Стервятники

Петров Олег Георгиевич

Олег разыскал Потапыча. Отпросился на день. Тот махнул рукой, не спрашивая. Дескать, дело молодое, вали! Мельников переоделся и вышел за ворота. Спустился на кишащую машинами улицу имени большого революционера Бабушкина, прошагал квартал до недавно открытой пивнушки-стоячки: пара кружек не помешала бы. Громадная аляпистая вывеска «Пивбар» выглядела над крышей инопланетным слоганом. До пивбара ейной забегаловке. Давно ли открылись, а традиционных пивных кружек уже не видать. Хануристый народец трясет поллитровыми банками мутного стекла.

Из

детства вспомнилось, как на читинских улицах стояли красные с желтым автоматы «Газированная вода». Насколько нынче кажется невероятным, что в них нередко присутствовали граненые стаканы, в которые можно было набуровить шипящей воды с газом за «один коп», а на три копейки - сладкой газировки с сиропом! Были деньки. Мужики и тогда «мерзавчика» или «чекушонка» могли неподалеку раздавить, но стакан возвращали. Даже старательно давили нетвердой рукой на перевернутую кверху донышком емкость - мыли, гигиенисты!

Олег побултыхал над эмалированной, в бурых подтеках, раковиной- мойкой высвободившуюся банку 0,7 л из-под зеленого венгерского горошка, протянул продавщице. Теплая мутная жидкость заплескалась под густой шапкой пены. Сзади напирали. Мельников взял банку, расплатился, получив сдачу скользким «серебром», пристроился к липкому краю столика-стоячки в углу. Проводил взглядом выруливающий от пивной «москвич», в который только что уселся, наполнив пивом бидончик, немолодой мужик. Впереди салон малолитражки заполняла дородная матрона, без сомнений, супруга оного, а на заднем сиденье, смеясь, вертели головами две белобрысые девчонки. «Попылило семейство на дачу», - отстраненно подумалось Олегу.

И одновременно, как двумя молниями, ударило в виски: вот такого же дачника из его «кольта»!.. А с Леной у них никогда и ничего не будет. ни семьи, ни вот таких вертушек-хохотушек!.. Все-то он продал! Совесть, друзей боевых, Лену.

Не сделав и глотка, Олег отставил банку, вышел из-под навеса на улицу. То, что обычно называют внутренним голосом, сверлило изнутри, ехидно и зло: ишь, на мораль потянуло! А чем раньше думал, когда эту железку пер «на дембель», трясся над своей «драгоценностью», как Кощей, а потом высчитывал максимально возможный «навар»? Сука, короче, полная, а не бывший гвардии рядовой Мельников!

Перебежав улицу, оттянул тугую дверь железного скелета будки телефона-автомата. Машинально подумалось, что снять трубку и набрать номер можно и не заходя в будку, зияющую пустыми проемами для стекол.

Покрутил диск, долго вслушивался в протяжные гудки. Вымерли чертовы Ореховы!

Выругавшись в очередной раз, Олег поплелся к перекрестку, повернул вниз по Баргузинской к центральной улице, на остановку троллейбуса-«единички». Слева ребячий гомон - выпорхнула стайка из кондитерской.

Как в детстве, захотелось мороженого. Помедлил и толкнул оцинкованную дверь. Внутри, у прилавка, тоже ребятня гомонила. Не так много в Чите мест, где всегда можно полакомиться мороженым:

гудит в углу за прилавком солидный куб из нержавейки - фризер: сверху заливается молоко или сливки с сахаром, а немного погодя из толстого крана внизу выползают узорные колбаски «мягкого» мороженого. «Тетенька» в замусоленном халате считает ребячьи копейки и выдает взамен блюдечко с лакомством, полив его напоследок яблочным сиропом или смородиновым вареньем. Не пломбир московский, но все-таки.

Олег тоже взял блюдечко, отошел к высокому столику. Мороженое быстро таяло. Как апрельский навар с «кольта». Три тысячи «сжег» чуть ли не сразу после той размолвки с Леной - купил со злости в «комиссионке» на Калинина японский двухкассетник. Старикам дома наврал, что мужики на работе скинулись, и сам, мол, добавил триста, - на день рождения подарили. Отец с матерью в комиссионных ценах на заморское диво - не копенгагены, а сеструха - как раз приезжала домой подкормиться, студентка заморенная, - в бо-ольшом сомнении покачала головой: богатенький, дескать, народец, твои таксисты!

Еще тыщу матери отдал. Тоже с красивым враньем: профсоюз, де, как бывшему «афганцу», на обзаведение хозяйством подкинул. Мать деньги в шкатулку и в секретер: это тебе на будущее, женишься - пригодятся. А остальные пять «кусков» тихо заняли место пистолета на антресолях. Затолкал в самый дальний угол под шмутье. Даже в газеты так же замотал .

Да, наделал делов! Олег невольно представил, как выглядят трупы после сорок пятого калибра. Получается, он первым приложил к этому руки. Непроизвольно опустил глаза на ладони. Черт, совсем уже!..

Отодвинул блюдечко, вышел на улицу. Мимо, к центру, по Баргузинской пролетела белая иномарка. Заморских «колес» в Чите за последний год заметно прибавилось. Из Владика и Находки, из Совгавани и Комсомольска-на-Амуре гонят. С приморскими транзитными номерами. А в Чите и далее - толкают. Сто шестьдесят - двести «кусков» за металлолом из Страны Восходящего Солнца. Хотя этот металлолом надежнее и комфортнее наших колымаг с конвейера. Потому и берут. Но кто? Такие, как Лёнчик.

Олег уже в который раз выругался вслух. Проходившая рядом пожилая женщина вздрогнула и отшатнулась от него, как от чумного. Часы показывали 17.41. Вообще-то, Влад Орехов в это время обычно кантовался дома, это его после десяти вечера хер до утра сыщешь.

Олег рванул напрямки - по улице имени главного областного печатного органа, мимо высокого крыльца Пушкинской библиотеки, еще квартал прямо и половина направо. Пересек ухоженный двор «дворянского гнезда» - так с момента постройки и заселения многоэтажек горожане ехидно обозвали этот микрорайон.

Ореховы жили на третьем этаже. На мелодичное курлыканье звонка дверной проем заполнила величественная фигура мадам Ореховой.

– Мельников?
– она поджала губы, даже не пытаясь изображать радушие на своем холеном лице.