Степные разбойники
Шрифт:
Курумилла вместо всякого ответа только плечами пожал, и за него ответил Орлиное Перо.
— Бледнолицые, желая развести огонь, — сказал он, — берут какие попало дрова, поэтому им часто попадаются сырые, от которых дым беловатый и густой и его в прерии легко заметить, тогда как индейцы пользуются только совершенно сухими дровами, и потому дым их имеет синеватый цвет и незаметно поднимается к небу.
— Надо сознаться, что индейцы в прерии гораздо смышленее нас, и мы никогда не научимся их ловкости, — сказал дон Пабло.
— Да, поживите с ними некоторое время, — сказал Валентин, — и вы у них еще много чего узнаете.
— Смотрите! Что я вам говорил? — воскликнул Орлиное Перо.
В продолжение этого разговора охотники продолжали скакать вперед и теперь оказались не более чем в ста шагах от того места, где горел огонь, который они заметили издали.
Перед охотниками очутилось двое индейцев в полном боевом вооружении. Они размахивали бизоньими шкурами в знак мира.
Валентин задрожал от радости, узнав их. Индейцы эти были команчами, то есть друзьями и союзниками охотников, так как Валентин и Курумилла были приемными детьми этого племени.
Приказав всем остановиться, Валентин беспечно закинул ружье за плечо и, пришпорив лошадь, помчался навстречу индейцам. Те остановились и стали поджидать его.
Обменявшись с ними несколькими вопросами, как это бывает обыкновенно в тех случаях, когда люди встречаются в прерии, охотник спросил индейцев, к какому племени они принадлежат.
— Мы команчи, — ответил с гордостью один из воинов. — Мы — цари прерии.
Валентин почтительно поклонился.
— Я знаю, — сказал он, — что команчи непобедимые воины. Кто может сопротивляться им?
На этот комплимент команчи, в свою очередь, поклонились Валентину.
— Брат мой вождь? — спросил Валентин.
— Я — Петониста 26 , — сказал индеец, глядя на охотника с видом человека, убежденного, что слова его произвели глубокое впечатление.
Он не ошибся. Петониста был одним из самых почитаемых вождей племени команчей.
— Я знаю моего брата, — ответил Валентин. — Я счастлив увидеть его.
— Пусть брат мой говорит, я его слушаю. Великий бледнолицый охотник — не чужой для команчей, которые его усыновили.
26
Орел
— Как?! — воскликнул охотник. — Значит, вы меня знаете, вождь?
Воин улыбнулся.
— Единорог — один из самых главных вождей команчей, — сказал он. — Покидая двенадцать часов тому назад селение, он предупредил Петонисту, что ожидает великого бледнолицего воина, усыновленного нашим племенем.
— Это правда, — сказал Валентин. — Единорог — частица меня самого. Когда я его вижу, сердце мое трепещет от радости. Мне нечего добавить от себя, вождь, так как брат ваш уже сказал вам обо мне. Но со мной друзья и две женщины, одна из них Солнечный Луч, другая — Белая Лилия.
— Мы рады видеть Белую Лилию. Сыновья мои сочтут за честь ей служить, — сказал индеец с благородством.
— Благодарю вас, вождь. Я иного и не ожидал от вас. Позвольте мне возвратиться к моим товарищам и сообщить им о той счастливой встрече, которая выпала мне на долю по милости Владыки Жизни.
— Хорошо, пусть брат мой возвратится к своим друзьям. Я поеду вперед в селение, чтобы предупредить молодежь о приезде сына моего племени.
Валентин улыбнулся на эти слова.
— Брат мой здесь хозяин, — сказал он.
И поклонившись индейскому вождю, он поскакал к своим товарищам, которые не знали, чему приписать его долгое отсутствие.
— Это друзья, — сказал им Валентин, указывая на Петонисту, быстро ехавшего на своем мустанге по направлению к селению. Затем он объяснил им, что Единорог предупредил воинов своего племени об их приезде.
— Слава Богу! — воскликнул дон Пабло. — Наконец-то мы отдохнем в безопасном месте. Скорее едем!
— Боже упаси торопиться, друг мой. Мы, напротив, должны ехать как можно медленнее: команчи, без сомнения, готовят нам встречу, и если мы приедем раньше времени, мы расстроим их планы.
— Ну что ж, в сущности, это для нас безразлично, — сказал дон Пабло, — нам бояться теперь нечего, мы можем ехать шагом. Возблагодарим Бога за то, что Он даровал нам спасение, — добавил он, молитвенно поднимая глаза к небу.
И маленький отряд мелкой рысцой двинулся к индейскому селению.
ГЛАВА XVIII. Любовь
Через час всадники въехали на невысокий холм. С этого холма они увидели почти напротив себя, на расстоянии мили, большое селение, а перед ним — три отряда воинов-индейцев. Увидев белых, индейцы галопом поскакали к ним навстречу, стреляя из ружей холостыми патронами, размахивая бизоньими плащами, издавая воинственные крики, — одним словом, совершая все церемонии, соответствовавшие дружелюбной встрече гостей.
Валентин сделал своим товарищам знак последовать примеру индейцев, и охотники, которые только и ждали случая показать свою ловкость, вихрем помчались с холма, крича и стреляя из ружей, что привело в неистовый восторг краснокожих.
После обмена обычными в этом случае приветствиями, команчи стали возле охотников полукругом, и Петониста, подъехав к Валентину, протянул ему руку со словами:
— Мой бледнолицый брат — приемный сын моего племени, он здесь у себя дома. Команчи счастливы видеть его. Чем дольше он останется у них вместе со своими товарищами, тем для них будет приятнее. Брату моему приготовлена хижина, другая хижина будет отдана в распоряжение Белой Лилии, а третья — его друзьям. Мы убили много бизонов, и брат мой будет есть их мясо вместе с нами. Когда брат наш нас покинет, сердца наши наполнятся печалью. А потому пусть брат мой останется с команчами как можно дольше, если он желает видеть их счастливыми.
Валентин, хорошо знавший индейские обычаи, приветливо ответил на эту речь, и после этого оба отряда соединились и въехали в селение под звуки дудок, рогов и других индейских музыкальных инструментов. Звуки эти смешивались с криками женщин и детей и с собачьим воем, и все это, взятое вместе, производило такую какофонию, ужаснее которой представить себе невозможно. Доехав до площади, всадники сошли с лошадей, и вождь пригласил гостей в отведенные им хижины.
Валентин поблагодарил Петонисту за гостеприимство и, оставив донью Клару вместе с Солнечным Лучом отдыхать, вошел в свою хижину, предупредив товарищей, чтобы они были осторожны с команчами, которые, как и все индейцы вообще, действуют всегда под впечатлением минуты, крайне щепетильны и в высшей степени вспыльчивы.