Стервятники
Шрифт:
Вовчик мутным взглядом окинул собеседника.
– Два года жили при «буфере», в Дальне-Восточной Республике. И что ты думаешь? Преданья старины глубокой? Не-е-ет, старик! Все, как у нас сейчас, было. Рэкет. Только не назывался так. Мощные шайки. Хм. Шайки! Понимаешь?.. С четкой, должен тебе сказать, структурой и иир. иерха. тьфу ты!.. и-е-рар-хи-ей! Чего награбят - так и делят, по этой самой. Ну, ты понял. Верхушка себе золотишко прибирает, а простым гаврикам - всякое барахло. Ну, там, мануфактурка, одежка ношеная, соль, сахар, мука. Ик!
Вовчик дернулся и медленно полез из-за стола.
– Щас,
Максюта сопроводил журналиста до беленого домика уборной, подождал, подставляя лицо холодному ветру, пока измученный спиртным желудок Вовчика не отторгнет всю скверну. Потом вернулись обратно за стол.
Как истинный алконавт, Вовчик тут же скомандовал:
– Наливай!
И продолжил тему, как будто они и не отлучались из уютной кабинки.
– Так вот, корефан ты мой дорогой, золотишко доставалось главарям. А головы за него подставляли рядовые, а то и вовсе посторонние. Люди гибнут за металл!
– забасил вдруг Вовчик.
– Давай, старик, выпьем за человеческую жадность! За рабов золотого тельца!..
– Давай!
– чокнулся стопкой с минералкой Юрий.
– Тут, дружище, ты прав. И в старину, и сейчас. Гибнет народ за золото.
– Точно! Еще как гибнет!
– Вовчик схватил Юрия за рукав.
– Вот, представь. Это я тебе из собственной практики. Было года три- четыре назад в Чите дело. Ого-го!
– Вовчик страшно выпучил глаза.
– Трех мужиков замочили. Одного за другим. Из американского «кольта» сорок пятого калибра! Чуешь, тема?! В Чите и такой вестерн. Блин!.. Чистое Чикаго!.. Чита-го!..
У Максюты вылетел последний хмель. Он затаил дыхание, боясь спугнуть нить воспоминаний пьяного журналюги. А ведь уже хотел от пьяного губошлепа отвязаться. Ну-ка, ну-ка.
А друг Вован подробно и нудно расхваливал свой репортерский дар, излагая историю возникновения в столичном «Мегаполисе» заметки про криминальное «Читаго».
– . Ну и что ты думаешь, старина? Вроде бы история быльем поросла. Так? Ан-нет!
– Вовчик помотал вымазанным в майонезе и масле указательным пальцем перед носом Юрия.
– Представь себе. Разговариваю не так давно с одним старичком- краеведом и - нате вам!.. Ну, угадай с трех раз?.. Не угадаешь, Юран ты мой дорогой! Наливай! Выпьем за человеческую жадность снова!
– Снова?
– удивился Юрий. Но не тосту. А непрерываемой логике рассуждений «Вована». Пьет, блюет, снова пьет, а мысль, ишь ты, развивает и развивает! Силен, журналюга!
– Снова!
– Вовчик чуть не ударился лбом о стол, попытавшись убедительно подтвердить сказанное кивком головы.
– Потому как дедок-краевед, - представляешь!
– мне рассказывает, что один из тех, вот, тогда убитых. Ну, ты понял?... Так вот. Был у него накануне! В смысле, не накануне встречи со мной, а накануне, как его грохнули. Бляха-муха! Фамилия из головы выскочила. Да и хрен с ним!.. Он, короче, дедку-краеведу. Карманов его фамилия! Деда этого. А не того мужика, которого. Ну ты понял... В общем. Приволок, значит, покойничек бумаги какие-то про золото, мол, есть такой охренительный клад в горах, про который никто не знает, а там. Ну, не клад, в смысле, что кто-то затырил. Природа-матушка постаралась. Вот. Ты, старина, видел «Золото Маккенны»? Старый такой американский боевик. Там еще Ободзинский поет. «Пти-и-цы не лю-у-ди. И не по-о-онять им, что-о-о на-а-ас в даль вле- че-о-от!
– громко затянул Вовчик.
– Толь-ко стер-вят-ник, ста-а-рый гриф-стервятни-ик зна-а-ает.» Что почем знает. В этом гребаном мире. От-так!
– философски завершил завывания Вовчик и приблизил потное красное лицо к лицу Максюты.
– И вот, значит, в тех бумагах.про такое золото и написано! Да-с! Прямо-таки, значит, золотая стена. Жи-и-ла! Прошлый век! Саяны! Рукой подать!..
– Сказки!
– подзадорил Вовчика Максюта, сгорая от желания взять этого усатого налима за жабры и вытрясти из него всю конкретику про бумаги.
– Сказки, - повторил Юрий, скептически отмахнув рукой.
– Была бы правда, шуму-то было бы!.. Тут из-за грамма в тонне и то трезвон на всю страну.
– Может, и сказки.
Снова клюнул носом, едва не тыкаясь в тарелки, Вовчик.
– Но мне дедок этот. Карманов! Так вот, мне этот Карманов и говорит: неизвестно, в смысле - неоткрыто до сей поры это место- рож-денье! Так этот дед-краевед, ха-ха-ха, дедок-краеведок считает.
– И что?
– похолодело в затылке у Максюты.
– Откуда ему знать?
– Грит, всякие свои талмуды, энциклопедии-справочники, прошуровал. Нет упоминаний!.. А, вот, до геологов-золотарей добраться старому дедку-краеведку недосуг, то болячки одолевают, то на своего любимого конька забирается, с которого его уже хрен заставишь слезть!..
– Что за конек?
– Ты чо, не знаешь фишку Карманова?
– изумился со всей пьяной непосредственностью Вовчик.
– Бесконечная песня про даурское казачество. Оно и только оно! В кусочках, в брусочках и це-ли-ком! Отбирает хлеб у твоего тезки из областной газеты!.. Ну, да и хрен с ним!.. Кстати. Потому-то дедок мне и предложил, мол, займись, молодой, со всей своей кипучей, могучей и прочей «учей» энергией. А мне что-то пока не с руки.
– Бумаги-то эти взял?
– быстро спросил Максюта, внимательно уставившись на Вовчика.
– А на хера?.. Слу-у-шай! Корефан ты мой дорогой! А, вот, твой совет? В смысле - браться за тему или ну ее на хрен?.. Чо скажешь, Юран? Да уж. Ну, ты представь. Хотя. Чего ты представишь. Наливай!..
– А когда, говоришь, это убийство-то было?
– Максюта постарался придать своему голосу максимум безразличия.
– К-какое? А, из мериканского револьверта-с?! Так-с, так-с. Это было. Это. В девяносто первом! Точно! Накануне путча гэкачэпэшного. Точно!
– И дедок столько времени просидел на сенсации?
– как бы удивился Максюта, наблюдая за реакцией вновь закосевшего журналиста.
– А тебя увидал и загорелось ему! Да дедок-краеведок, как ты говоришь, небось, уже давно всю эту историю другому кому- нибудь сбагрил.
– Иск-лю-у-уче-но!
– махнул рукой Вовчик.
– Не-е. Ты пойми, Юран. Как бы тебе попонятнее. Они ж тоже к-коньюнктуру отслеживают. Всякая пис-сучая в прессу личность, от мэтра до графомана, следит за темой дня. Ты ч-чуешь, как я почти афоризмами. Ну и Карманов не исключение. П-пошла тема возрождения казачества - вперед! А народ краеведческий - п- публика серьезная. Аки черви дотошныя!
– заржал Вовчик, схватил с тарелки очередную буузу и зачавкал. Прожевав, продолжил: