Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время
Шрифт:
В качестве местных, домашних производств следует рассматривать также косторезное, кожевенное и камнерезное дело, обработку дерева и ткачество. Маловероятно, чтобы кочевники нижнего Поволжья и южного Приуралья занимались бронзолитейным или железоделательным промыслом, не говоря уже о добыче и выплавке металла. Речь может идти о производстве самых простых и мелких вещей из бронзы и железа (бляшки, колечки, ножи, шилья и т. д.), которые делали из привозного или вторично используемого сырья. Основная масса металлических предметов — оружие, конская сбруя, котлы, ювелирные изделия, бронзовые зеркала и т. д., по всей вероятности, производилась окружающим кочевников оседлым населением по заказу сарматов и образцам, которые они представляли.
Существует и иная точка зрения, согласно которой кочевники нижнего Поволжья и особенно южного Приуралья были не только искусными кузнецами и литейщиками, но, вероятно, занимались
Дело в том, что, например, все иткульские бронзовые наконечники стрел найдены на поселениях, содержащих остатки металлургического производства (шлаки, литейные формы, бракованные отливки), и сомневаться в их местном изготовлении не приходится. Но при этом все типы иткульских наконечников повторяют формы, свойственные скифо-савроматским, казахстанским, среднеазиатским или аналогичным им наконечникам. Наибольшее совпадение с иткульскими стрелами обнаруживают наконечники, происходящие из кочевнических погребений савроматского времени южного Приуралья, в меньшей степени — нижнего Поволжья (Бельтикова Г.В., 1982). Очень важным оказался еще один результат изучения зауральской металлургии оседлых лесостепных племен VII–III вв. до н. э. Иткульская культура, по мнению ее исследователя, была основной металлоносной культурой Урала, ее металлургия являлась важным или даже основным источником металла для культур обширных территорий, прилегающих к ней с запада, востока и юга. Технология выплавки и обработки, конструкции печей-горнов характеризуются разнообразием черт и признаков широкого хронологического, территориального и качественного диапазонов (Бельтикова Г.В., 1981, с. 125). Не менее интересная картина наблюдается на ананьинских памятниках. Очень многие наборы бронзовых наконечников стрел аналогичны савроматским формам нижней Волги и южного Приуралья, проявляя наибольшую близость с последним регионом (Кузьминых С.В., 1983, с. 119). Какая-то часть наконечников, например, бронзовые черешковые, могла поступать и из других центров (степи Казахстана, Приаралье, Средняя Азия). У савроматских кочевников они, правда, не привились и изредка встречаются лишь на южноуральских памятниках. В то же время втульчатые железные наконечники стрел были свойственны в IV–III вв. до н. э. нижневолжским кочевникам и почти не известны в южном Приуралье. Такая ситуация хорошо согласуется с широким распространением этих типов наконечников на Кавказе, являвшемся мощным металлургическим центром и у племен среднего Дона — ближайших соседей нижневолжских савроматов.
Интересно также, что мечи переходных типов от савроматских к прохоровским формам, которые в IV в. до н. э. были характерны для кочевников южного Приуралья, за пределами этой территории известны лишь как случайные находки в лесостепном Зауралье и бассейне среднего течения Белой с ее притоками. Симптоматично также огромное количество случайных находок мечей и кинжалов савромато-сарматских форм, обнаруженных на той же Белой, особенно на ее правом берегу (Горбунов В.С., Исмагилов Р.Б., 1976). Не исключено, что именно здесь или в районе так называемых гафурийских городищ располагался один из металлургических центров, снабжавших мечами и кинжалами кочевников нижнего Поволжья и южного Приуралья.
Очень интересная закономерность выявилась в результате исследования бронзовых савромато-сарматских зеркал, проведенного с помощью спектрального и металлографического анализов. Были установлены четыре металлургические группы, три из которых имеют своеобразную рецептуру сплавов, четвертая — чистая медь (Мошкова М.Г., Рындина Н.В., 1975, с. 120–130). Каждый из сплавов связан своим происхождением с определенным металлургическим центром, где он затем и доминировал. Так, высокооловянистые зеркальные бронзы очень широко распространились на Ближнем Востоке. Из этого сплава отлиты два бесспорно импортных зеркала, а остальные экземпляры обнаружены в довольно богатых могилах, где находились и другие привозные вещи. При этом почти все зеркала этой металлургической группы относятся по своей форме к типам, характерным для областей Юго-Восточной Азии и территории Средней Азии.
Количественно самая большая группа сарматских зеркал, происходящая главным образом из памятников нижнего Поволжья, отлита из низкооловянистых бронз. Традиция изготовления зеркал из подобных сплавов восходит к античному Средиземноморью, откуда была воспринята литейщиками причерноморских греческих колоний и территорий, находившихся в орбите их экономического или политического влияния.
Все эти факты позволяют предположить, что основными производителями савромато-сарматских металлических изделий были кузнецы и литейщики окружавшего кочевников оседлого населения близлежащих и более отдаленных районов [4] .
4
И хотя автор этих строк придерживалась иного мнения (см.: Мошкова М.Г., 1956; Мошкова М.Г., Рындина Н.В., 1975), исследования последних лет заставили ее изменить прежнюю точку зрения.
Разделение труда у савромато-сарматских скотоводов-кочевников с оседлыми земледельческо-скотоводческими племенами складывалось, вероятно, в даннической форме. Получая от своих соседей (в основном северных) изделия из бронзы, железа и, возможно, какие-то продукты земледелия, савромато-сарматы давали взамен гарантии «покровительства» (Кобищанов Ю.М., 1982, с. 142). Недаром многие столетия оседлое население лесостепных районов достаточно мирно уживалось с евразийскими кочевниками, которые были заинтересованы в нормальном функционировании производственной базы этих племен и не тревожили их своими набегами. Во всяком случае археологических следов каких-либо внезапных разрушений поселений не наблюдается. Отдельные продвижения кочевников, например, в савроматское время на северо-восток в лесостепь (южный район Челябинской обл.) не меняли общей мирной направленности их взаимоотношений. Такая же ситуация была характерна и для европейских скифов, которые основную массу металлических изделий получали от северных лесостепных племен.
Подобное положение, присущее большинству кочевых обществ, — результат особых признаков, свойственных кочевому скотоводству как специфической производственной системе. Они заключаются в двух основных моментах — ограниченные экономические возможности экстенсивного скотоводства и военные преимущества кочевников над их оседлыми и полуоседлыми соседями. Все это «способствует широкому развитию в кочевых племенах особой ситуации, которую можно назвать преобладанием или высоким удельным весом внешнеэксплуататорской деятельности. Под последней имеются в виду наиболее примитивные формы отчуждения прибавочного (а порой и необходимого) продукта: прямой военный грабеж, заменяющая его контрибуция и в особенности вырастающая отсюда данническая эксплуатация» (Першиц А.И., 1976, с. 290).
Об образе жизни и типе хозяйства сарматов, обитавших с III в. до н. э. к югу и западу от Дона в степях Предкавказья и Северного Причерноморья, можно судить не только по косвенным данным, но и по сообщениям древних авторов. О роксоланах, населявших северопричерноморские степи, Страбон пишет: «Кибитки номадов сделаны из войлока и прикреплены к повозкам, на которых они живут; вокруг кибиток пасется скот, мясом, сыром и молоком которого они питаются. Они следуют за своими стадами, выбирая всегда местности с хорошими пастбищами; зимою в болотах около Меотиды, а летом — и на равнинах» (Страбон, VII, III, 17). Сираки и аорсы, обитавшие, по словам Страбона, на равнинах, простирающихся до Кавказских гор, «частью кочевники, частью живут в шатрах и занимаются земледелием» (Страбон, XI, II, 1). Все эти представления согласуются с более мягкими и благоприятными природно-климатическими условиями в северопричерноморских и предкавказских степях по сравнению с волго-донскими и приуральскими степными и полупустынными районами.
Поэтому при определении хозяйства кочевников, обитавших к западу от Дона, мы склоняемся к четвертому и пятому типам кочевания (по типологии А.М. Хазанова: 1975, с. 10, 11), а не третьему, о котором шла речь для хозяйства скотоводов нижнего Поволжья и южного Приуралья. Признаки для выделения четвертого типа кочевания: «Все население кочует весной, летом и осенью в меридиональном или вертикальном направлениях, возвращаясь на зиму к постоянным жилищам. Наряду с кочевым скотоводством присутствует земледелие, но лишь как подсобный вид хозяйства» (Хазанов А.М., 1975, с. 11). При пятом типе «часть населения кочует большую или меньшую часть года в меридиональном или вертикальном направлениях, тогда как другая живет оседло и в основном занимается земледелием» (там же, с. 11). В сущности, эти типы кочевания разновидности не кочевого, а полукочевого хозяйства.