Стервятник
Шрифт:
Ощущение чудовищной изоляции пронзило Люгера. Откуда-то к нему вдруг пришла абсолютная уверенность в том, что они остались одни на всей планете, оказавшись за гранью гибельного будущего. Ни одной живой твари, кроме плывших на "Ангеле", ни одного жилища и ни одного уцелевшего древесного ствола не было в этом умершем, сожженном мире. Только ледяной океан, каменные пустыни земли и тяжелый гнетущий саван небес, скрывший солнце и звезды на сто тысяч лет, что было равнозначно вечности...
Это было невыразимо прекрасное и ужасное зрелище - пепел, летевший над погибшей планетой, обезлюдевшими континентами и опустевшими морями. Люгер видел, что ошеломлен
Все кончилось в один миг.
Серая пелена рассеялась, как дым; пепельный снег прекратился. Сквозь невидимую стену оцепенения, окружавшую корабль, проникли усиливающиеся звуки. Снова заунывно свистел ветер, монотонно шумели волны, тоскливо скрипело дерево и в небе двигались переменчивые клочья облаков...
Первым пришел в себя ассистент аббата. Хриплой командой он погнал матросов на реи ставить паруса. Люгер смотрел на Кравиуса и лишний раз убедился в том, что пепел и тотальная смерть привиделись не одному ему.
До самого вечера люди были подавлены. Матросы сметали пепел с палубы корабля. Привычная болтовня аббата за ужином, по-видимому, всего лишь скрывала его страх и растерянность. Слишком долгие паузы выдавали его истинное смятение.
Ястребы так и не появились в тот день. Приближалась ночь, во время которой Люгер надеялся получить ответ хотя бы на один из своих вопросов. Однако он не знал - к худшему или к лучшему могло привести теперь вмешательство существа, созданного чернокнижниками из Гикунды.
26. ЧЕРНЫЙ ЛЕБЕДЬ В НОВОЛУНИЕ
Второе знамение стало кошмаром для Кравиуса, но и Стервятнику показалось не менее ужасным, чем первое.
Наступил вечер. Тьма сгустилась над океаном. Тучи по-прежнему затягивали небо и потому ночь обещала быть беззвездной. Только несколько фонарей горело на "Ангеле", плывущем в неизмеримом просторе. До островов Шенда оставалось еще четыре дня пути, да и то при условии, что ветер не переменится.
Люгер уединился в своей каюте. Чем меньше времени оставалось до полуночи, тем сильнее становился охвативший его суеверный трепет. Он понял, что опасается принять помощь, обещанную ему Монахом Без Лица.
Он приготовил все необходимое для ритуала, который готовился совершить впервые, - черные свечи, ланцет, сосуд для сбора крови и все известные ему заклинания, оберегающие от духов тьмы.
Чтобы успокоиться немного, он решил воспользоваться старой гадательной колодой, найденной тут же, среди книг. Он разложил карты рубашками кверху в фигуру Нисходящего Оракула и уже взялся за первую из них, когда из-за деревянной переборки, отделявшей от него каюту Кравиуса, послышался какой-то неясный шум, а потом крик невыносимой боли заглушил все звуки и отчаянно забился в чреве "Ангела".
От неожиданности Стервятник выронил карту. Она упала картинкой кверху.
Это был Король Жезлов с двумя кровавыми кругами на месте глаз.
Аббат Кравиус пил вино в своей каюте и рассматривал книгу с непристойными рисунками. В общем он был доволен тем, как идут дела. Этот мальчишка Люгер, по-видимому, считал, что использует его, в то время, как все обстояло в точности наоборот. Наивная душа! Кравиус не сомневался в том, что сумеет убрать его после того, как завладеет Звездой
В каюте догорали свечи, установленные внутри стеклянных фонарей. Тьма за иллюминаторами стала абсолютной. Странный, еле слышный звук донесся снаружи. Этот звук был похож на шелест птичьих крыльев. Кравиус поймал себя на том, что больше не слышит свиста ветра и плеска воды у борта. Шорох приближался и заполнил собою тишину. Взмахи были слишком медленными для птицы. Да и откуда было взяться птице здесь, в нескольких сутках пути от ближайшего берега?.. Звуки исчезли. Аббат вдруг почувствовал, что у него пересохло в горле. Потом сквозь ватную тишину он услышал бешеный стук своего собственного сердца.
Кравиус ощутил присутствие постороннего в запертой каюте и медленно повернул голову к двери. У порога стоял чернокожий юноша, гладко блестевший в полумраке. На дальнем юге аббат встречал людей с таким цветом кожи. Юноша был совершенно обнажен, а его желтые глаза излучали свет, который не мог быть только отражением горящих свечей.
Какой-то бессильной и безвольной частью своего сознания Кравиус понимал, что это видение, притом - недоброе видение, и не может быть ничем иным, но его расслабленной изрядным количеством вина душе было уже все равно.
Чернокожий юноша приближался к нему и аббат увидел, что тот находится в состоянии сексуального возбуждения. Его тело было прекрасным, влекущим и между полуоткрытыми губами мягко сверкали зубы. Кравиус, склонный к противоестественным утехам, тоже испытал приятное волнение. Он встал и раскрыл свои объятия ночному гостю. Может быть, аббат воспринял все происходящее, как безопасную и обольстительную игру с призраком, или опьянение было слишком сильным и то, что гнездилось в его мозге, утратило свою власть над ним, во всяком случае, Кравиус страстно захотел стать любовником этого черного неотразимого полубога, излучавшего сильнейшую похоть, и потянулся к его гладкому лоснящемуся телу.
Он сомкнул объятия.
То, чего он коснулся, было холодным, как дно могилы, и покрытым жесткими перьями.
Он держал в руках черного лебедя с кроваво-красным клювом и горящими желтыми глазами без зрачков.
Прежде, чем Кравиус успел испугаться, лебедь грациозно изогнул шею, а потом в стремительном броске нанес ему удар клювом.
Чудовищная боль пронзила голову аббата. Еще не родившийся крик исказил его рот и превратил в зияющий колодец невероятных размеров. Он успел отбросить от себя лебедя, прежде чем тот нанес ему второй удар, но это спасительное движение было всего лишь следствием судорожного сокращения мышц, вызванного невыносимой болью. Затем его глотка, наконец, исторгла крик, который услышали все на корабле и в котором была такая беспредельная мука...