Стервятники
Шрифт:
– Ладноть, при себе держи, опосля глянем, - быстрым шепотом приказал Петька брату.
Мужики вчетвером подхватили закутанное в брезент тело Горлова и двинулись со скорбным грузом к бугорку с вырытой могилой.
Уже когда закопали Горлова, и Назар глубоко вогнал крест в землю, появился Новиков. Подошел к свежему бугорку, казачки расступились, постоял, склонив голову, потом глянул пристально на Назара Путинцева и пошел прочь, к костру.
Ваньча Ширинкин резво опередил начальника, засуетился
– Приятно откушать вам, - протянул плошку Новикову.
– Приятно. Ляпнешь тож.
– угрюмо буркнул Новиков.
– Ты это. всех кликай, небось, уж кишки в узлы завязались.
Он взял плошку и сел у костра на плоский и горячий от солнца валун.
К костру постепенно подтянулись и все остальные. Ваньча умело и ловко разделил кулеш, благородно оставив себя напоследок. Ели молча, усевшись, кто где - вроде все вместе, рядом, но все равно каждый поодиночке.
Облизывая ложку, больше похожую на деревянную лопаточку, к Новикову неспешно подошел Брязгин.
– Как разведка, начальник?
Новиков не ответил. Отложил плошку, потянулся всем телом. В который раз пристально обвел глазами сопки. Брязгин терпеливо ждал.
– Смеркается. Щас махом темнота навалится, - наконец подал голос Новиков.
– Вот что, урядник. Давай определяться с ночлегом и караулом. Распредели по двое, под утро - сам. Не спать и у костра не сидеть. И огня большого не жечь. Зорче - на тропу, по которой пришли, и вдоль ручья. Слушать, не болтать. А утром.
Новиков замолчал. Сидел, глядя в одну точку, и молчал. Брязгин раньше за ним такой неспешности не наблюдал. Обзывали Новикова поначалу даже веретеном, хотя потом как-то не до прозвищ стало. Но урядник, уже второй год зная Новикова - вместе делили боевую долю, воюя с красными - мог оценить: был начальник отряда ране еще тот прыгунчик, а теперича что-то приутих. Не к добру это, тревожно подумалось Брязгину.
– А утром, - неожиданно продолжил Новиков, - соберемся всем оставшимся гуртом, поговорим. Всё! Спать и только спать!
ХИТРЕЦЫ Леоновы вызвались в первый караул. Подсупонились и подались вверх по тропе. Обозрев и выслушав округу, присели под доброй сосной, засмолив цигарки, накрученные из какой-то сушеной травы. Леха-то так покуривал, невзатяг, это Петр уже давно смолил, как заправский мужик. Он и травки какие-то, пригодные для курева, когда махорка и самосад иссякли, в лесу шустро надыбал. Хвалил, мол, не хуже самосада, а Леха попробовал - гадость несусветная, но иногда дымил с братом за компанию.
– Ну, доставай, - Петр устроился поудобнее, зажал самокрутку в углу рта. Леха вытянул из-за пазухи кожаный пакет Горлова, протянул брату.
– Ага, полюбопытствуем, - старший Леонов
– Темно, блядский род!
– Зло выругался, зашарил по карманам. Наконец выудил кривой свечной огарок.
– На-ка, Леха, запали. Ага. Держи так.
– Ну, че там?
– Леха вытянул шею.
Петр зашелестел вощанкой.
– Пачпорт вашего благородия. Ишь, тока и прожил, что неполных сорока годков. Так и есть, Леха, дворянского звания соколик.
– Ты это. Чево там ищо гляди. Пашпортину теперича только с вашбродием рядом закопать. Ну, чево там?
– нетерпеливо заелозил Леонов-младший.
– Бумаги какие-то. А вот, вишь, кожанка. Чево-то на ней нацарапано. Ага. Навроде карты. Хер поймешь. Еще, вот, какие-то бумажки. И документ, глянь, в печатях и орлах! Мудрено! Об от-да-че в част-ную екс-плу-та. Тьфу ты к лешему, язык свернешь! Ага! Ишь, чо написано-то, Леха!
– Петр многозначительно глянул на брата, тыча пальцем в лист.
– Тут чево-то про Китой. Золотопромышленника Кузнецова документ, чуешь?
– Не-а.
– озадаченно вытаращил глаза младший Леонов.
– Дурень! В Александровке-то лабаз стоял и две лавки! Чьи, помнишь?
– Иди ты! Думашь, того самого?
– А то! Вот, тут в бумаге так и записано: иркутский это Кузнецов. Только больно мудрено. Завтра, свежей башкой.
– А Китой-то, Петь, неподалеку, - еще больше округлил глаза Леха.
– Мож, мы и неспроста сюды перли.
– Можа и неспроста, - прищурился Леонов-старший, перебирая остальные бумаги. Среди них оказалась и тонкая пачка царских ассигнаций. Петька засмеялся.
– А вот, Леха, чистый прибыток!
Небрежно свернул бумаги, сунул в кожаный чехол. Деньги отдельно, аккуратно пересчитав и расправив, упаковал в вощеную бумагу и спрятал на груди. Кожаный пакет протянул младшему брату:
– Сунь, Леха, на схрон. Опосля покумекаем. Вашбродь, царствие ему небесное, думаю так, зазря бы энти бумазеи с собой таскать не стали, а ишо и за пазухой таить от чужова глаза. Можа, Леха, в них самое богатство и затырено, не то што в царских «катеньках».
Дунул на крошечный огарок, опасливо прислушался.
– Расселись мы с тобой. Брязгин глаз на задницу натянет за такой караул! Пошли к ручью, послухаем окресть.
НЕСМОТРЯ на многодневную измотанность и явный отрыв от преследовавших отряд красных, провалиться в долгожданный сон у Новикова не получалось. Забылся на час и встрепенулся, хватаясь за холодное ложе карабина. Вновь и вновь чутко вслушивался в ночную тишину. Видел, как, негромко переговариваясь, прошли к ручью караульные. Поплотнее завернулся в потертую старую бурку, но сон не шел.