов (более 20 находок) представлена одной формой. Это экземпляры с яйцевидным туловом и чуть уплощенным, а иногда почти округлым неустойчивым дном. Поддона они не имеют. Ручки котлов вертикальные, гладкие или с тремя кнопками (табл. 78, 31, 32), имеющие иногда на тулове «усообразное» продолжение. Обычно в верхней части тулова располагается орнамент в виде рельефной веревочки. В нескольких случаях эти котлы имели тамгообразные знаки. Высота котлов колеблется в пределах 12–40 см, но в основном они имеют высоту 15–20 и 30–40 см. Значительная часть их обнаружена в погребальных комплексах, поэтому датировка котлов II–III вв. н. э. достаточно обоснована. Находки их сосредоточены в южном Приуралье, на обоих берегах Волги и лишь считанное количество найдено в Подонье. В сарматских памятниках Северного Причерноморья и Молдавии их нет. Н.А. Боковенко, специально исследовавший эту категорию вещей, ссылается на аналогичные формы котлов из Тувы и Ордоса. По его мнению, некоторые конструктивные особенности котлов без поддона, такие, как «усовидное» окончание ручек, небольшое уплощенное дно и яйцевидность тулова, характерны не только для находок в Восточной Европе, но и для бронзовых котлов Южной Сибири и Центральной Азии, которые относятся к культуре хунну (Боковенко Н.А., 1977, с. 234). Интересно, что котлы этого типа изображены и на Боярской писанице (Боковенко Н.А., 1981, с. 47, рис. 3, 2).
Благодаря раскопкам последних лет в южном Приуралье появился еще один ранее неизвестный тип позднесарматских котлов. Это небольшой кованый котелок с бокалообразным туловом на невысоком поддоне. На вертикальных ручках его по одной кнопке (табл. 78, 30). В серии позднесарматских котлов он пока единственный.
Несравненно реже в погребениях этого времени находят бронзовые кованые котелки галло-римского типа (табл. 78, 33, 38). В одном из самых богатых захоронений Лебедевского могильника был обнаружен котелок из тонкой листовой бронзы, очень близкий по форме к так называемым кельтским котелкам (табл. 78, 33). После II в. н. э. количество кованых котелков резко сокращается, а с середины III в. они практически уже не поступают к сарматам, что связано, очевидно, с изменением политической ситуации в Северном Причерноморье и разгромом Танаиса.
По сравнению с предшествующей эпохой значительно сокращается и количество остальных импортных металлических сосудов. Становится менее разнообразным их ассортимент. Основную часть находок составляют ковши, цедилки, чаши и кувшины (табл. 78, 34–37, 39–41). Обращает на себя внимание очень интересная чаша из того же лебедевского погребения, что и котелок. Вместо обычного кольцевого поддона она имела довольно высокую полую ножку. Под широким плоским краем находился атташ листовидной формы, который крепил высокую фигурную ручку (табл. 78, 39). Чаша эта уникальна для сарматских памятников и пока аналогий не имеет.
Металлические кувшины в позднесарматских могилах представлены практически одним типом (табл. 78, 35, 37, 41).
Изредка в позднесарматских погребениях встречаются стеклянные сосуды, представленные, как правило, чашами, кувшинами, флаконами (табл. 80, 55). Судя по находкам восточные области расселения сарматов снабжались продукцией главным образом танаисских и боспорских стеклоделательных мастерских (Сорокина Н.П., 1965; Алексеева Е.М., Арсеньева Т.М., 1966), хотя не исключены и поступления средиземноморских изделий, которые были достаточно широко распространены в Пантикапее и Танаисе. Видимо, к их числу принадлежит расписной стеклянный бокал из Лебедевского могильника.
В сарматских памятниках нижнего Дона и Северного Причерноморья ассортимент стеклянной посуды разнообразнее, чем в восточных районах. Так, в одной из сарматских могил Днестровско-Прутского междуречья (Рикман Э.А., 1975а, с. 21, рис. 8, 3, 4) вместе с бальзамарием оригинальной формы (табл. 80, 53) была обнаружена бутыль (табл. 80, 54), сделанная, скорее всего, в одной из западноримских провинций.
Широко употреблявшиеся в повседневной жизни сарматов деревянные сосуды сохраняются чрезвычайно плохо, и о формах их судить очень трудно. Обычно в могилы ставили чарки-кубки иногда с серебряными обкладками по краю и зооморфными ручками (Мелюкова А.И., 1962, рис. 5, 7). Деревянные сосуды, находимые в богатых погребениях, как правило, выточены на токарном станке, и формы их разнообразны: это блюда, всевозможные чаши, иногда рифленые, стаканообразные сосуды с чуть утолщенным выступающим дном (табл. 78, 53–56). В рядовых могилах встречаются обычно чарки и кубки, вырезанные из дерева.
Оружие. Неотъемлемая часть археологического комплекса позднесарматской культуры — мечи и кинжалы без металлического навершия. Они распространяются со II в. н. э., хотя отдельные экземпляры этих мечей появляются уже в комплексах I в. н. э. Мечи и кинжалы без металлического навершия характерны для всей территории расселения сарматов и далеко за ее пределами, включая Боспор, Кавказ, Крым, Среднюю Азию и Казахстан, некоторые районы Западной Сибири, Монголию и другие области Восточной Азии, в частности Китай и Корею. Количественное распределение их в различных регионах, заселенных сарматами, очень неравномерно. Основная масса находок таких мечей и кинжалов происходит из нижнего Поволжья и южного Приуралья: в каждой третьей мужской могиле находился меч, кинжал или оба предмета. В Северном Причерноморье, особенно в его западных районах, мечи и кинжалы встречаются чрезвычайно редко. Судя по достоверным антропологическим данным, мечи и кинжалы сопровождают только мужские захоронения.
Почти все мечи без металлического навершия длинные — не менее 0,70 м, а значительная часть их достигает 1 м. Все они двулезвийные, конец клинка обычно заострен, иногда закруглен. Рукояти-штыри этих мечей и кинжалов прямые или слегка расширяющиеся к основанию клинка и откованы с ним из одного куска железа. Нередко в верхней или средней части штырей в отверстиях сохраняются железные или бронзовые штифты, с помощью которых к штырям крепились деревянные, а возможно, и костяные обкладки (табл. 81, 58–62). Вместо металлических наверший рукояти этих мечей и кинжалов заканчивались, очевидно, деревянными навершиями, о форме которых судить трудно, поскольку следы дерева обычно не фиксируются. В богатых сарматских могилах воинов-всадников встречаются халцедоновые дисковидные навершия (диаметр 7–5 см) с отверстием в центре. Сквозь это отверстие продевался бронзовый заостренный книзу штырь-гвоздь, загонявшийся в деревянную рукоять (табл. 81, 58, 62), которая охватывала штыри клинка и навершия. Обычно она имела катушкообразную форму и для прочного соединения закреплялась дополнительно одной-двумя бронзовыми обоймами. Верхняя часть штыря-гвоздя, лежащая на диске, заканчивалась круглой, ромбической или квадратной шляпкой. Иногда шляпка имела гнездо со стеклянной или каменной вставкой. Известны случаи, когда шляпка обтягивалась золотой фольгой, украшенной вставками и штампованным простым геометрическим орнаментом (табл. 81, 58). В Лебедевском могильнике (южное Приуралье) на шляпке штыря диаметром 5 см, обтянутого золотой фольгой, оказалось выполненное штампом интереснейшее изображение головы получеловека-полульва (табл. 79, 13). Щеки и лоб его, а также край бляхи украшены стеклянными вставками. Сюжет изображения говорит о восточном характере этого изделия, а стиль исполнения, в том числе многочисленные вставки, придают ему варварский облик.
Судя по сарматским, а также боспорским находкам халцедоновые навершия были принадлежностью только длинных мечей. Известен лишь один случай, когда небольшой халцедоновый диск (диаметр 4,5 см) обнаружен с коротким мечом или кинжалом (Комсомольские курганы, Башкирия). Что касается крупных стеклянных или чаще каменных шаровидных и кольцевидных бусообразных предметов, находимых нередко около рукояти или клинка мечей и кинжалов, то, видимо, прав А.М. Хазанов (1971, с. 25), считающий их не навершиями, а украшениями кистей, темляков и т. д.