Стервятники
Шрифт:
С этой «малостью» пришлось дольше всего провозиться: одно дело «волговские» проводочки и контактики и совсем другое - заумная западная электроника. В общем, ушло несколько вечеров и два полнокровных выходных. Но даже интересно было - «мерседес» все- таки.
Попутно и вокруг огляделся. Гараж-склад Лёнчика располагался в примечательном разве что высоким и плотным забором дворе. Как Олег понял, в примыкающем к двору добротном брусовом доме под новенькой оцинкованной крышей сам Лёнчик не квартировал. Хозяйничал здесь угрюмого вида мужик лет шестидесяти, кряжистый и бесшумный на походку. Жил он тут один или еще с кем - непонятно, узреть других обитателей Олег не сподобился.
По всему выходило, что единственным занятием мужичка-боровичка являлся бдительный надзор за домом, «мерином» в гараже и прочим барахлом. Помогали ему в этом два здоровенных волкодава, бродившие по тесному двору на цепях, сделавших бы честь океанскому крейсеру. Псы настороженно поглядывали на приотворенные гаражные двери, за которыми возился Олег. Но стоило ему высунуться во двор - до туалета добежать или дедулю кликнуть по какой надобности, - псы глухо ворчали, подбираясь в боевую стойку и не спеша прицеливаясь насчет глотки чужака.
В выходные Лёнчик привозил Олега утром и забирал вечером, наказав «боровичку» кормить и поить работника от пуза. Угрюмый дед-крепыш бесшумно появлялся на пороге гаража в половине второго, несколько мгновений скользил цепким взглядом по баррикадам запечатанных коробок, потом звал Олега обедать.
Кормил на гулкой веранде, столь обширной, что по углам терялись два пузатых холодильника «ЗиЛ», несколько деревянных ящиков неизвестно с чем, двухсотлитровая бочка под воду и овальный стол с полукругом из шести табуреток у стеклянной стены, составленной из стеколок величиной в лист писчей бумаги, из-за чего оконные переплеты походили на толстую и мрачную решетку.
За овальным столом дед и кормил Олега. На стол сам гоношил. Квашеная капуста в алюминевой солдатской миске, поверх - пяток небольших, ядреных, бочкового посола огурцов. Желтоватое, аппетитно пахнущее чесноком сало, нарезанное толстыми ломтями на досочке, разваленная на осьмушки буханка хлеба, луковицы, соль и бадейка со скороваркой, которую украшал среди крупно порезанной картошки увесистый мосол.
Перед работником старикан оба дня выставлял по запечатанной поллитре «Пшеничной», но сам - ни-ни. А Олег не скромничал. «Принимал на грудь» в пару приемов граммов триста, опустошал «сиротскую» миску скороварки, дочиста обгладывал мосол, отдавая должное и прочему, особенно хохляцкому «наркотику».
Когда дело было сделано, Лёнчик не только щедро расплатился сотенными бумажками, но и предложил отметить «оконцовку» в кабаке, чем Олега несколько удивил. Лёнчик был ему чужд, и Олег стал дипломатично отнекиваться. На что Лёнчик выдал многозначительную тираду: «Даю - бери, в кабак зову - иди. Не кочевряжься. Не первая встреча и не последняя.» Про «непоследнюю» даже два раза повторил, вроде бы, как со значением. Это и удивило. Улыбался, но от его улыбки у Олега неприятно захолоднуло под ложечкой. Деньги он взял, но в ресторан так и не пошел, придумал нечто удобоваримое, а что - уже и не помнит.
«Дело хозяйское», - недовольно процедил Ленчик, молча довез Олега до дома, но, затормозив у многоэтажки, положил тяжелую руку на плечо:
– Про калым у меня в другие уши не вякай. Народ, япона мать, пошел у нас завистливый. И где был - забудь.
– Уже забыл, - зло бросил Олег, покидая грязный салон задрипанного «жигуленка». На том они и распрощались.
КТО ЖЕ этот Лёнчик все-таки? Почему именно он сейчас вспомнился? Что никакой не кооператор - к маме не ходи. Крутит темные дела, хранит-оберегает в своем складе-гараже уйму дефицита, трется на «барахолке» днями. Интересное заделье, не пыльное, а доходы. Как шустро поменял свою японскую «лайбу» на немца! А тому цена - полмиллиона минимум! Подержанному! Такие деньги Олег в натуральном виде и представить не мог. Слышал, что если миллион «деревянных» сторублевками в пачках сложить - как раз полный «дипломат» получается. А представить осязаемо - не мог. Откуда все это у недалеко ушедшего по возрасту парня? Ни горбом, ни халтурками не заработать. Такое только в кино, про гангстерюг из Штатов.
А ведь и правда, подумалось Олегу, так и есть - гагстерюга самый натуральный этот Лёнчик! Только местного разлива! Из этого следует что? А следует голая, вполне логичная конкретика: ему, этому мордастому Лёнчику, Влад, поганец, «ствол» и спроворил! Точно!
Олег вспомнил, как во время «халтурки» у Ленчика тот его в свою компанию агитировал. Перехватил Олегов взгляд на коробки и ящики вдоль стен и бросил с усмешкой: бросай, братан, пролетарить в своем таксопарке, к себе возьму и будешь иметь, как здесь. Даже откинул со стеллажа в углу кусок толстого черного полиэтилена - у Олега зарябили перед глазами початые коробки с пузатыми заморскими бутылками, треугольными банками югославской ветчины, и еще бутылки с яркими нашлепками, и еще банки, и еще.
Сволочь! Заморской жратвой похвалялся, а дедка-сторожа обязал дальше квашеной капусты и местной водяры не заходить в угощениях. Проверял, гнида! А то, смотришь, гремит слесарюга ключами-железками в гараже, а меж делом коньяк импортный лакает втихушку да банки с иноземными шпротами-сардинами по карманам тырит! То-то у этого старого хрыча шаг такой бесшумный, вырастал из-за спины привидением, а глазками буровил, добро пересчитывая.
Суки! Нет, надо было тогда окурком прикинуться, посмотреть, что бы за работенку этот Лёнчик предложил. Сумки с барахлом на толкучку таскать или «семейным» слесарем - править их «ниссаны» и «тойоты», помятые и ободранные по пьянке? А может ихнему боссу понадобился личный шоферюга-механик? Дверцу открыть, «дипломатик» поднесть. С миллиончиком!..
Олег зло усмехнулся. Интересная штука жизнь! Давно ли отутюженные комсомольские райкомовцы величаво повязывали присмиревшей от торжественности момента ребятне алые галстуки и строго - первыми!
– вздымали над детскими головками изнеженные ладошки в бостоновых рукавах: «К борьбе за дело Коммунистической партии - БУДЬТЕ ГОТОВЫ!». «Всегда готовы!» - оглушал ответ юных пионеров.
А как зубрили на четырнадцатилетнем пороге Устав Всесоюзного Ленинского, судорожно вбивая в память определение демократического централизма и хронологию награждения комсомола орденами! И снова строго смотрели отутюженные райкомовцы: а готов ли ты?
Чуть позже оказалось, что готов. Для Кандагара и Саланга. Только как же так вышло, что пока тысячи и тысячи, с потом и кровью, доказывали свою готовность насчет дела Коммунистической партии, отутюженные райкомовцы сменили строгие взгляды на обаятельные улыбки и, словно по взмаху некой волшебной палочки, переместились из своего почти что коммунизма прямиком в - тоже исключительно свой!
– капитализм? Самые принципиальные из них публично жгли партийные и комсомольские билеты и демонстрировали пролежни между указательным и средним пальцами левой руки: да, нам приходилось вздымать правую руку в проклятой атмосфере коммунистического тоталитаризма, но левая рука в кармане ВСЕГДА была сложена в кукиш!