Стерпор
Шрифт:
На этом наш разговор завершился. Поселившись при дворе Преола, самого брата я больше не видел. Несколько раз я пытался получить аудиенцию, чтобы поговорить с ним о размерах апартаментов, а также обсудить сомнительное качество дворцовых обедов, но герцог Демос Мизерилла, который всегда был при Преоле, неизменно отвечал мне, что «повелитель занят делами государственной важности и просил его не беспокоить».
Герцог всерьез раздражал меня ощущением собственной значительности. В его устах любые слова звучали как неоспоримое утверждение. Если же его по какой-либо причине не принимали всерьез, на лице герцога немедленно проступали багровые пятна, он выходил из себя, протирал заметные залысины шелковым платком и начинал говорить резко и зло. Несколько раз вступив
С утра я уходил в город и пил светлый эль в кабачках и тавернах столицы Гадсмита – Гатте. Напиток «радости и свободы» – так называл светлый эль придворный учитель риторики Альфонс Брехкун. Меня никто не узнавал, потому что на моей одежде не было фамильных гербов дома Вейньет, а в лицо за пределами Центрального королевства меня мало кто знал. Тогда мои портреты еще не были развешаны на каждом углу, как гораздо позже это случилось в королевстве Стерпор, так что я мог проводить время как угодно, не опасаясь быть узнанным. Я пил эль, знакомился с красотками и веселыми буйными простолюдинами, вместе мы кутили так, что весь Гатт ходил ходуном. Меня они принимали за своего – человека низкого происхождения, думали, что я дурачусь и что мне нравится изображать изящные манеры. Вскоре мне стало казаться, что такое времяпрепровождение – это именно то, чем я хочу заниматься в жизни…
Мое беззаботное существование в Гадсмите прервалось самым неожиданным образом. Возле дверей в мои жалкие апартаменты на меня напали два хорошо вооруженных типа, их лица были замотаны черными тряпками, оставлены только прорези для глаз, в руках нападавшие сжимали острые длинные ножи. Действовали они довольно нерасторопно, к тому же, судя по плохой скоординированности движений, выучка у них была самой примитивной, поэтому поединок только развлек меня. Одного наемника я убил на месте – почувствовал движение воздуха, выхватывая меч, обернулся и всадил лезвие ему в горло, второго сильно ранил и разоружил, чтобы потом допросить. Убийца сообщил, что их нанял король, то есть мой брат Преол, по его велению они должны были убить меня. Наемник также поведал, что Оракул сделал Преолу предсказание, согласно которому я должен взойти на престол над всеми королевствами. Слова Оракула внезапно запали мне в душу – подумать только, восшествие на престол над всеми королевствами. Воссоединение Белирии. Власть в одних руках, возвращение института наместничества. Об этом стоило поразмыслить всерьез… Это стало бы неплохим итогом моих размышлений о собственном предназначении в жизни!
Преол сильно меня оскорбил. Во-первых, он задел мои братские чувства, но это я еще мог ему простить – мы никогда не питали друг к другу особой приязни. Но второе оскорбление, что он выставил против меня двух настолько непрофессиональных бойцов, показалось мне более серьезным. Это же надо, так не ценить мои навыки лучшего фехтовальщика Белирии. Где были его глаза, когда я демонстрировал феноменальные достижения в этом искусстве под руководством Габриэля Савиньи? Да, господа, в гробу я видел подобное гостеприимство! Поскольку к Преолу меня по-прежнему не допускали, я попросил своенравного герцога Мизериллу передать его господину, что я с ним еще рассчитаюсь при случае. Мизерилла побагровел и сказал мне вслед что-то дерзкое. С ним я тоже пообещал расквитаться. Потом собрал свой скудный скарб, состоявший из пары рубашек, штанов да нательного белья, и покинул оказавшиеся столь негостеприимными места.
С Гадсмитом граничило королевство Лювера – «красочный Невилл», как называл его отец. Признаться, Лювер никогда не вызывал у меня симпатии – его холодность и нервозность казались мне признаками слабости и почти полного отсутствия темперамента, что никогда не нравилось мне в людях, но больше мне некуда было пойти. Разве что податься к Дартругу, но поговаривали, что он сделался столь же свиреп, как наш отец, к тому же его упрямство я вряд ли смог бы долго выносить. Оставался только Невилл Лювера и Стерпор, который после своего детского визита я буквально ненавидел. Сцены блюющих, матерящихся людей с плоскими лицами, их невыразительные блеклые глаза, а еще крики несчастного, которому зажимают створкой двери детородный орган, до сих пор мучили меня ночами. В Стерпор я намеревался отправиться в случае крайней необходимости, только если судьба доведет меня до крайней точки нервного и физического истощения, что, собственно, и случилось позднее, когда я начал осознавать всю степень падения, всю низость своего положения – будучи особой королевской крови, заниматься грабежами.
Отец не зря называл Невилл «красочным». Это был поразительной красоты зеленый край: раскинувшиеся на десятки миль цветочные долины, просторные лесные массивы, сосновые рощи над прозрачными реками, песчаные карьеры, открывавшие великолепие местных пейзажей. Даже воздух в Невилле был «красочным» – свежий и чистый, он ласкал легкие, словно светлый эль горло.
Несмотря на самые приятные впечатления, которые у меня остались после путешествия по королевству, при дворе меня ждал самый холодный прием. Оказалось, что Преол уже успел прислать сюда гонца, который рассказал Люверу, будто я совершил покушение на жизнь ни в чем не повинного короля Гадсмита.
– У тебя есть три дня, Дарт, – сказал Лювер, накручивая на указательный палец длинный локон и глядя на меня прозрачными голубыми глазами, – чтобы убраться с территории Невилла. После того как этот срок минет, мои люди найдут тебя и прикончат. Я уже отдал соответствующие указания. Здесь тебе ничего не светит.
Он говорил тихим спокойным тоном, и мне стало понятно, что его слова – вовсе не пустая угроза, он действительно считает меня опасным преступником.
– Но это наглая ложь, – попытался я оправдаться, – все сведения, которые принесли гонцы Преола, – вранье от начала и до конца и даже больше. Это он совершил на меня покушение, он собирался убить меня, потому что боялся, что я хочу забрать у него корону.
– Мы все опасаемся, что ты будешь вести себя недостойно, – ровным голосом проговорил Лювер. – Собственно говоря, чего еще можешь хотеть ты, лишенный наследства? Вот и моя мать советует, чтобы я даже не разговаривал с тобой, она считает, что ты представляешь опасность и очень похож на отца…
– Но я даже не пытался… – начал я, но Лювер меня перебил.
– Я оставляю тебе два дня, Дарт, – холодным голосом проговорил он, – не заставляй меня еще сокращать срок твоего пребывания в Невилле.
Я ощутил, как изнутри медленно поднимается ледяная ярость.
– Ну что же, – сказал я, – обещаю, что ты об этом пожалеешь!
– Один день, – крикнул он, внезапно ускорив наматывание локона на палец, – у тебя есть один день!
Я резко развернулся и вышел вон. Четкий план действий еще не сформировался в моей голове, но первые зерна упали в благодатную почву и впоследствии должны были взойти высокими стволами решительных замыслов и устремлений. Я внезапно понял, что братья настроены против меня, что все они боятся меня. Искать убежища у кого-либо из них – значит подвергать свою жизнь опасности.
Я вновь направился в Гадсмит, на сей раз не к Преолу. Кое-какие связи в Гатте у меня уже имелись – не зря же я долгое время посещал кабачки и таверны, так что сколотить шайку не представляло для меня особого труда. Местные головорезы с радостью присоединились к «дворянину», как они давно прозвали меня между собой.
Назло Преолу я занялся в Гадсмите разбойничьим промыслом, ибо иного способа жить достойно тогда для себя не видел. Мы наводили ужас на местных купцов, обладателей набитых золотом кошельков, состоятельных граждан королевства Преола и разного рода крупных мошенников, которых я просто не выносил. Преол никак не мог справиться с преступностью в собственной вотчине, а потому дела у нас продвигались на редкость успешно. С особым рвением мы грабили торговые караваны, направлявшиеся в Невилл. Таким образом я мстил Люверу за проявленное им недоверие и малодушие.