Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время
Шрифт:
Столовая керамика, известная с поселений и городищ позднего периода бондарихинской культуры, представлена формами, заимствованными от соседей — у населения чернолесской культуры: миски, кубки, кружковидные черпаки, корчаги. На многие из них нанесен орнамент, сделанный зубчатыми или другими штампами, резьбой и затертый белой пастой (табл. 9, 1). Обломки таких сосудов позволяют синхронизировать поздние бондарихинские памятники с чернолесскими на втором этапе развития чернолесской культуры. Однако Г.Т. Ковпаненко, исследуя поселения Хухра и Ницаха, выявила, что культурный слой с бондарихинской керамикой стратиграфически предшествовал слоям с чернолесской посудой (1967, с. 15–21). Это послужило основанием для вывода о продвижении правобережного лесостепного населения на Ворсклу на втором этапе развития чернолесской культуры. Б.А. Шрамко (1972, с. 153–155) и вслед за ним Ю.В. Буйнов (1981) на основании материалов из поселений Любавка, Родной Край, Травянское I отрицают указанную Г.Т. Ковпаненко последовательность слоев и отмечают, что на этих памятниках фрагменты сосудов позднечернолесского облика не образовывали стратиграфически обособленные комплексы, а встречались вместе с бондарихинскими. Данное явление они объясняют контактами, существовавшими между племенами бондарихинской и позднечернолесской культуры в бассейне Ворсклы. Переселение же чернолесцев на эту территорию, по их мнению, происходило позднее, на раннежаботинском этапе, в первой половине VII в. до н. э. Вместе с тем, основываясь на материалах поселений бассейна р. Орели, Шрамко и Буйнов считают возможным говорить о переселении в этот район части жителей правобережья среднего Поднепровья уже на первом этапе развития чернолесской культуры, т. е. в IX–VIII вв. до н. э.
Что касается вещей, то в бондарихинской культуре нет никаких предметов, свойственных только ей, хотя носители этой культуры раньше, чем многие другие народы Восточной Европы, научились самостоятельно добывать и обрабатывать железо. Железные шлаки, куски криц и болотная руда найдены на нескольких бондарихинских поселениях, относящихся еще к эпохе поздней бронзы, а на селище Лиманское озеро С.И. Татариновым раскопан горн с кусками криц и каплями железа. О существовании местного бронзолитейного производства свидетельствуют находки на ряде поселений глиняных льячек (табл. 9, 13, 16).
Из вещевого комплекса бондарихинской культуры к позднему периоду относятся лишь немногие предметы: цилиндрический костяной молот с овальным отверстием для рукояти, бронзовая посоховидная булавка, роговой и костяной стержневидные псалии с тремя отверстиями в одной плоскости (найдены на поселениях Родной Край, Шилово) — вещи, имеющие широкие аналогии среди материалов поздней чернолесской и стенной киммерийской культур. Своеобразны костяные наконечники стрел (табл. 9, 18).
Относительно дальнейших судеб бондарихинской культуры и ее носителей существуют разные точки зрения. В.А. Ильинская считала, что бондарихинские племена с южных окраин левобережной лесостепи были вытеснены в VII в. до н. э. на Десну и Сейм пришлыми скифами. Именно они были создателями там юхновской культуры середины и второй половины I тысячелетия до н. э. (Ильинская В.А., 1961а, с. 26 сл.) Однако Б.А. Шрамко, который в своих ранних работах поддерживал гипотезу В.А. Ильинской, позднее изменил свое отношение к ней. Выявив на городищах Бельское, Люботинское, Басовское, археологические материалы, которые можно датировать еще позднейшим предскифским периодом, т. е. VIII — первой половиной VII в. до н. э., он таким образом удревнил время возникновения городищ Левобережья, что позволило ему «сомкнуть» бондарихинскую культуру с раннескифской. Основываясь на этом и принимая во внимание распространение той и другой на одной территории и одинаковые формы хозяйства, Б.А. Шрамко приходит к выводу о существовании генетической связи бондарихинского населения и основной массы левобережного населения скифской поры (1972, с. 159–161). К нему присоединяется Ю.В. Буйнов, отрицающий предположение о запустении всей территории левобережной лесостепи в VII в. до н. э. (1981, с. 17). Нет единого мнения и относительно этнической принадлежности бондарихинских племен. Одни исследователи считают их финно-уграми (В.А. Ильинская, С.С. Березанская), другие — балтами (М.И. Артамонов). Б.А. Рыбаков видит в них прабудинов — предков финно-угров (1971, с. 163).
Кизил-кобинская культура предгорного Крыма
(Крис Х.И.)
На рубеже двух эпох — поздней поры бронзового века и начальной поры железного века — в предгорных районах Крыма появляются поселения с лощеной орнаментированной керамикой, которые получили название кизил-кобинских по месту первой находки у пещеры Кизил-Коба на отрогах Долгоруковской яйлы. Исследования их, начатые Г.А. Бонч-Осмоловским и С.И. Забниным (Бонч-Осмоловский Г.А., 1926), были продолжены и значительно расширены в послевоенные годы Тавро-скифской экспедицией и музеями Крыма. Вблизи некоторых поселений открыты могильники и пещерные святилища, раскопанные полностью или частично. Они позволяют составить представление об образе жизни основателей поселений кизил-кобинской культуры, их хозяйственном укладе, взаимоотношениях с соседними племенами. Результаты исследований нашли отражение в отдельных публикациях памятников (Дашевская О.Д., 1951; 1958б; Тахтай А.К., 1947; Шульц П.Н., 1957; Щепинский А.А., 1957а, б; 1963) и двух монографиях (Лесков А.М., 1965; Крис Х.И., 1981), из которых следует, что некоторые вопросы, касающиеся датировки и периодизации, а также этнической принадлежности племен кизил-кобинской культуры, остаются дискуссионными. Несмотря на существующие разногласия, мнение исследователей едино в том, что кизил-кобинская культура формируется на заключительном этапе бронзового века и продолжает существовать в начальную пору железного века. Это определило два качественно разных этапа в развитии кизил-кобинской культуры.
Основной материал для ее изучения получен из раскопок поселений (более десяти) и разведок (более полусотни) местонахождений кизил-кобинской керамики (см. карту 3). Поселения кизил-кобинской культуры возникали постепенно: некоторые из них — наиболее ранние — представляли собой естественные убежища, они существовали в эпоху поздней бронзы, о чем свидетельствует широкое распространение орудий из кости и камня (Уч-Баш, Балаклавское, Ашлама, Балта-Чокрак). Часть поселений возникла на рубеже двух эпох и содержит материалы раннего и позднего этапов (Кизил-Коба, Симферопольское). Остальные появились только в эпоху раннего железного века, и в них полностью отсутствуют черты, свойственные эпохе поздней бронзы, в частности кремневые и каменные орудия труда.
Для определения относительной хронологии поселений основными источниками послужили орнамент на сосудах, а в некоторых случаях — и формы сосудов, имеющие аналогии в соседних культурах эпохи поздней бронзы и раннего железа Северного Причерноморья. Она подтверждена была и единичными датирующими находками из поселений кизил-кобинской культуры, которые определяют время основания кизил-кобинских поселений IX–VIII вв. до н. э. Рубеж между первым и вторым этапами датируется серединой VII в. до н. э. Поздний этап относится к VI–V вв. до н. э. (Крис Х.И., 1981, с. 10 сл.).
Культурный слой большинства поселений сильно нарушен запашкой, что было причиной крайне плохой сохранности сооружений: лишь в редких случаях можно было обнаружить остатки жилищ. Так, три жилища с углубленным в землю полом были открыты на поселении Уч-Баш. Форма их неправильно-прямоугольная, размеры 5x9 м. Основу стен составляли столбы и колья, переплетенные прутьями, снаружи и внутри стены обмазаны глиной с соломой и заглажены. По центральной продольной оси на полу жилища находились ямки от столбов, поддерживавших двускатную кровлю. Пол обмазан глиной. В центре жилища — два очага. В центре такого же жилища на поселении Ашлама у очага найдены диски из рыхлого глиняного теста и жаровня для выпечки лепешек диаметром около 1 м, а в ямке от столба, поддерживавшего кровлю, — миниатюрный сосудик. Вблизи жилища в яме совершено было частичное захоронение коня, над которым установлен большой цилиндрический камень. Это остатки жертвоприношения, практиковавшегося при закладке жилища, известные не только в археологических, но и в этнографических источниках. В отличие от больших наземных домов Уч-Баша и Ашламы на площадке у пещеры Кизил-Коба открыты две полуземлянки малых размеров (не более 9 кв. м) с очагами. Кровля держалась на прочной конструкции в виде плетеного шалаша из толстых жердей.
На поселениях более позднего времени, слон которых сильно перепахан, обнаружены следы наземных жилищ в виде остатков глиняной обмазки стен на прутяной основе (Симферопольское поселение).
Таким образом, большие, слегка углубленные наземные дома характерны для всего периода существования кизил-кобинской культуры, небольшие землянки — только для раннего периода.
Наиболее распространенными сооружениями на поселениях кизил-кобинской культуры являются хозяйственные ямы, расположенные внутри и за пределами жилищ. Размеры их различны. Наибольших размеров они достигают на поселениях позднего периода (максимальный диаметр 1,8 м, глубина около 3 м). Они снабжены крышками из известняка, напоминают зерновые ямы Нимфея и Неаполя скифского не только размерами, но и бочковидной формой. Такие ямы особенно характерны для поздних поселений, в то время как ямы грушевидной формы известны лишь на ранних поселениях, они и по размерам уступают бочковидным.
Помимо поселений, в плодородных долинах в засушливое время года, когда истощались пастбища, при откочевке стад на яйлу скотоводы устраивали временные стоянки на освещенных солнцем площадках у входа в пещеры. Там сохранился незначительный культурный слой с остатками кострищ и кизил-кобинской керамикой. В двух пещерах, сырых и темных, совсем непригодных для жилья — Ени-Сала и одной из кизил-кобинских, были открыты святилища. В них найдено большое количество лощеных орнаментированных сосудов, а в пещере Ени-Сала посреди зала с причудливыми сталактитами возвышался крупный сталагмит, увенчанный рогатым черепом козла.