Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время
Шрифт:
Пряжки, пояса, фибулы. Одной из самых обычных находок в сарматских могилах были всевозможные пряжки из бронзы, железа, изредка — из серебра и даже золота. Они использовались для застегивания поясных, портупейных и уздечных ремней, крепления к поясу кинжалов, ножей, оселков и других предметов. Иногда это были нагрудные застежки. Круглые и восьмеркообразные пряжки с неподвижным крючком (табл. 82, 32, 33) и выступом-пуговкой на противоположной стороне являются наследием предшествующей культуры. В среднесарматский период они встречаются сравнительно редко и, как правило, в заволжских памятниках, т. е. на территории, где в III–II вв. до н. э. происходил расцвет прохоровской культуры. Примерно с рубежа нашей эры распространяются всевозможные пряжки с подвижным язычком. Среди них превалируют круглорамчатые, бронзовые, реже — железные (табл. 82, 30, 36, 38). Изредка попадаются и другие разновидности рамчатых пряжек — прямоугольные, в одном случае с перемычкой и шишечками по углам ее (табл. 82, 31, язычок обломан), лировидные (табл. 82, 35, 37) и известная пока в единственном экземпляре нарядная фигурная пряжка (табл. 82, 34). Очень редко в погребениях попадаются сюльгамы (табл. 82, 39). Иногда роль поясных пряжек выполняли небольшие (диаметром 5 см) бронзовые кольца. Так, в одном из погребений Аккерменского могильника на тазовых костях лежали рядом два кольца: одно с тремя рядами шишечек (табл. 82, 7), другое гладкое.
Археологические находки на Украине позволили выдвинуть предположение, что у сарматов существовали кожаные наборные пояса. В основе их конструкции лежала система скрепления бронзовой проволокой прямоугольных кожаных полосок размером примерно 3,5x1 см. Они стыковались длинными сторонами и прошивались крест-накрест плоской бронзовой проволокой. Сверху и снизу места стыка были схвачены прямоугольными бронзовыми обоймами (табл. 82, 40; Симоненко А.В., 1979, с. 52–54). В противоположность скифским наборным поясам сарматские не являлись предметом вооружения, а представляли собой, по-видимому, определенную материальную ценность, поскольку найдены лишь в богатых захоронениях как мужчин, так и женщин. Пряжками таких поясов могли служить прямоугольные рамки или круглые кольца, бронзовые или железные, крепившиеся с ремнем обоймой и, очевидно, крючком, симметричным обойме (Симоненко А.В., 1979, с. 54, 55). Литые бронзовые кольца диаметром 3–4 см неоднократно находили в сарматских могилах, особенно в позднесарматское время.
Не позже I в. до н. э. у сарматов появляются единичные экземпляры фибул, которыми снабжали их главным образом северопричерноморские, а также римские провинциальные ремесленные центры. География этих центров обусловила и распространение самых ранних фибул I в. до н. э. — I в. н. э. в основном среди сарматского населения приазовских и северопричерноморских степей. Из Приазовья известны фибула среднелатенской схемы или так называемая скрепленная латенская фибула (табл. 82, 26; Амброз А.К., 1966, с. 12, 13), фибула-брошь со стеклянной вставкой в центре (табл. 82, 28), ромбическая шарнирная (табл. 82, 27), фибула типа Aucise, маленькая пружинная со спиральным завитком на конце приемника (табл. 82, 29) и ряд других. Очень необычна фибула с широкой листовидной пластинчатой спинкой и шестивитковой пружиной (Донецкая обл.), датированная опубликовавшим ее Б.Ю. Михлиным концом II–I в. до н. э. (Михлин Б.Ю., 1975, с. 190, 191). На правобережье Днепра (Усть-Каменка; табл. 82, 25) обнаружена одна из наиболее ранних (I в. н. э.) фибул с подвязным приемником, относящаяся к так называемой лебяжьинской серии, которая очень четко демонстрирует происхождение этого местного северопричерноморского типа от латенских фибул со скрепой (Амброз А.К., 1966, с. 55, 56). Материалы раскопок последних лет на Беляусском могильнике (западный Крым, поздние скифы), давшего хорошо датированные комплексы с фибулами, не только полностью подтвердили предложенную А.К. Амброзом схему генезиса местной подвязной конструкции фибул, но и позволили уточнить время этого процесса, происходившего в течение конца II–I в. до н. э. и закончившегося около рубежа нашей эры (Дашевская О.Д., Михлин Б.Ю., 1983, с. 132–135).
Уникальная золотая египетская фибула была обнаружена в Соколовой Могиле. Она сделана в виде жука (табл. 79, 9), широкая спинка которого украшена каменными вставками из оникса и граната. Ей сопутствовала еще одна золотая фибула позднелатенской схемы с треугольным приемником рамчатого типа (Ковпаненко Г.Т., 1980, с. 169, 173, 183).
В Заволжье, где сосредоточена основная масса среднесарматских погребений, единственная фибула среднелатенской схемы со скрепой происходит из Калиновского могильника (табл. 82, 23). Все другие, очень немногочисленные (2–3 экз.), представляют собой ранние варианты местных северопричерноморских фибул с подвязным приемником. В дальнейшем, со II в. н. э., этот тип будет одним из наиболее распространенных среди фибул, употреблявшихся сарматским населением евразийских степей.
Украшения. Сарматские женщины носили браслеты из бронзы, железа, серебра, золота или крупных бус, серьги, перстни (табл. 82, 16), различные подвески (табл. 82, 21), колье и ожерелья из стеклянных и каменных бус. Рукава, подол, а иногда и борта верхней одежды они расшивали мелкими бусами или нашивными бляшками. Типы этих вещей из рядовых сарматских погребений на всей огромной территории степей достаточно стандартны. Украшения, обнаруженные в богатых могилах, в большинстве случаев представляли собой произведения ювелирного искусства, каждое из которых было индивидуально (табл. 79, 2, 10, 11, 18). Менее нарядны, но также хороши золотой спиралевидный браслет, золотые сережки «амфоровидного» типа с ручками в виде дельфинчиков (Калиновка; табл. 82, 4, 14) и лунница (с. Васильевка; табл. 82, 15). В захоронении женщины из Калиновки вместе с золотыми браслетами обнаружена массивная золотая гривна (табл. 82, 1) — находка очень редкая в среднесарматских могилах. Надо думать, что, как и в более раннее время, положение с погребенным гривны свидетельствует об особой социальной значимости этого лица в сарматском обществе. Весь остальной очень богатый состав инвентаря, включавший северопричерноморские и италийские импортные изделия, не только не противоречит, но полностью подтверждает это предположение. Обычные бронзовые серьги, особенно в виде колец в полтора-два оборота или со связанными концами (табл. 82, 3, 11–13), одинаково характерны для всей сарматской территории, браслеты же и перстни чаще встречаются в западном регионе. Однако типы браслетов всюду одинаковы: с тупыми, заостренными, расширенными в виде шишечек или как бы перевитыми и завязанными концами (табл. 82, 5, 6, 8-10). Очень редко концы браслетов заканчивались изображениями головок змей (табл. 82, 2). Штампованные нашивные бляшки делали, как правило, из золота, они имели самые разнообразные формы, но чаще всего сферические (табл. 82, 41).
Наиболее распространенными украшениями рядовых сарматов были всевозможные бусы из стекла, одноцветного и многоцветного, а также полудрагоценных камней. Их носили в виде ожерелий, браслетов и расшивали ими не только одежду, но нередко и туалетные сумочки. К сарматам бусы поступали главным образом из северопричерноморских колоний, которые являлись как центрами их производства, так и местом транзита этих изделий из стран Средиземноморья. Естественно поэтому, что набор бус у сарматов определялся составом этой продукции в городах Северного Причерноморья, хотя у кочевого населения излюбленными и наиболее многочисленными были лишь определенные типы и формы бус. Сюда входили стеклянные бусы с внутренней позолотой, всевозможные глазчатые и полихромные, а также бусы из полудрагоценных камней — сердолика, горного хрусталя, янтаря.
В составе ожерелий, которые находят не только в женских и детских могилах, но и в мужских, попадаются бусы и различные подвески из египетской пасты. Это скарабеи, плакетки с лежащим львом, грозди винограда, изображения частей тела человека — руки, фалла, фигурки Беса, гермы в виде задрапированной в плащ мужской бородатой фигуры (табл. 82, 17–20, 22). Можно думать, что изделия из египетской пасты, служившие религиозно-магическими символами, имевшими апотропеическое значение (как охранительные амулеты) для самих египтян, стали таковыми и для сарматов. Разумеется, сарматы не были знакомы с конкретным смыслом, который вкладывали в эти предметы египтяне. Но большинство названных магических символов — части человеческого тела или самого человека, лежащие львы, — по всей вероятности, соответствовали религиозным представлениям самих сарматов. Они оказались созвучны идеологии местной этнической среды, а потому стали необходимыми атрибутами их собственных культов, превратившись в местные магические символы, ношение которых защищало человека от несчастий, недугов и обеспечивало ему благополучие, силу, храбрость, здоровье (Виноградов В.Б., 1968, с. 44, 52). Подобная интерпретация египетских изделий тем более вероятна, что известны, например, подвески в виде рук, сделанные из бронзы и кости. Они входили в состав множества амулетов (43 экз.), сопровождавших женщину из Соколовой Могилы. В числе их находился и собственно сарматский сугубо кочевнический амулет — бронзовый трехлопастный наконечник стрелы с шипом на втулке (тип VI в. до н. э.), который редко встречается в среднесарматских погребениях. Несомненно, с культом плодородия, помимо фаллических подвесок, связана и костяная статуэтка женщины-роженицы из Соколовой Могилы.
Предметы культа. Как и у всех первобытных народов, культово-магические церемонии занимали в жизни сарматов значительное место. Судить об этом можно по многочисленным находкам глиняных курильниц, которые сопровождают главным образом женские захоронения. Среди среднесарматских курильниц нижнего Поволжья сохраняются еще старые формы в виде невысоких плошек на ножке или без нее (табл. 80, 4, 7), но появляются и новые. Это стакановидные курильницы с широким верхним бортиком, иногда богато орнаментированные, в которые ставили маленькие цилиндрические или баночковидные сосудики с отверстием на боковой стенке (табл. 80, 1–3, 5, 6, 8). В больших курильницах находят следы огня, нагара. Видимо, они выполняли роль жаровен для маленьких курильниц, куда и клали ароматические вещества. Но наиболее характерны для этого времени маленькие цилиндрические и баночковидные курильницы, которые в большинстве случаев встречаются самостоятельно, без стакановидных сосудиков. Тогда на дне их сохраняются угольки, сажа, обгоревшие зерна злаков, зола от сгоревших трав, кусочки смолы или какие-то темные жирные пятна от ароматических веществ. Значит, огонь разводили прямо в них. Сочетание в одной могиле больших и малых курильниц свойственно только среднесарматскому времени. Формы этих курильниц незначительно варьируют на всей территории расселения сарматов, оставаясь повсюду в сущности одинаковыми. Но в западном регионе встречаются иногда курильницы в виде небольших горшочков с несколькими рядами отверстий (табл. 80, 9), которые по всем своим признакам связаны со скифскими курильницами. Какую-то роль в культовых церемониях могли играть и бронзовые колокольчики, гладкие или ажурные (табл. 80, 16, 17).
Краткий обзор археологического комплекса среднесарматского времени дает достаточное представление о тех серьезных изменениях, которые произошли в материальной культуре сарматов к концу II в. до н. э. Помимо закономерностей внутреннего развития, игравших основную роль в становлении новой среднесарматской культуры, большое значение имели и те передвижения сарматских племен, которые происходили, начиная с III в. до н. э. на восточных и юго-западных рубежах их земель. Почти вдвое увеличилась территория расселения сарматов, и, что очень важно, — они вошли в непосредственное соприкосновение с населением городов-колоний Северного Причерноморья и восточных римских провинций. Все это не могло не отразиться на всех сторонах жизни сарматов и в первую очередь — на их материальной культуре, по остаткам которой мы и пытаемся судить об истории этих племен.
К середине II в. н. э. на смену среднесарматской приходит позднесарматская культура, которая сформировалась в среде кочевого населения Азиатской Сарматии. Одни исследователи называют при этом заволжские степи (А.С. Скрипкин), другие склоняются к более широкой территории, включающей и междуречье Волги-Дона. Нет единства мнений, как уже говорилось, и в вопросе соотнесения позднесарматской культуры с аланским этносом.