Стервятник
Шрифт:
А потом пришел покой, мягкий неземной покой. Нелепо, но Стервятник вдруг стал абсолютно, непоколебимо спокоен, словно никто и ничто не могло отнять у него его женщину и жизнь; все совершалось в другом мире, где уже не было зла и смерти.
Он вдруг ощутил даже радость, необъяснимую радость, - просто от того, что где-то существовала эта женщина, пусть еще бесконечно далекая от него, но такая красивая и такая беззащитная. Она была единственным существом, которое он любил и в котором нуждался, и его душа устремилась к ней, как к единственному солнцу во всей холодной и пустой вселенной, а тело желало ее, как никогда, и он застонал от этой муки,
Так, сгорая от вожделения и с новой надеждой в сердце, он долго лежал в темноте, пока сон без сновидений не похитил у него его Сегейлу.
Люгер проснулся и увидел серый свет, забрезживший сквозь иллюминатор. Он точно помнил, что запирал на ночь дверь каюты, однако сейчас на пороге стоял Сидвалл и рассматривал его своими немигающими глазами. Эта назойливая опека вывела Стервятника из себя.
– Пошел вон!
– крикнул он Ястребу и вдруг увидел хищный оскал на его узком рыбьем лице. Похоже, эти идиоты подозревали его и здесь... Что ж, он не разочарует их.
Сидвалл удалился медленно и со звериным достоинством. Его невозможно было оскорбить, - его можно было только уничтожить.
Люгер полежал еще немного, словно хотел продолжить цепь приятных ночных воспоминаний. И это удалось ему, но лишь отчасти. В серой утренней мгле все было будничным и грязным; здесь не осталось места Сегейле. На мгновение ему удалось увидеть ее прозрачные сияющие глаза и вспомнить запах ее кожи. Потом все исчезло, но Люгер ощутил прилив свежих сил, словно заблудившийся в непроглядной ночи странник, отчаявшийся найти дорогу и вдруг узревший путеводную звезду, засверкавшую во мраке.
Однако наступивший день стал днем мрачных и неблагоприятных знамений.
К утру корабль уже находился в открытом океане, держа курс на юг, к архипелагу Шенда. Люгер избегал покидать свою каюту, - слишком запомнилась ему вчерашняя волна внезапной дурноты, пришедшая с берега, чтобы сбросить его в море. Большую часть времени он проводил, разбирая найденные здесь морские карты и рассматривая обломок глобуса с неведомыми в его мире очертаниями материков.
И все же впервые в жизни Стервятник находился посреди океана. До сих пор его опыт в этой области ограничивался плаванием по рекам и единственным, совершенным семь лет назад путешествием по внутреннему морю Уртаб, во время которого Люгера едва не прикончили контрабандисты. Но знак на ладони правой руки хранил его для иной смерти... Любопытство все же взяло верх и Слот поднялся на палубу.
Был пасмурный день без дождя. Ровный и сильный северный ветер наполнял паруса. Кораблю почти не приходилось маневрировать. При свете дня он оказался вовсе не таким убогим, каким представлялся Люгеру ночью. Он носил вызывающее имя "Ангел", но было что-то далеко не ангельское в его стремительных очертаниях, темных парусах и нелюдимых матросах. Это было быстрое и прочное судно - идеальное средство для того, чтобы вершить темные дела.
Слот высматривал того, кто управлял судном и командой. Оказалось, что эту роль выполняет маленький человек в длинном сером плаще, больший похожий на шпиона, чем на моряка. Поймать взгляд его глазок было невозможно, но он имел над матросами необъяснимую власть. Несмотря на свою сухопутную одежду, он, по-видимому, знал толк в кораблевождении и остальные моряки подчинялись ему слепо. Этот человек был еще и посредником между аббатом и командой, потому что Кравиус ни к кому из ее членов никогда не обращался лично.
Люгер увидел и самого аббата, прогуливавшегося
Чуть позже аббат вручил ему морморанский меч, отобранный в "Медвежьей Пещере". По его словам, он сделал это в знак своего расположения и взаимного доверия. Люгер смеялся про себя. Кравиус хорошо знал человеческую природу - пока ему действительно ничего не угрожало.
Большая часть дня прошла в вынужденном безделье. Изредка они воздавали должное корабельной кухне, оказавшейся вполне сносной. На борту "Ангела" обнаружились даже запасы старого белфурского вина. Впрочем, для аббата это не было неожиданностью. Невидимый кок умудрялся разнообразить блюда из вяленой рыбы и соленого мяса различными экзотическими приправами.
Вино еще больше развязывало язык Кравиусу, но, несмотря на прозрачные намеки Люгера, тот больше не возвращался к теме, касающейся его путешествия по дальнему югу. Насколько Слот мог понять, Кравиусу пришлось повидать многое и занятия его были довольно сомнительными, а потом произошло некое событие, заставившее этого бродягу и авантюриста принять сан и вести затворническую жизнь в Тегинском монастыре. Может быть, этим событием и был плен в загадочной стране южных варваров.
Ястребы ни разу в тот день не появились на палубе. Им были неведомы любопытство и скука. Люгер велел отнести им еду в каюту. Хотел бы он знать, чем заняты Сиулл и Сидвалл на протяжении всего томительного дня. Скорее всего, просто сидят, уставившись в пустоту, словно две машины, ожидающие момента, когда нужно будет действовать...
А потом наступило время первого знамения.
День клонился к вечеру. Солнце - мутное пятно за облаками - низко висело над горизонтом. Стало холодно и Люгер, поднявшись на палубу, надел теплый плащ. Кравиус сидел в кресле, закутавшись в плед, и играл в кости со своим помощником. Против ожидания, оба не произносили ни звука.
Вдруг кто-то из матросов заметил серую пелену, застелившую небо на юге. Это было похоже на приближающийся шквал и человечек в неизменном длинном плаще велел убирать паруса. "Ангел" лег в дрейф. Но не было того особенного затишья, которое предшествует буре. Однородная пелена затягивала небо и волны; вскоре они были неразличимы.
Некоторое время корабль висел, словно в густом тумане, а потом появился летящий пепел.
Люгер не знал, сколько леса или городов должно было сгореть дотла и откуда взялся пепел посреди океана, но снегопад и долгая метель обрушились на "Ангела" и каждая снежинка была на самом деле частицей пепла. Стало трудно дышать и приходилось закрывать нос руками. Спустя несколько минут вся палуба корабля, его реи, ограждения и надстройки были покрыты толстым слоем ломкого серого вещества. Пепел летел над волнами, налипал на ресницы, запутывался в волосах и вскоре не осталось ничего в целом мире, кроме завораживающего безмолвия и мертвой зыби волн...