Стервятник
Шрифт:
Кровавая пелена застилала мир. Он закрыл руками лицо и почувствовал, как что-то горячее и скользкое стекает по левой стороне его головы. Страшная истина поразила его едва ли не сильнее, чем дикая боль, проклятая птица выклевала ему глаз.
Пульсирующий ужас лишил его возможности бежать. Да и бежать было некуда - дверь каюты оставалась запертой. Воя, как раненое животное, Кравиус крутился на месте, пытаясь сохранить второй глаз. А лебедь снова и снова атаковал его. Ледяные крылья хлестали его по голове, а клюв вырывал клочья мяса из его рук, но ничто на свете не могло заставить Кравиуса открыть лицо...
Сквозь этот кошмар, казавшийся
Потом он услышал грохот и слишком громкие человеческие голоса. Терзающее его плоть ледяное жало исчезло и осталась одна только боль. Когда уже не нужно было сопротивляться, он рухнул в темную пропасть без дна, сраженный собственным ужасом.
Люгер схватил со стола ланцет и выскочил в коридор. Он был первым, кто оказался у двери каюты Кравиуса и безуспешно пытался открыть ее. Ему на помощь спешил маленький помощник аббата, а за ним в глубине коридора появилось еще несколько хмурых лиц.
Матросы стали выламывать дверь. Из-за нее доносились непрерывные стоны Кравиуса, сливавшиеся в душераздирающий вой, и размеренные пронзительные крики, явно исходившие не из человеческой глотки. Люгер понял, что ожидать можно чего угодно.
Ланцет был, конечно, смехотворным оружием, особенно, в сравнении с узкой изогнутой саблей без эфеса, которую держал в руке маленький человек с бегающими глазками. Это был редкий, почти экзотический клинок, сделанный на востоке, может быть, даже в самом Земмуре. Слот впервые видел помощника аббата вооруженным и получил первое доказательство того, что люди, плывущие на "Ангеле", были не только моряками.
Дверь оказалась весьма прочной. Замок не мог быть серьезным препятствием. Какая-то сила удерживала ее изнутри. Несколько человек с кинжалами, теснившиеся в узком коридоре, только мешали друг другу. Вой Кравиуса изводил всех. Помощник аббата оставался неподвижен и был похож на смертельно опасного зверька, приготовившегося к последней в своей жизни атаке. Она и оказалась для него последней...
Когда дверь со скрежетом слетела с петель, Люгер увидел странную и жуткую картину: по каюте метался окровавленный Кравиус, корчившийся под ударами клюва огромного черного лебедя; все предметы, находившиеся рядом, были покрыты тонким слоем темного инея. Птица повернула голову и издала резкий крик, от которого кровь стыла в жилах. Ее глаза пылали неестественным огнем, а клюв был цвета крови.
Маленький человек с саблей в руке шагнул вперед и, не побоявшись задеть Кравиуса, одним точным ударом перерубил шею лебедя у самого основания.
Тело дьявольской птицы упало на пол, но из него не вытекло и капли крови, - только зеленая слизь, зловонная, как болотная вода. В то же мгновение аббат рухнул рядом, открыв миру свое изуродованное лицо. Зрелище было крайне неприятным даже для Стервятника, видевшего на своем веку множество трупов и ран. Но то, что произошло с головой и шеей лебедя, заставило всех присутствовавших в каюте содрогнуться. Они убедились в том, что имеют дело с силами, далеко превосходящими человеческое понимание. Извиваясь, как змея с птичьей головой, шея выползла из каюты в коридор и исчезла в темноте. Никто не двинулся с места, чтобы помешать ей. Даже ассистент аббата был, казалось, парализован ужасом.
Потом он пришел в себя и бесчувственного Кравиуса уложили на койку. Кто-то, немного сведущий в медицине,
Наколов обезглавленное тело лебедя на острие клинка, человек в плаще вынес его на палубу и выбросил за борт. Двое матросов мыли каюту, забрызганную кровью и зеленой слизью. Иней быстро таял и превращался в лужицы темной жидкости. Некоторое время Люгер обдумывал то, что увидел, и вдруг, словно вспомнив о чем-то, вышел из каюты.
Он вернулся через минуту и поставил возле Кравиуса сосуд для сбора крови. Моряк, склонившийся над аббатом, с ужасом уставился на улыбку Стервятника. Однако Люгер спокойно встретил его взгляд. Крови было вполне достаточно для того, чтобы накормить ею гомункулуса. Никакие знамения, а тем более страдания аббата не могли поколебать решимости Слота. Черный лебедь дважды явился ему за последний месяц - это было уже слишком...
К полуночи он заперся в своей каюте и достал из сундука заветный сосуд. Ни одно движение воздуха не колебало пламени зажженных им черных свечей. Изредка было слышно, как стонет за перегородкой Кравиус, которому снились самые недобрые сны. На всякий случай Люгер завесил плащом иллюминатор. Теперь он испытывал лихорадочное возбуждение, как будто шел на опасное, но заманчивое дело.
Слот откупорил залитое сургучом горлышко и налил в сосуд некоторое количество крови. Вначале ничего не произошло и он почувствовал нечто вроде разочарования... Спустя несколько минут стекло сосуда посветлело с одной стороны и стало ярко-красного цвета, словно раскаленный металл. Затем красный цвет перешел в молочно-белый и мутное стекло начало приобретать прозрачность. На поверхности темного сосуда образовалось небольшое окно, за которым слабо шевелилось что-то.
Еще через минуту Люгер, жадно глядевший в сосуд, в ужасе отшатнулся от него. Существо, которое он увидел за стеклом, оказалось невообразимо безобразным. У него не было рук и ног; безглазая и безносая голова торчала мучнисто-белым рыхлым шаром над обильно политой слизью и спермой горкой плоти лилово-розового цвета. Голова была перерезана щелью огромного безгубого рта. Рот гомункулуса распахивался, как пасть жабы, - он требовал еще крови...
Это существо казалось куском сырого мяса и, тем не менее, в каком-то смысле, было живым. Стервятника поразила мысль о том, что ужасное создание является частью его собственной плоти. Было нечто чудовищно противоестественное в этом слиянии мертвых ингредиентов, оживленном недоступным людям колдовством.
Слепая голова судорожно дергалась во мраке своего заточения и, сжалившись над ней, Люгер налил в сосуд еще немного крови. Кровь облила гомункулуса и Слот увидел, что тот вовсе не пьет ее, - вся поверхность его бесформенного тела покрылась пузырями, розовой пеной, глубокими трещинами и порами, впитывая в себя падающую сверху живительную жидкость.
Напитавшись кровью, обитатель черной бутылки стал похож на раздувшийся мешок. Горлышко сосуда пахло так, как мог пахнуть двухнедельный труп. Оцепенев от отвращения, Люгер смотрел на то, что было каким-то извращенным зародышем или же почти ребенком - оплодотворенной его семенем мертвой материей. Он едва удержался от того, чтобы выбросить сосуд в океан и покончить таким образом с этим кошмаром. Но нельзя было изменить прошлое - и будущее настойчиво взывало к настоящему и требовало ответа.