Стихи (2)

Михалков Сергей Владимирович

— Чего ж тут не понять? — сказал первый Козёл.

— Отнести — дело нехитрое… А ну как нас спросят: «Куда это вы чужой мешок тянете?» А? Что тогда? — спросил второй Козёл.

— Точно, — согласился первый Козёл. — Доказывай потом, что ты с рогами, а не с горбом!

— Ну хоть сходите к Полкану, скажите ему, что я в беду попал! — взмолился Петушок. — А я пока в мешке подожду…

— Это можно, — согласились Козлы. — Правда, не по пути нам, но для тебя сделаем…

Ушли Козлы.

Остался Петушок в мешке на дороге.

Прибежал Полкан выручать Петушка. Прибежал, ан… уже ни мешка, ни Петушка!

Заяц и Черепаха

Однажды где-то под кустом Свалила Зайца лихорадка. Болеть, известно, как не сладко: То бьёт озноб его, то пот с него ручьём, Он бредит в забытьи, зовёт кого-то в страхе… Случилось на него наткнуться Черепахе. Вот Заяц к ней: «Голубушка… воды… Кружится голова… Нет сил моих подняться, А тут рукой подать — пруды!» Как Черепахе было отказаться?.. Вот минул час, за ним пошёл другой, За третьим начало смеркаться, — Всё Черепаху ждёт Косой. Всё нет и нет её. И стал больной ругаться: «Вот

чертов гребешок! Вот костяная дочь! Попутал бес просить тебя помочь! Куда же ты запропастилась? Глоток воды, поди, уж сутки жду…» — «Ты что ругаешься?» — Трава зашевелилась. «Ну, наконец, пришла, — вздохнул больной. — Явилась!» — «Да нет, Косой, ещё туда-а иду…» — Я многих черепах имею здесь в виду. Нам помощь скорая подчас нужна в делах, Но горе, коль она в руках У черепах!

Слон-живописец

Слон-живописец написал пейзаж, Но раньше, чем послать его на вернисаж, Он пригласил друзей взглянуть на полотно: Что, если вдруг не удалось оно? Вниманием гостей художник наш польщён! Какую критику сейчас услышит он? Не будет ли жесток звериный суд? Низвергнут? Или вознесут? Ценители пришли. Картину Слон открыл. Кто дальше встал, кто подошёл поближе. «Ну, что же, — начал Крокодил, — Пейзаж хорош! Но Нила я не вижу…» — «Что Нила нет, в том нет большой беды! — Сказал Тюлень. — Но где снега? Где льды?» — «Позвольте! — удивился Крот. — Есть кое-что важней, чем лёд! Забыл художник огород». — «Хрю-хрю, — прохрюкала Свинья, — Картина удалась, друзья! Но с точки зренья нас, свиней, Должны быть жёлуди на ней». Все пожеланья принял Слон. Опять за краски взялся он И всем друзьям по мере сил Слоновьей кистью угодил, Изобразив снега, и лёд, И Нил, и дуб, и огород, И даже — мёд! (На случай, если вдруг Медведь Придет картину посмотреть…) Картина у Слона готова, Друзей созвал художник снова. Взглянули гости на пейзаж И прошептали: «Ералаш!» — Мой друг! Не будь таким Слоном: Советам следуй, но с умом! На всех друзей не угодишь, Себе же только навредишь.

Заяц во хмелю

В день именин, а может быть, рожденья Был Заяц приглашён к Ежу на угощенье. В кругу друзей, за шумною беседой, Вино лилось рекой. Сосед поил соседа. И Заяц наш, как сел, Так, с места не сходя, настолько окосел, Что, отвалившись от стола с трудом, Сказал: «Пшли домой!» — «Да ты найдёшь ли дом? — Спросил радушный Ёж. — Поди, как ты хорош! Уж лёг бы лучше спать, пока не протрезвился! В лесу один ты пропадешь: Все говорят, что Лев в округе объявился!» Что Зайца убеждать? Зайчишка захмелел. «Да что мне Лев! — кричит. — Да мне ль его бояться! Я как бы сам его не съел! Подать его сюда! Пора с ним рассчитаться! Да я семь шкур с него спущу И голым в Африку пущу!..» Покинув шумный дом, шатаясь меж стволов, Как меж столов, Идёт Косой, шумит по лесу тёмной ночью: «Видали мы в лесах зверей почище львов, От них и то летели клочья!..» Проснулся Лев, услышав пьяный крик, — Наш Заяц в этот миг сквозь чащу продирался. Лев — цап его за воротник! «Так вот кто в лапы мне попался! Так это ты шумел, болван? Постой, да ты, я вижу, пьян — Какой-то дряни нализался!» Весь хмель из головы у Зайца вышел вон! Стал от беды искать спасенья он: «Да я… Да вы… Да мы… Позвольте объясниться! Помилуйте меня! Я был в гостях сейчас. Там лишнего хватил. Но всё за Вас! За Ваших львят! За Вашу Львицу! Ну, как тут было не напиться?!» И, когти подобрав, Лев отпустил Косого. Спасен был хвастунишка наш! — Лев пьяных не терпел, сам в рот не брал хмельного, Но обожал… подхалимаж.

Завидное упорство

Хозяйка в кладовушке, на окне, Оставила сметану в кувшине. И надо ж было, Чтоб тот кувшин прикрыть она забыла! Два малых лягушонка в тот же час — Бултых в кувшин, не закрывая глаз, И ну барахтаться в сметане!.. И понятно, Что им из кувшина не выбраться обратно, — Напрасно лапками они по стенкам бьют: Чем больше бьют, тем больше устают… И вот уже один, решив, что всё равно Самим не вылезти, спасенья не дождаться, Пуская пузыри, пошёл на дно… Но был второй во всём упорней братца — Барахтаясь во тьме что было сил, Он из сметаны за ночь масло сбил И, оттолкнувшись, выскочил к рассвету… — Всем, с толком тратящим упорство, труд и пыл, Я в шутку посвящаю басню эту!

Нужный Осёл

Обед давали у Вола. Хлев переполнен был гостями, А стол — харчами. Пора бы уж гостям и сесть вокруг стола, Но тут разнёсся слух: «К обеду ждут Осла! Как только он изволит появиться, Хозяйка знак подаст — гостям за стол садиться!» Вот долгожданный гость явился наконец. Напротив племенной Коровы Посажен он в кругу Овец. Хозяин налил всем: «Так будем же здоровы! Внимание! Осёл имеет слово!» Весёлые умолкли голоса. Как наш Осёл завел… насчёт овса! Почём теперь овёс, да как овёс хранится, Да почему сытней он, чем пшеница… Он говорит уж полчаса. Один Баран успел напиться, Заснула старая Овца, А речи про овёс всё нет и нет конца: Ослу невмочь остановиться! Уже гостям ни есть, ни пить, ни петь. И начали ряды гостей редеть. Окончен бал, как говорится. Охрипшего Осла остался слушать Вол… Как мог такой Осёл попасть к Волу за стол? Ужели он с Волом был так сердечно дружен? Осёл в почёте был. Осёл Волу был нужен: Когда б кормушками на скотном он не ведал, Он у Вола бы не обедал!

Толстый и Тонкий

«Я лягу на полок, а ты потри мне спину, — Кряхтя, сказал толстяк худому гражданину. — Да хорошенько веничком попарь. Вот так-то я, глядишь, чуток и в весе скину. Ты только, братец, не ошпарь!» Трёт Тонкий Толстого. Одно пыхтит лежачий: «Ещё разок пройдись!.. Ещё наддай!.. А ну ещё разок! Смелей — я не заплачу! А ну ещё разок!..» — «Готово, друг! Вставай! Теперь я для себя парку подкину. Мочалку мылить твой черёд!» — «Нет, братец, уж уволь! Тереть чужую спину Мне не положено по чину. Кто трёт другим, тот сам себе потрёт!» — Смеялся от души народ, Смотря в предбаннике, как Тонкий одевался И как в сторонке Толстый волновался: Он чином ниже оказался!

Непьющий Воробей

Случилось это Во время птичьего банкета: Заметил Дятел-тамада, Когда бокалы гости поднимали, Что у Воробушки в бокале — Вода! Фруктовая вода!! Подняли гости шум, все возмущаться стали, «Штрафной» налили Воробью. А он твердит своё: «Не пью! Не пью! Не пью!» — «Не поддержать друзей? Уж я на что больная, — Вопит Сова, — а всё же пью до дна я!» — «Где ж это видано, не выпить за леса И за родные небеса?!» — Со всех сторон стола несутся голоса. Что делать? Воробей приклювил полбокала. «Нет! Нет! — ему кричат. — Не выйдет! Мало! Мало! Раз взялся пить, так пей уже до дна! А ну налить ему ещё бокал вина!» Наш скромный трезвенник недолго продержался — Все разошлись, он под столом остался… С тех пор прошло немало лет, Но Воробью теперь нигде проходу нет, И где бы он ни появился, Везде ему глядят и шепчут вслед: «Ах, как он пьёт!», «Ах, как он разложился!», «Вы слышали? На днях опять напился!», «Вы знаете? Бросает он семью!» Напрасно Воробей кричит: «Не пью-ю! Не пью-ю-ю!» — Иной, бывает, промахнётся (Бедняга сам тому не рад!), Исправится, за ум возьмётся, Ни разу больше не споткнётся, Живёт умней, скромней стократ. Но если где одним хоть словом Его коснётся разговор, Есть люди, что ему готовы Припомнить старое в укор: Мол, точно вспомнить трудновато, В каком году, каким числом… Но где-то, кажется, когда-то С ним что-то было под столом!..

Соловей и Ворона

Со дня рожденья четверть века Справлял в дубраве Курский Соловей. (Немалый срок и в жизни человека, А соловью — тем паче юбилей!) Среди лесных певцов подъём и оживленье: Окрестные леса Вручают юбиляру адреса. Готовится банкет. Концерт на два часа. И от Орла приходит поздравленье. Счастливый юбиляр растроган и польщён — Не зря в своих кустах свистел и щёлкал он… За праздничным столом в тот вечер шумно было. На все лады звенели голоса, И лишь Ворона каркала уныло: «Подумать только, чудеса! Уж мне за пятьдесят давно перевалило, И голосом сильней, и всем понятней я, И столько раз Сова меня хвалила… А юбилей — поди ж ты — Соловья!..» — Вот пишешь про зверей, про птиц и насекомых, А попадаешь всё в знакомых…

Дальновидная Сорока

Изнемогая от тяжёлых ран, К своим трущобам отступал Кабан. В чужие вторгся он владенья, Но был разбойнику отпор достойный дан, Как поднялось лесное населенье… Сороке довелось в ту пору пролетать Над полем боевых событий. И — кто бы ожидал такой сорочьей прыти! — Сорока, сев на ель, вдруг стала стрекотать: «Так, так его! Так, так! Гоните Кабана! Мне с дерева видней — он не уйдёт далёко! Я помогу, коль помощь вам нужна. А вы ещё разок ему поддайте сбоку!» — «Дивлюсь я на тебя. Ты только прилетела, — Сказал Сороке Воробей, — А трескотнёй своей, ей-ей, Всем надоесть уже успела!» — «Скажи, мой свет, — Сорока Воробью в ответ, — Что толку, если б я молчала? А тут придёт конец войне — Глядишь, и вспомнят обо мне Да скажут где-нибудь: «Сорока воевала!..» — Сороке выдали медаль. А жаль!