Стервятница
Шрифт:
— Недурно, недурно.
Фрау Марта, образец пуританства и консервативности в создаваемых ею нарядах, любительница с осуждением отозваться о новых веяниях моды — отказе от корсетов, более коротких подолах, стрижках, открывающих шею, умиляла Монику. Обладательница столь строгих принципов, тем не менее, находила достаточно моральным общаться с такой, как она. Фрау Марта прекрасно знала, откуда берутся столь великолепные вещи, что приносила Моника. С рассеянной улыбкой слушая сетования фрау Марты по поводу юбок для танго с разрезом, в котором видны ноги, девушка наблюдала, как цепкий взгляд портнихи оценивал
Шелест банкнот поднял настроение. Это ее доля, заработок за один день. Иногда столько не получалось и за полмесяца. Они непременно отметят такое событие на крыше — надо бы заказать вино и устрицы. С пустой коробкой Моника вышла на улицу. Безоблачный вечер обволакивал Вену. Скоро зажгутся фонари, и позолота дворцов замерцает призрачным сиянием. Шелестели листья, покорные теплому дуновению ветра. Рычали автомобили, цокали копыта лошадей, скрипели повозки. Жизнь вокруг требовала внимания, одиночество отступало.
Что-то заставило ее обернуться. Пожилая женщина на ее глазах прислонилась к витрине, и Моника еле успела подхватить ее, прежде чем та лишилась чувств. Девушка не могла удержать тяжелое тело, оно плавно заскользило по стене вниз и осталось в сидячем положении, свесив голову на бок. Их тут же обступили прохожие: одни беспомощно, другие безучастно смотрели на лицо, в котором не осталось ни кровинки.
— Умерла? — с интересом вопрошали третьи.
Со всех сторон сыпались советы, что предпринять, но никто из праздных зевак не шелохнулся. Для них происходящее оставалось только любопытным зрелищем.
Моника юркнула обратно в салон, наткнувшись у порога на ту же девицу:
— Фройляйн, воды, быстрее! Там человеку плохо, — Моника кинулась вслед продавщице, помогая ей найти кувшин, и выскочила к толпе.
Дама уже приходила в себя, что-то шепча под нос. Моника протянула ей воду.
— Моя сестра! Моя несчастная сестра! Ее платье, боже!
— Да что с вашей сестрой? Обокрали ее, что ли? Вы о себе подумайте! К врачу бы сходили!
Обескуражено женщина воззрилась на втолковывающего ей что-то прохожего:
— Да, вы правы, вы правы. Ее действительно обокрали! Мою сестру обокрали.
— Так обратитесь в полицию.
— Непременно, обязательно, — повторяла женщина, словно не вникая в смысл собственных слов. — Бедная, бедная… Как же могло такое случиться?
Что-то шевельнулось в памяти. Моника как будто встречала эту даму однажды. Но воспоминание тут же погасло. Женщина же ее не помнила, это очевидно.
Толпа рассеивалась. Объект их внимания не оправдал ожиданий, вернувшись к жизни. Моника смотрела вслед удаляющейся тучной фигуре. Дама, пошатываясь, медленно исчезала за спинами прохожих. Потеряв ее из виду, Моника тут же забыла о беспокоившей ее загадке, вернула кувшин и поспешила к назначенному месту.
Под ногами шуршали первые опавшие листья, запах осени властвовал в сени деревьев. Их кружевная тень покрывала дорогу, меняя свои очертания при каждом порыве ветерка. Ее остановила короткая вспышка перед глазами, возникнувший в памяти образ: эту женщину она видела в «конторе». Моника пыталась распутать цепочку дальше, но капризная память ее не пускала.
Трамвай довез до конца улицы, дальше тянулись бедные кварталы. Словно
Отсюда она видела все вокруг: постепенно стихающую суету улиц, синеющее небо с тусклыми точками Млечного пути. Моника уселась на ободранный диван с кое-где торчавшими из обивки пружинами. Самодельный тент защищал старую рухлядь от дождя. Их детское прибежище… Это место вызывало столько воспоминаний! Вставив в мундштук сигарету, она отдалась им, словно течению бурной реки.
Они любили, чтобы она им пела… Ромео подыгрывал на гитаре, переливы струн увлекали своей тоской или страстью. Луна, огромная, спускалась к ним на крышу. На ее ярко-лимонном фоне непроницаемо черными тенями она танцевала вместе с Германом под заунывное пение Патрика и Фреда. Им было весело вместе. Кончались их вечера, конечно, ссорой Ромео и Германа, которые начинали размахивать кулаками, именуя это боксом.
Сигарета кончилась. Моника неожиданно вспомнила, кого провожала дама, упавшая в обморок на ее глазах. Она оставила в «конторе» очень красиво одетую женщину. Девушка помнила прелестный воздушный наряд покойной.
Но где же они? Уже поздно. Становится холодно. О вине и устрицах теперь не может быть и речи. Родителей обеспокоит позднее возвращение. Подойдя к краю крыши, Моника выглянула и тут же отпрянула. Внизу, у дверей стояли полицейские. Но что ее так напугало? Она не могла себе этого объяснить. Странное чувство закопошилось в области живота. Страх.
Моника опять медленно двинулась к краю. Голова у нее кружилась. Стало жутко холодно, кончики пальцев мелко подрагивали. В чем дело? Взгляд снова упал на полицейских, на их шлемы, погоны, на крышу черного автомобиля. Головы зевак: волосатые, плешивые, шляпы, кепки…
— За что же вы, свиньи, перевернули все вверх дном? Мой сын, что с ним? — взывал надломленный голос, такой знакомый голос.
Моника искала глазами обладательницу низкого контральто, но деревья, их ветки, буйная листва были помехой. Она села в изнеможении на корточки, вцепившись пальцами в чугунные прутья, окаймлявшие крышу. Словно примостившаяся на краю птица, не отрывала она взгляда от земли.
Полицейские сели в автомобиль и под возмущенный гомон толпы покатили по направлению к центру. И только тогда из-под сени деревьев показалась седовласая голова сеньоры Леоне, матери Ромео.
Моника отшатнулась. «Моя сестра, моя сестра!» — надрывался в ее ушах голос женщины, встреченной у салона мод. Так кричала она тогда, в маленьком торжественном зале конторы, заливаясь слезами. «Моя сестра, моя бедная сестра!» — повторяла она сегодня, два часа назад.
Моника закрыла глаза, погружаясь, погружаясь в глубины памяти. Искала связующие эти обрывки нити, и запутывалась, запутывалась… Где же ответ? Все дальше, дальше — в подсознание. Ей казалось, что она падает в обморок от напряженного поиска в этих дебрях. Резко вскочив, девушка бросилась к лестнице. Преодолев на одном дыхании несколько лестничных пролетов, она оказалась перед дверью каморки Ромео.