Степная царица
Шрифт:
– За мной! – заорал Атей, перекосив рот. – Они раздвигают щиты!
Тысяча Милона, остававшаяся на взгорке с царем, помчалась за ним. Сыновья царя и его ближайшие соратники подзадоривали коней, чтобы вырваться вперед и не дать повода усомниться в их отваге. Но впереди всех все же скакал Атей. И откуда только силы и бодрость духа взялись в его немощном теле? Он никому бы не признался в этом, но на врага его гнал страх, а не воинский запал. Царь прекрасно понимал, что нарушил договор и является преступником, с которого Филипп имеет право спросить и непременно спросит, получи он такую возможность. Атей не собирался попадать в плен. Слишком памятна
Атей был готов сложить голову в бою, лишь бы не быть схваченным. Бегать по степям и прятаться не имело смысла, поскольку беглеца все равно выследили бы и прикончили свои же. Волк, растерявший зубы, никому не нужен. Соплеменники поспешат припомнить ему былые обиды, а прочие постараются избавиться от чужака. Нет! Победа или смерть!
Решимость царя передалась и его войску. Увидев, как Атей несется на врага во главе конной тысячи, прочие тоже поворотили коней и, подбадривая себя исступленными воплями, ринулись назад.
Меж тем, пока суть да дело, македоняне изменили тактику и перестроились. Они не стали держаться монолитной кучей, а разделились на три фаланги, которые разошлись в стороны, оставив между собой довольно обширные пространства примятой травы. Выбрав крайний отряд, не загражденный кучами трупов, Атей поскакал туда.
Вместо того чтобы лететь прямо на выставленные копья, он повел своих всадников по кругу. Вооружившись луками, те поражали стрелами каждую голову, руку и ногу, неосторожно высунувшуюся из-за ограды щитов. То же самое проделывали и остальные тысячи, окружившие другие отряды. Расчет строился на том, чтобы вывести из строя как можно больше врагов и тем самым проредить лес выставленных копий.
Увлеченные скачкой и стрельбой, скифы не заметили, как на ближние холмы высыпали македонские лучники, натянувшие тетивы. Одновременно с ними в движение пришла вражеская конница, появившаяся вовсе не там, где ее ждали, а с той стороны, откуда пришли скифы. Но самым страшным было то, что, подчиняясь крикам полководцев, фаланги мерно двинулись навстречу друг другу, зажимая в железные тиски тех, кто имел несчастье оказаться между ними.
Это походило на гигантские жернова, перемалывающие людей и их лошадей. Движение македонян было неспешным, но неумолимым. Семиметровые копья пронзали скифов, уже не понимавших, откуда их настигает смерть. Сверху сыпались стрелы, с севера неслась вражеская конница, а здесь, на поле боя, стены щитов и частокол копий сминали, протыкали и сокрушали все живое. Биться приходилось не с отдельными воинами, а с монолитными фалангами, уязвимыми разве что с флангов. Да и кто теперь был способен разобрать, где фланги, где тыл, а где фронт!
Взлетали на дыбы кони и падали, хороня под собой всадников. Самые отчаянные поднимались на седла, чтобы прыгнуть в гущу врагов сверху, но смельчаков было слишком мало, и подвиги их оказывались никому не нужными, а сами они гибли напрасно. Впрочем, такова смерть каждого, принимающего участие в сражении. Сходятся две слепые силы и разят друг друга, пока одной не удается взять верх.
Победа македонян была не просто полной – она была сокрушительной. Тех из скифов, кто не выдерживал и обращался в бегство, рубили всадники или доставали лучники. Тех, кто сбивался в кучи, чтобы противостоять напору фаланг, зажимали со всех сторон и протыкали копьями.
Лишь немногим удавалось вырваться из чудовищной мясорубки. В числе таких счастливцев были оба сына Атея, догадавшиеся подхватить при отступлении громадные македонские щиты, оброненные убитыми. Это не только предохраняло их от неиссякаемого дождя стрел, но и вводило в заблуждение македонян, принимавших братьев за своих.
Выбравшись наконец из свалки, они поймали пару коней, носившихся по полю, и махнули за ближайшую рощу. Погоню за ними не послали, не распознав в этих двоих людей знатного рода. Таким образом, сыновьям Атея удалось вырваться из смертельной западни, и, удирая, они лишь изредка оглядывались назад, потому что там ничего хорошего не осталось и не ожидало.
Пока уцелевшие скифы покидали поле битвы группами и поодиночке, царь Атей с небольшой горсткой приверженцев отбивался от наседавших со всех сторон врагов. Поскольку эти воины бились за свою жизнь, их силы удесятерились и каждый проявлял себя настоящим героем. Лишь немногие падали живыми на землю, надеясь уцелеть, когда копейщики станут обходить округу, добивая раненых. Большинство скифов, осознав безвыходность своего положения, проявляли чудеса доблести. Иные рубились двумя мечами, другие сумели вооружиться длинными македонскими копьями и пытались образовать круг, в центре которого находился Атей. Но царь видел, как редеют ряды защитников и какие несметные полчища собрались вокруг. И, отталкивая тех нескольких телохранителей, которые остались подле него, он, размахивая мечом, бросался в самые опасные участки боя.
Старость отступила. Был Атей могуч, точен и неутомим, как в те времена, когда собственной рукой рубил головы с одного удара.
– С нами Арес! – кричал он, подбадривая свое жалкое войско. – Умрем с честью! Боги уже наполнили кубки, чтобы принять нас на небесах.
Сегодня, когда смерть стала неизбежной, так хотелось верить в это!
Если одна рука старого царя слабела, он брал меч в другую и продолжал битву. Трудно было держаться на ногах, которые скользили в кровавых лужах и кучах расползающихся внутренностей. Горы трупов мешали обороняющимся и нападающим, а потом они и сами падали сверху, увеличивая завалы. Кони, будучи не в состоянии передвигаться в этом месиве, ломали ноги и сбрасывали всадников. Лязг стали и хруст плоти слились в один устрашающий звук, как будто невидимое чудище пожирало сражающихся, азартно чавкая при этом.
Когда Атей осознал, что враги намеренно щадят его, чтобы пленить, он решил сделать самую трудную работу самостоятельно. Последние два десятка скифов еще толпились вокруг, предоставляя своему царю свободу действий, и он этой свободой воспользовался, благо меч скифский был короток и позволял приставить острие к сердцу.
Атей упер рукоять меча в землю и упал сверху грудью, больше не думая ни о богах, ни о подданных. Все кончилось: власть, желания, страсти, страхи. Жизнь кончилась.
Глава III. Дурные вести
Греки не успели дать название этому поселению, а скифы звали его своим домом – местом, где они проживали в настоящее время, прежде чем отправиться дальше, выше или ниже по течению, а может, податься куда-нибудь на заливные луга или кочевать по холмистым равнинам, пока не придет нужда поворачивать обратно. Как ни крути, а Истр, сегодня известный нам как Дунай, был наиболее благоприятной средой обитания не только для кочующих, но и для оседлых племен. Вдоль реки паслись тучные стада, воды ее были полны рыбы, русло служило проторенной дорогой в оба конца.