Никто из нас не хочет чувствовать себя без роду, без племени. Но странно, непривычно, неуютно Марии Аввакумовой в нашем капитализме a la russe. Невозможно вообразить ее смотрящей телепрограммы о нынешней хвастливо-распустежной попсе «Живут же люди!» или «Ты не поверишь!». Она необыкновенно чистый, целомудренно неотделимый от природы человек, по-своему религиозный, и это ее право.
Был у нее, правда, период какого-то нравственного сбоя в девяностых, когда у многих из нас столько всего накипело, что трудно было толком разобрать – на кого. Но начинать поиски виноватых надо с самих себя. Надеюсь, она поняла это.
Переписываясь с нею, я поражался ее обнаженной искренности, даже когда мы яростно спорили. Боюсь, что сейчас такие уже не родятся.
Главная ее автобиография – это, конечно, «Гонимые», история ее рода. Эту впечатляющую прозу нужно обязательно включить в итоговую большую книгу стихов Марии Аввакумовой – книгу, которая, думаю, откроет ни на кого не похожего, с глубокими народными корнями
поэта.
Хочется закончить цитатой из «Гонимых»: «Общеродовая судьба – это кажется невероятным обобщением, но есть же такие всеми любимые, всеми оцененные сорта садовых деревьев, со своей селекционной историей. Никто этого не отрицает. Почему же надо отрицать судьбу рода?»
А разве слово «родина» не происходит от слова «род»?
Евгений Евтушенко
Стихи разных лет
Ясное имя
Не бойся быть русским – не трусь, паренёк,Не бойся быть русским сегодня.За этим не заговор и не намёк,За этим – желанье Господне.Он нас породил.Он один и убьёт.А прочие все – самозванцы.Да их ли бояться! Не трусь, паренёк,На русский призыв отзываться.Прекрасное, ясное имя Иван.Чудесное имя Мария.Светите друг другу сквозь черный туман,В который попала Россия.1990-е годы
«Мамке Волге поклонюсь…»
Мамке Волге поклонюсь.Батьке Дону улыбнусь.Помолюсь гряде свинцовой,Небо – это тоже Русь.Я – чудная, ты – чудак,Съехал с матицы чердак.Помолюсь звезде лиловойПод созвездьем странным – Рак.Где ни ступишь – бурелом,Надоело – напролом.Помолюсь судьбе бедовой,Чтоб не прыгала козлом.Мамке Волге, батьке Дону,волку, белому батону,вербе тихой помолюсь,к лику Божью прислонюсь:поддержи мя, Вседержитель,я немножко тоже Русь.
«Природе что: она то шьёт, то порет…»
Природе что: она то шьёт, то порет,то солнце выкатит сизифье – и народхоть в пляс иди… А то опять Федорена грядки море выльет в огород.А то закрутит больно ивьи рукида по щелям, как бес, заверещит.Природе что! Ещё не то от скуки,бывает, совершит.Ей спишется. Она – сама царицаи госпожа всему. Зато сижу сейчас,прижавшись к печке тёплой, и страницабелеет парусом лирическим у глаз.Ну что же, длись, нескладная погода,унылый май и холода застой.Сейчас со мной и воля, и свобода,и мне тепло от печки золотой.
Чёрные нитки
Устала быть всезнающей змеёй.Устала от черняги испытаний.Я – целый век, при всех царях – изгой,устала от привычки улетаний.Литавр не бил и не сверкала медь:Я их своей рукою отстранила.А то, что мне хотелось бы иметь…нечистая смахнула сила.А всё-таки хорошее сказатьтак хочется об этой жизни-блудне,оставить слово, даже слог связатьиз сумасбродства буден (или будней).Уж солнечной и светлой не прослыть.Но оцени, Господь, мои попыткилуч света спеть, изобразить иль свить.Но под рукою чёрные все нитки.
Под звёздами
Где Север – там ещё, как инок на столбах,стоит какой-то свет, хоть всё вокруг погасло.…Я ничего не знаю о звездах,не смыслю ни аза в простом и ясном.И если коростель-дергач и он же драчиктрещит всю ночь в один и тот же тон,что делает он: славословит?.. плачет?..Иль молится самозабвенно он?Не знаю… Нет, не просто всё ночное.Как омут – сон людишек-карасей,где ловит нас на свой крючок иное,к чему не подступиться жизнью всей.
(Коля Тряпкин)
Плакал поэт над своими стихами,плакал, что их написать дал Господь,а над бессильными телесамиженскими складками падал исподь.Был он по немощи страшной обряженв бабью рубаху и чисто побрит,был он помыт и, как кукла, усаженв угол постели, да там и забыт.Строчки ему прочитает Наташа.Строчкой своей содрогнётся старик,и изо рта выползает, что каша,речи творить отказавший язык…Словно грядущая мира кончинарядом присела к нему на кровать.Тут погибает не просто мужчина –русского духа боянова стать.
Пикалка
Я мукалка, я пикалка:пипи-муму-хаха.Зверушка-недотыкомка,промашка петуха.Я пикалка, я мекалка:пипи-хаха-меме.Такая моя песенка,и я в своём уме.В своём уме, не в вашенском:пипи-хихи-хаха.Хлебнёшь ли чистой,кашинской,а лезет требуха.Всё хрен да чепуховина…И каждый божий часкакая-то хреновинарастёт в стране у нас.И через эти тернии,древнея с каждым днём,мы с мукалкой,мы с пикалкой,куда-нитось бредём.Куда-нитось да вышвырнетвитиеватый путь,и выучен, и вышколен –наступит новый жуть.
«Цветок засохший, безуханный…»
Цветок засохший, безуханный,Забытый в книге вижу я…А. Пушкин
Играют дяди в миротворцев,играют тети в лекарей,а кровь… а кровушка все льетсяиз нас – азийских дикарей.Им вздумалось вложить в компьютервсе наши нежные миры,извлечь итог за три минутывысоколобой их игры:куда нам плыть… когда… далече ль…и сколько жить оставить нас,кого-то завтра покалечить,а этих погубить сейчас.А все ли там у них в порядке,в их намагниченных мозгах?Кто как, а мне темно и гадкожить в надзираемых снегах.Ты жив ли, брат, и ты жива ли,и есть ли где вам уголок?Или уже мы все пропали,как сей неведомый цветок?