Стихи. (В переводах разных авторов)
Шрифт:
Of bitterns and fish-eating stoats.
O patrick! for a hundred years
The gentle Niamh was my wife;
But now two things devour my life;
The things that most of all I hate:
Fasting and prayers.
S. Patrick. Tell on.
Oisin. Yes, yes,
For these were ancient Oisin's fate
Loosed long ago from Heaven's gate,
For his last days to lie in wait.
When one day by the tide I stood,
I found in that forgetfulness
Of dreamy foam a staff of wood
From some dead warrior's broken lance:
I tutned it in my hands; the stains
Of war were on it, and I wept,
Remembering how the Fenians stept
Along the blood-bedabbled plains,
Equal to good or grievous chance:
Thereon young Niamh softly came
And caught my hands, but spake no word
Save only many times my name,
In murmurs, like a frighted bird.
We passed by woods, and lawns of clover,
And found the horse and bridled him,
For we knew well the old was over.
I heard one say, 'His eyes grow dim
With all the ancient sorrow of men';
And wrapped in dreams rode out again
With hoofs of the pale findrinny
Over the glimmering purple sea.
Under the golden evening light,
The Immortals moved among thc fountains
By rivers and the woods' old night;
Some danced like shadows on the mountains
Some wandered ever hand in hand;
Or sat in dreams on the pale strand,
Each forehead like an obscure star
Bent down above each hooked knee,
And sang, and with a dreamy gaze
Watched where the sun in a saffron blaze
Was slumbering half in the sea-ways;
And, as they sang, the painted birds
Kept time with their bright wings and feet;
Like drops of honey came their words,
But fainter than a young lamb's bleat.
'An old man stirs the fire to a blaze,
In the house of a child, of a friend, of a brother.
He has over-lingered his welcome; the days,
Grown desolate, whisper and sigh to each other;
He hears the storm in the chimney above,
And bends to the fire and shakes with the cold,
While his heart still dreams of battle and love,
And the cry of the hounds on the hills of old.
But We are apart in the grassy places,
Where care cannot trouble the least of our days,
Or the softness of youth be gone from our faces,
Or love's first tenderness die in our gaze.
The hare grows old as she plays in the sun
And gazes around her with eyes of brightness;
Before the swift things that she dreamed of were done
She limps along in an aged whiteness;
A storm of birds in the Asian trees
Like tulips in the air a-winging,
And the gentle waves of the summer seas,
That raise their heads and wander singing,
Must murmur at last, "Unjust, unjust";
And "My speed is a weariness," falters the mouse,
And the kingfisher turns to a ball of dust,
And the roof falls in of his tunnelled house.
But the love-dew dims our eyes till the day
When God shall come from the Sea with a sigh
And bid the stars drop down from the sky,
And the moon like a pale rose wither away.
Единственная
Действующие лица
Три Музыканта (загримированы под маски)
Дух Кухулина (в маске)
Тело Кухулина (в маске)
Эмер (в маске или загримирована под маску)
Этне Ингуба (в маске или загримирована под маску)
Сида (в маске)
Входят Музыканты, одетые и загримированные так же, как в пьесе «У ястребиного источника». При них те же музыкальные инструменты, либо заранее стоявшие на сцене, либо внесенные Первым Музыкантом (до того, как он встанет посреди сцены с полотнищем в руках) или другим актером (после того, как развернут полотнище). Задником, как и прежде, может служить стена любого помещения; можно использовать то же самое черное полотнище, что и в пьесе «У ястребиного источника».
[Песня при развертывании и свертывании полотнища]
О, женская краса — подобье птицы,
Бессильной белой чайки одинокой,
Что после бури на заре томится
Меж двух борозд на вспаханной равнине,
Внезапным вихрем брошена далеко
Меж темных рытвин на сырой равнине.
О, сколько веков провела
В трудах непосильных душа,
Усердней крота иль орла
Расчет кропотливый верша,
И превзошла расчеты,
Превозмогла мечту,
Чтобы земною плотью
Эту облечь красоту?
О, странное, бесцельное созданье,
О, бледная жемчужница морская,
Что выброшена морем без дыханья
На гулкие пески перед рассветом:
Внезапный вал, на берег набегая,
Метнул ее во тьму перед рассветом.
В каких лабиринтах ума
Ковалась незримая связь,
Что смерть не разрубит сама,
Что жизнью не оборвалась, -
Горькой вины тенета,
Жаркого сердца стук -
Чтобы в оковы плоти
Эту увлечь красоту?
[Полотнище сворачивают, и Музыканты отходят в глубину сцены. При свернутом полотнище с одной стороны сцены обнаруживается занавешенное ложе или носилки, на которых лежит человек в погребальных одеждах. На нем героическая маска. Ближе к зрительному залу присел сгорбившись другой человек в точно таких же одеждах и маске. Эмер сидит у ложа.]