Стихи мои, простые с виду...

Иртеньев Игорь Моисеевич

„Компартия с „Медведем“...“

Компартия с „Медведем“ — Надежные друзья, Мы едем, едем, едем В далекие края. Ведет наш бронепоезд Веселый машинист, Везет нас в красный пояс, Хоть сам не коммунист. Везет нас всем кагалом За сотую версту. По шпалам, блин, по шпалам, По рельсам, блин, ту-туу! 2000

„Кому-то в этот день ни холодно, ни жарко...“

Кому-то в этот день ни холодно, ни жарко, Для многих он простой листок в календаре, А для меня в году желанней нет подарка — Торчит Октябрь во мне,

как Ленин в Октябре. Любой свой в жизни шаг я мерю этой датой, Сверяю с Октябрем и мысли, и дела. Пишу ль в ночи стихи, бреду ль домой поддатый Или в парной сижу в чем мама родила. И пусть его враги в бессильной злобе хают, Но как сказал поэт, что всех живых живей: „Октябрь уж наступил, уж роща отряхает Последние листы с нагих своих ветвей“.

„Кому-то эта фраза...“

Кому-то эта фраза Покажется пошла, Но молодость как фаза Развития прошла. Беспечные подруги Давно минувших дней Уже не столь упруги, Чтоб не сказать сильней. А те, что им на смену Успели подрасти, Такую ломят цену, Что господи прости. 1991

„Конечно, это горько, но...“

Конечно, это горько, но Бессмертье мне не суждено — Оно великим лишь награда. Нет, не воздвигнут мавзолей Во славу памяти моей, Да мне, признаться, и не надо. И двое строгих часовых, От холода едва живых, Но неподвижных, словно камень, Не будут около меня, Судьбу курсантскую кляня, Стоять с примкнутыми штыками. Мне предстоит иной покой, Я знаю, кажется, какой — Простая гипсовая урна Да ниша в каменной стене, Пусть непрестижно будет мне, Но в остальном вполне недурно. 1981

„Кончался век, XX век...“

Кончался век, XX век, Мело, мело во все пределы, Что характерно, падал снег, Причем, что интересно, белый. Среди заснеженных равнин, Как клякса на листке тетради, Чернел какой-то гражданин, Включенный в текст лишь рифмы ради. Он был беспомощен и мал На фоне мощного пейзажа, Как он на фон его попал, Я сам не представляю даже. Простой советский имярек, Каких в стране у нас немало. Увы, забвению обрек Мой мозг его инициалы. Лишенный плоти аноним, Больной фантазии причуда, Диктатом авторским гоним, Брел в никуда из ниоткуда. Вот так и мы — бредем, бредем, А после — раз! — и умираем, Ловя бесстрастный окоем Сознанья гаснущего краем. И тот, кто вознесен над всеми, И отмеряет наше время, На этом месте ставит крест И за другой садится текст. 1989

„Кончилось время военных походов...“

Кончилось время военных походов, Мирное время берет свой разбег. Крепни, великая дружба народов, Ельцин и Клинтон — братья навек. Выколем глаз, кто былое помянет, Нам ли сегодня грустить о былом. Клинтон и Ельцин сидят на диване, Ельцин и Клинтон лежат за столом. Клинтон и Ельцин кружат над планетой, Людям земли посылая привет. Есть ли картина прекраснее этой? Этой картины прекраснее нет! Мог ли когда-то об этом мечтать я? Нет, и мечтать я об этом не мог! Ельтон и Клинцин — сиамские братья, Клинцин и Ельтон — наш общий итог. 1995

Короткие встречи

Как-то в штрафной Марадону я встретил. Первенства мира был, помню, финал. Я сделал вид, что его не заметил, Он сделал вид, что меня не узнал. Встретил Толстого я как-то за плугом, Оба отделались легким испугом. С Папою Римским тут в лифте столкнулся Прямо в разгаре рабочего дня. Я отвернулся, и он отвернулся. Я — от смущенья, он — от меня. Мы с Ельциным встречались мало. Все было как-то недосуг, То он пролетом из Непала, То я проездом в Кременчуг. С Николаем встречался я Первым, Петербургом гуляя сырым. Он обычно здоровался первым, А прощался обычно вторым. Встретился с Лайзой я как-то Миннелли На Павелецком вокзале у касс. Оба в какой-то момент онемели, Но подошла электричка как раз. С N. встречали мы рассвет. Я-то встретил, он-то нет. На перекрестке встретясь с Пьехой, Не мог поверить я глазам, Махнул рукой — давай, мол, ехай, И Пьеха резко по газам. Почему-то с Вадимом Жуком От жены я встречаюсь тайком, Но при этом с женою Хаита Почему-то встречаюсь открыто. 1997

„КПСС антинародной...“

КПСС антинародной Покажем орган детородный! 1991

„Кто активный? Кто стабильный?..“

Кто активный? Кто стабильный? Кто в любое время дня? Кто всегда такой мобильный Наготове у меня? Это он, это он, Мой веселый чудозвон.

„Кто из нас не знает Мишку?..“

Кто из нас не знает Мишку? Миша Мишин всем нам мил. Замечательную книжку Написал наш Михаил. В зашибенном переплете, Шрифт, бумага — все при ней, Посильней, чем „Фауст“ Гете И раз в десять посмешней. Потерявши стыд и совесть, Он во всей предстал красе, Есть рассказы в ней и повесть, Пьесы, очерки, эссе. Пульс эпохи в книге слышен, Слышен гул лихих годин, Молодец, товарищ Мишин, Извиняюсь, господин. Он, мятежный просит бури, Дышит гневом и тоской, В нашей, блин, литературе Он всего один такой. 1995

„Куда Россия подевалась?..“

Куда Россия подевалась? Неужто канула во мглу? Вчера ведь только продавалась На каждом что ни есть углу. 1995

„Куда ушли товарищи мои...“

Куда ушли товарищи мои, Что сердцу были дороги и милы? Одни из них заплыли за буи, А сил назад вернуться не хватило. Другие в неположенных местах Копали от рассвета до заката. Они сложили головы в кустах, Не вняв предупреждению плаката. А третьих бес попутал, говорят. Кого из нас не искушал лукавый? Забыв про все, рванули в левый ряд, Хоть был еще вполне свободен правый. Четвертые — народец удалой, Те никого на свете не боялись, Стояли — руки в боки — под стрелой И, по всему похоже, достоялись. Ушли друзья в неведомую даль, Наделав напоследок шуму много, Но не скажу, что мне их очень жаль, Ушли и ладно — скатертью дорога. Я на своем остался берегу, Решать свои конкретные задачи. Я здесь стою и не могу иначе, Но за других ручаться не могу. 1986