Стервятники
Шрифт:
Снова и снова Олег подымался со скрипучего и коротковатого диванчика, осторожно, чтобы не разбудить отца с матерью, ступал по половицам и, плотно притянув за собой балконную дверь, усаживался на бочонок из-под квашеной капусты, доставая очередную сигарету.
Какое-то шестое чувство, наверное, то самое, что позволяет успешно кормиться в последние годы сотням из всех щелей повылазившим экстрасенсам, астрологам и чудо-знахарям, - чувство это прямо-таки толкало, тащило, как на буксире, к Лёнчику.
Олег и себе объяснить не мог, почему он так уверен, что «ствол» ушел именно туда. Или потому, что Влада нынче черта с два догонишь, не в Питер же лететь. А и достань его - толку-то, очередное вранье слушать? Нет, вариант с Ореховым нереален. Мертвая душа.
Гоголевское определение к бывшему однокласснику вовсе не подходило, подумалось ни с того, ни с сего Олегу. И вообще Гоголь ни к месту вспомнился. Из школьных классиков надо уж, скорее, Чехова вспоминать. Это же он, вроде, где-то про ружье говорил, которое обязано выстрелить. Вот с «кольтом» так вышло! Конкретный был чувак, Антон Палыч.
От этого дебильного словосочетания, мелькнувшего в голове, мысли опять перекинулись к Владу и Лёнчику. Питер далече, а Лёнчик где-то рядом ходит-ездит на своем апельсиновом немецком «мерине».
С этими мыслями и забылся под утро, порядком озябнув на ночном ветерке, - Чита, может, и близко по параллелям к Киеву и Кишиневу, но в августе раскладушку на балконе, как в душные июньские ночи, раскидывать почему-то не хочется.
Проснулся поздно и еще бы спал, но разбудило радио, взахлеб бубнящее на кухне глуховатому бате о величайшей победе демократических сил: про лопнувший путч, баррикады у «Белого дома», злодейский ГКЧП. Потом батя пересел к телевизору, на экране которого замелькали Ельцин на танке, виды президентской дачи в Форосе и сникший Горбачев с супругой на трапе прилетевшего оттуда самолета. Шел четвертый день государственной эйфории. Наплевать!
От бесконечных сигарет, которых ночью на балконе Олег высадил с полпачки, во рту, словно кошки. Мать, накрывая сыну поздний завтрак, озабоченно глянула: не заболел, что-то случилось? Разве она забудет, как после Афгана сын почти полгода, чуть ли ни каждую ночь, туда «возвращался», вскакивая среди ночи в холодном поту, с ревом и матами.
Но сейчас - ел, как всегда, дважды густой чай с молоком подливала ему в любимую фаянсовую кружку с отколотой ручкой. Успокоилась.
Из-за стола Олег подался к дверям.
– Что, опять?
– отец оторвался от мельтешащего телевизора.
– Совсем ты, парень, со своими приработками чокнулся. Ни выходных, ни проходных.
– И правда, сынок, - мать вышла за ним в темный коридорчик- прихожку.
– Сходил бы в кино, на Кенон позагорать съездил. Последние деньки тепло-то.
– Да я, мам, ненадолго. Сама видишь - по-чистому иду, не полезу же я так под чью-то лайбу, - Олег хлопнул себя по джинсам на бедрах.
Закрывая за сыном дверь, Галина Ивановна еще несколько мгновений видела его ладную фигуру, пружинисто перескакивающую по ступенькам вниз; поворачиваясь на площадке, сын на секунду вскинул лицо и улыбнулся матери.
Куда и зачем он подался, Олег и сам не знал. Но дома оставаться было невмоготу. Ноги привычно несли к троллейбусному депо, на конечную остановку «единички». Рука автоматически скользнула за сигаретной пачкой в задний карман «варенок». Чертыхнувшись, остановился. Курево, видимо, так и осталось на балконе. Возвращаться смешно, в гастроном у остановки заглядывать бессмысленно: сигареты, папиросы и даже пачки с махоркой давным- давно улетучились с магазинных полок. Ближайшим местом, где водилось курево, сегодня была «барахолка».
Теперь она шумела на окраине родного Северного микрорайона не только по воскресеньям, но и в субботние дни. За трешку у бабок, торгующих мелочевкой с ящиков у входа, гарантированно можно разжиться пачкой «Стрелы», к которой Олег привык. Ничто так не заставляет курильщика тосковать по никотину, как его отсутствие. Пожалуй, это было сегодняшним утром хоть чем-то определенным для Олега. И он повернул от троллейбусной остановки к «барахолке».
ЗДОРОВЕННЫЙ Лёнчик был одним из тех двух «качков», с которыми Влад перед Восьмым марта встречался, при Олеге, на барахолке в Северном. После Лёнчик сам нашел Олега. Сославшись на Орехова, попросил подшаманить «лайбу», пояснив с кривой усмешкой, что, де, «принял под газом на правую скулу троллейбусный столб».
Белая «тойота-марк-II» от встречи со столбом действительно выглядела непрезентабельно: расколотый передний бампер, смятое крыло. Пришлось повозиться, рихтуя последствия пьяной удали. Лёнчик, как водится, выставил стандартный «пузырь» и сунул Олегу четыреста рублей. На том и расстались.
А после майских праздников снова прикатил. На расхристанной «шестерке». Олег подумал, что, видимо, очередные праздники опять привели Лёнчика к какому-нибудь столбу, тем более, что горе-ездун про необходимость слесарного спасения «родных колес» и загундел. Рабочий день к тому времени иссяк, посему прямо к Лёнчику в гараж и поехали. На Большой Остров, за Ингоду.
«Родные колеса» Лёнчик держал в капитальном, белого кирпича гараже, больше напоминающем просторный мелкооптовый склад. Разнокалиберные импортные коробки, расцвеченные пестрым спектром этикеток и аршинными латинскими буквами, иероглифами и арабской вязью, вперемежку с неказистой отечественной тарой, тоже, тем не менее, содержащей забытый абсолютным большинством читинцев «дефицит», громоздились вдоль обеих стенок гаража и такой же баррикадой под потолок занимали заднюю часть помещения.
Олегу хватило беглого взгляда на все эти запасы: уж на что в афганской столице в период пика советско-афганской дружбы магазинчики и лавчонки частных торговцев от всевозможного импорта ломились, но содержимое гаража Лёнчика любой бы кабульский дукан заткнуло. И откуда у людей такие возможности и такие деньжищи?!
Однако сумасшедшее для провинциальной Читы скопище дефицитных товаров выглядело бледным фоном того, что стояло в центре увиденного. Былой Лёнчиковой «тойотой» в гараже не пахло. С аристократическим превосходством на Олега таращил заоваленные прямоугольники фар апельсиновый «мерседес», лениво отражая в фирменной никелированной радиаторной решетке застывшего в изумлении Мельникова и лопающегося от самодовольства Лёнчика.
Апельсиновое сокровище, правда, как и канувшая в безвестность «тойота», первой свежестью не отличалось, но «мерин» - он и в Африке «мерин». От Олега требовалось, по выражению Лёнчика, пустячное - протянуть болтики-гаечки на ходовой и рулевой, замки и стеклоподъемники на дверцах отрегулировать, зажигание «малость подшаманить».