Стихи (2)

Ваншенкин Константин Яковлевич

Снегопад

Сегодня все немного непривычно. Вокруг бело. И около Карпат Такая тишь, которая обычно Бывает только в первый снегопад. Летит снежок веселый. И солдаты, Не занятые нынче на постах, Глядят на величавые Карпаты, Мечтая о своих родных местах. Пускай в одних снега не выпадали, В других дома по окна замело, Но каждый видит памятные дали И первый снег, упавший на село. Летит снежок над лесом, над болотом, Над поднятой солдатской головой. И, словно зачарованная, рота Следит за ним… И только часовой Невозмутимо ходит по тропинке, Ему здесь каждый камешек знаком… И скромно тают первые снежинки Под кованым солдатским каблуком. 1951 Константин Ваншенкин. Избранное: Стихи. Москва: Художественная литература, 1969.

«Стволов круженье многолетних…»

Стволов круженье многолетних, Травы движенье на тропе. А проводник надел передник И чай разносит по купе. И

до столицы путь недолог, И нас там ждут в дому одном. Проходит маленький поселок За нашим розовым окном. И мы не ведаем нисколько, Как с давней думой в голове Об этом маленьком поселке Тоскует кто-нибудь в Москве. И точно так же, беспокоясь, Кого-то ждут сегодня здесь… За поворот уходит поезд, Одетый белым дымом весь. Поселок кажется поблеклым, И не понять уже - вдали Последний луч скользнул по стеклам Иль это в доме свет зажгли. 1951 Константин Ваншенкин. Избранное: Стихи. Москва: Художественная литература, 1969.

Галя

Ложится луч на желтую тропинку. Огромен сад. Деревьев много в нем. Но Галя видит каждую травинку И стеклышко, горящее огнем. Вот паутина легкая повисла, Летит, кружась, листок над головой. И полон удивительного смысла Весь этот мир, огромный и живой. Она глядит доверчиво и просто На толстого мохнатого шмеля. Она такого маленького роста, Что рядом с ней находится земля. И то, что нам обычно недоступно: Веселые жучки да муравьи, Все для нее отчетливо и крупно, Достойно восхищенья и любви. Ей в этом мире многое в новинку: И пенье птиц, и зайчик на стекле… А я запомнил каждую травинку, Когда лежал с винтовкой на земле. Вокруг поля, и далеко до дому, И не шмели, а пули у виска. Но, знать, не зря солдату молодому В тот давний год земля была близка. 1951 Константин Ваншенкин. Избранное: Стихи. Москва: Художественная литература, 1969.

«Я прошел от самого вокзала…»

Я прошел от самого вокзала До того знакомого окна, Где меня когда-то ожидала Школьница примерная одна. И сегодня, как в былую пору, Сквозь окошко льется ровный свет. Только вот к дощатому забору Чей-то прислонен велосипед. Полоса медлительного света Серебрит смородиновый лист. Может, он хороший парень, этот Неизвестный велосипедист. На широкой улице, быть может, Я его когда-нибудь встречал. Но, наверно, он меня моложе: Раньше я его не замечал. И теперь, все это понимая, Я в тени под кленами стою. Спиц велосипедных не ломаю И окошек девичьих не бью. Что же тут особого такого? Просто вспомню прежние года, Покурю у клуба заводского, Посижу тихонько у пруда. А пойду на станцию обратно Обойду то место стороной: Может, парню будет неприятно Встретиться нечаянно со мной. 1951 Константин Ваншенкин. Избранное: Стихи. Москва: Художественная литература, 1969.

«Сосновый дом, где ввек не сыщешь пыли…»

Сосновый дом, где ввек не сыщешь пыли, Где мама молода и нестрога И где на подоконниках застыли Столетников зеленые рога. Казалось, это горные бараны, Пришедшие с далеких снежных гор, Уснули, чтобы поздно или рано Разбить стекло и выскочить во двор. …И детство шло, как надо, по порядку, И лет с шести уже мечталось нам В лесу раскинуть белую палатку И турники вкопать по сторонам. Бойцы в поход шагали ранним летом, Бежали ребятишки через двор, И я гремел оконным шпингалетом, Похожим на винтовочный затвор. Летели ввысь отрядные запевы, И, сколько тех мотивов ни таи, Они придут, едва ты спросишь: где вы, Подросшие ровесники мои? От нашего мальчишеского круга Мы отошли. Но это не беда, Когда, теряя из виду друг друга, Друзьями остаются навсегда. 1951 Константин Ваншенкин. Избранное: Стихи. Москва: Художественная литература, 1969.

«Земли потрескавшейся корка…»

Земли потрескавшейся корка. Война. Далекие года… Мой друг мне крикнул: - Есть махорка?. А я ему: - Иди сюда!.. И мы стояли у кювета, Благословляя свой привал, И он уже достал газету, А я махорку доставал. Слепил цигарку я прилежно И чиркнул спичкой раз и два. А он сказал мне безмятежно: – Ты сам прикуривай сперва… От ветра заслонясь умело, Я отступил на шаг всего, Но пуля, что в меня летела, Попала в друга моего. И он качнулся как-то зыбко, Упал, просыпав весь табак, И виноватая улыбка Застыла на его губах. И я не мог улыбку эту Забыть в походе и в бою И как шагали вдоль кювета Мы с ним у жизни на краю. Жара плыла, метель свистела, А я забыть не смог того, Как пуля, что в меня летела, Попала в друга моего… 1952 Константин Ваншенкин. Избранное: Стихи. Москва: Художественная литература, 1969.

Я спешу, извините меня

Лунный свет над равниной рассеян, Вдалеке ни села, ни огня. Я сейчас уезжаю на Север, Я спешу, извините меня. На холодных просторах великих, В беспредельные дали маня, Поезда громыхают на стыках. Я спешу, извините меня. Говорю вам, как лучшему другу, Вас нисколько ни в чем не виня: Соберитесь на скорую руку. Я спешу, извините меня. Не хотите? Ну что ж вы, ей-богу!.. Тихо дрогнули рельсы, звеня. Хоть присядьте со мной на дорогу. Я спешу, извините меня. Может быть, вы раскаетесь где-то Посреди отдаленного дня. Может быть, вы припомните это: "Я спешу, извините меня". Жизнь прожить захотите сначала, Расстоянья и ветры ценя… Вот и все. Я звоню вам с вокзала. Я спешу, извините меня. 1964 Константин Ваншенкин. Стихотворения. Москва, "Художественная Литература", 1966.

«Это было давно…»

Это было давно. Мы расстались тогда. А назавтра по старой аллее Я, забывшись, пришел машинально туда, Где обычно встречались мы с нею. И опомнился лишь под лучом фонаря Возле дома ее, перед входом… Так - случается - в первые дни января Письма прошлым датируют годом. 1954 Константин Ваншенкин. Избранное: Стихи. Москва: Художественная литература, 1969.

Bесна

Начну с того, как по дороге вешней, Сверкающей и залитой водой, Вернулся я заметно повзрослевший И в то же время очень молодой. Себя на свете чувствующий прочно, Прошедший земли все и города, Вернулся я, еще не зная точно, Идти ли мне учиться. И куда? Но если мама попросту пугалась, Что вдруг женюсь я в возрасте таком, То год спустя она острегалась, Чтоб не остался я холостяком. – Ну что ты все за книжку да за книжку? Ведь этак вечно будешь одинок. Гляди, у Коли Зуева - мальчишка, А Коля помоложе ведь, сынок… А я смеялся: - Не было заботы! И, закурив, садился в стороне, Как будто знал особенное что-то, Доподлинно известное лишь мне. Но я не знал (и в этом было дело), Как любят настоящие сердца. Я был самоуверен до предела И не был откровенен до конца. Я делал вид, что мне неинтересно С девчатами встречаться при луне, А между тем мне было б очень лестно Узнать, что кто-то тужит обо мне. Но потому, что деланно-привычно Не замечал вокруг я никого, Мне вслед смотрели тоже безразлично Студентки института моего. Однажды, помню, с тощею тетрадкой Я в институт на лекции пришел. Был ясный день, и я вздохнул украдкой. Садясь за свой нагретый солнцем стол. Косясь на белобрысую соседку, Которую, признаться, не любил, Я не спеша тетрадь придвинул в клетку, Потом проверил, хватит ли чернил. Мигнул друзьям, устроившимся рядом, Успел подумать: "Завтра выходной" И в этот миг я вдруг столкнулся взглядом С веселой однокурсницей одной… Мы много раз встречались с ней глазами, Но равнодушны были до сих пор, И лишь теперь почувствовали сами, Что не случайно глянули в упор. Как будто вдруг заметно еле-еле Великий врач коснулся наших глаз, Чтоб мы в одно мгновение прозрели, Заметив, сколько общего у нас. Увидел я: не нужно быть искусным, Стараться красноречьем покорить, С ней и веселым можно быть и грустным, С ней, как с самим собою, говорить. И все, что было свойственно мне раньше, О чем пришлось мне нынче рассказать, Весь тот налет мальчишества и фальши Хоть не исчез, но начал исчезать. Упала с глаз мешающая сетка, И яркий мир предстал передо мной, И даже белобрысая соседка Мне показалась милой и смешной Влюбленная в заслуженных артистов, Она сидела около окна, Вся сплошь в таких веснушках золотистых, Как будто впрямь на улице весна… Быть может, раздавались за стеною Звонки трамваев, чьи-то голоса. Не слышал я. Сияли предо мною Почти родными ставшие глаза. Раздумье их, улыбку и слезу их Я так пойму, я так смогу им внять, Как даже твой хваленый Коля Зуев Не смог бы, мама, этого понять. Произносил красивые слова я И в школе, и порою на войне, Едва ли даже смутно сознавая, Какие чувства кроются во мне. Прошедшая дорогою военной, Была нелегкой молодость моя, Но тут я глубже понял жизни цену И смысл того, что мог погибнуть я. 1951 Константин Ваншенкин. Избранное: Стихи. Москва: Художественная литература, 1969.

В городке

Знаменит городок Бесконечной стрелою бульвара, Целой уймой садов И осенним богатством базара. Хорошо в сентябре Вдруг услышать в предутренний холод, Как встает на заре Этот фруктами пахнущий город. Как плывут вдоль реки, Мимо сонного плеса немого, Заводские гудки: Шесть часов… Половина седьмого… Этот медленный гуд, Эти звуки любому знакомы. Даже в школу идут Малыши по гудку заводскому. В золотой тишине Километра, наверное, за три Слышно радио мне, Что поет на районном театре. А гудки не молчат, Повторяются снова и снова. Все зовут, все звучат: Семь часов… Половина восьмого… И легко мне, легко, И заботы мои улетают. А гудки далеко За лесами окрестными тают. 1952 Константин Ваншенкин. Избранное: Стихи. Москва: Художественная литература, 1969.