Стихи (3)
Шрифт:
* * * У каждого были причины свои: Одни - ради семьи. Другие - ради корыстных причин: Звание, должность, чин.
Но ложно понятая любовь К отечеству, к расшибанью лбов Во имя его Двинула большинство.
И тот, кто писал: "Мы не рабы!"В школе, на доске, Не стал переть против судьбы, Видимой невдалеке.
И бог - усталый древний старик, Прячущийся в облаках, Был заменен одним из своих В хромовых сапогах. Борис Слуцкий. Стихи разных лет. Из неизданного. Москва: Советский писатель, 1988.
ЗВОНКИ Диктаторы звонят поэтам по телефону и задают
Диктаторы заходят в комитеты, где с бранью, криком, угрозами, почти что с кулаками помощники диктаторов решают судьбу поэтов. Диктаторы наводят справку.
– Такие-то, за то-то.
– О, как же, мы читали.И милостиво разрешают продленье жизни.
Потом - черта. А после, за чертою, поэт становится цитатой в речах державца, листком в его венке лавровом, становится подробностью эпохи. Он ест, и пьет, и пишет. Он посылает изредка посылки тому поэту, которому не позвонили.
Потом все это диктатора, поэта, честь и славу, стихи, грехи, подвохи, охи, вздохи на сто столетий заливает лава грядущей, следующей эпохи. Борис Слуцкий. Стихи разных лет. Из неизданного. Москва: Советский писатель, 1988.
ИЗ НАГАНА В то время револьверы были разрешены. Революционеры хранили свои револьверы в стальных казенных сейфах, поставленных у стены, хранили, пока не теряли любви, надежды и веры.
Потом, подсчитав на бумаге или прикинув в уме возможности, перспективы и подведя итоги, они с одного удара делали резюме, протягивали ноги.
Пока оседало тело, воспаряла душа и, сделав свое дело, пробивалась дальше совсем не так, как в жизни, ни капельки не спеша, и точно так же, как в жизни,без никоторой фальши. Борис Слуцкий. Стихи разных лет. Из неизданного. Москва: Советский писатель, 1988.
* * * Человечеству любо храбриться. Людям любо греметь и бряцать, и за это нельзя порицать, потому что пожалуйте бриться и уныло бредет фанфарон, говорун торопливо смолкает: часовые с обеих сторон, судьи перья в чернила макают.
Так неужто приврать нам нельзя между пьяных друзей и веселых, если жизненная стезя ординарный разбитый проселок? Биографию отлакируешь, на анкету блеск наведешь сердце, стало быть, очаруешь, душу, стало быть, отведешь. Борис Слуцкий. Стихи разных лет. Из неизданного. Москва: Советский писатель, 1988.
ТЕРПЕНЬЕ Сталин взял бокал вина (может быть, стаканчик коньяка), поднял тост, и мысль его должна сохраниться на века: за терпенье!
Это был не просто тост (здравицам уже пришел конец). Выпрямившись во весь рост, великанам воздавал малец за терпенье.
Трус хвалил героев не за честь, а за то, что в них терпенье есть.
– Вытерпели вы меня,- сказал вождь народу. И благодарил. Это молча слушал пьяных зал. Ничего не говорил. Только прокричал: "Ура!" Вот каковская была пора.
Страстотерпцы выпили за страсть, выпили и закусили всласть. Борис Слуцкий. Стихи разных лет. Из неизданного. Москва: Советский писатель, 1988.
О ПРЯМОМ ВЗГЛЯДЕ Честный человек должен прямо смотреть в глаза. Почему - неизвестно. Может быть, у честного человека заболели глаза и слезятся? Может быть, нечестный обладает прекрасным зрением? Почему-то в карател 1000 ьных службах стольких эпох и народов приучают правдивость и честность проверять по твердости взгляда. Неужели охранка, скажем, Суллы имела право разбирать нечестных и честных? Неужели контрразведка, например, Тамерлана состояла из моралистов? Каждый зрячий имеет право суетливо бегать глазами и оцениваться не по взгляду, не по обонянью и слуху, а по слову и делу. Борис Слуцкий. Стихи разных лет. Из неизданного. Москва: Советский писатель, 1988.
* * * Нарушались правила драки. Вот и все. Остальное - враки.
То под дых, то в дух, то в пах. Крови вкус - до сих пор в зубах.
В деснах точно так же, как в нёбе. На земле точно так же, как в небе,
сладкий, дымный, соленый, парной крови вкус во мне и со мной.
До сих пор по взору, по зраку отличаю тех, кто прошел через кровь, через драку, через мордой об стол. Борис Слуцкий. Стихи разных лет. Из неизданного. Москва: Советский писатель, 1988.
* * * Под этим небом серым, что дождиком сечет, контроль приходит верам, теориям - учет.
Смывает неумолчный дождь клочки газет, следы чернил, все то, что неумолчный вождь наговорил, насочинил,
и размокает, как сухарь, в потоках этих дождевых теоретическая старь, а до чего я к ней привык! Борис Слуцкий. Стихи разных лет. Из неизданного. Москва: Советский писатель, 1988.
ВНЕШНОСТЬ МЫШЛЕНИЯ Мускулы мыслителю нарастил Роден, опустить глаза заставил.
Словно музыка сквозь толщу стен, словно свет из-за тяжелых ставен, пробирается к нам эта мысль. Впрочем, каждый мыслит как умеет. Гений врезывает мысль, как мыс, в наше море. Потому что смеет.
Кто нокаутом, кто по очкам ловким ходом, оборотом пошлым в быстром будущем и в тихом прошлом самовыражается. И по очкам, по академическим жетонам мыслящего определять ныне мы дурным считаем тоном.
Предложу иной критерий, свой: песенку с бессмысленным мотивом.
Вот он ходит, бодрый и живой, в толще массы, вместе с коллективом.
Все молчат, а он мычит, поет и под нос бубучит, тралялячит.
Каждый понимает: значит, мысль из немоты встает. Борис Слуцкий. Стихи разных лет. Из неизданного. Москва: Советский писатель, 1988.
В УГЛУ Мозги надежно пропахали, потом примяли тяжело, и от безбожной пропаганды в душе и пусто и светло.
А бог, любивший цвет, и пенье, и музыку, и аромат, в углу, набравшийся терпенья, глядит, как храм его громят. Борис Слуцкий. Стихи разных лет. Из неизданного. Москва: Советский писатель, 1988.
* * * Золотую тишину Вселенной, громкую, как негритянский джаз, записали на обыкновенной ленте. Много, много, много раз.
Сравниваю записи. Одна межпланетная тишина. Если дальше глянуть по программе тишина в заброшенном храме.